Абиева Н.А.: Начало знакомства с Уолтом Уитменом в России

Русская литература, № 4
1986 г.

В октябрьской книжке 1906 года журнала русских символистов "Весы" была опубликована статья К. Чуковского "Русская Whitmaniana" - первый опыт критического обзора русских статей и рецензий, посвященных Уитмену. 1906-1913 годы - период пробуждения интереса к творчеству американского поэта, и статья К. Чуковского, подводившая итог прежним критико-биографическим публикациям, была своевременной¹. Она подняла наболевший вопрос о недостоверности сообщаемых в печати сведений и явилась предостережением от "доверчивости к русским авторитетам". Преувеличивать значение этой небольшой заметки в истории русской печати и критики, конечно, не следует, но ее ценность станет очевидной, если проследить весь процесс знакомства русской публики с жизнью и творчеством Уолта Уитмена, растянувшийся на долгие десятилетия.

Для этого обратимся к самому началу, а именно - к 1861 году, когда в январском номере "Отечественных записок" в разделе иностранной хроники встречается первое упоминание о поэте. Первое и… курьезное. Неизвестный рецензент, давая обзор новой иностранной литературы, сообщал о "романе" (!) "Листья травы" некоего американского писателя "Уэльта Уайтмэна". Недоразумение, обернувшееся курьезом, возникло из-за ссылки на английские журналы, которые "сильно вооружаются против этого романа". Теперь трудно установить, на какие именно источники ссылался автор заметки и откуда перекочевала эта ошибка, однако следует отдать должное рецензенту, не вполне доверившемуся объективности своих иностранных коллег: "Но должно быть, что его (Уолта Уитмена, - Н. А.) книга имеет какие-нибудь достоинства, хотя бы достоинства изложения, если ее не прошли молчанием, а кричат со всех сторон - shocking!"² Оперативность, с которой отреагировала русская пресса на только что вышедшую за океаном книгу³, в какой-то мере нейтрализует допущенную оплошность.

Следующее упоминание относится лишь к 1882 году. В "Заграничном вестнике" (июнь 1882 года) был опубликован перевод лекции об американской литературе, прочитанной Джоном Суинтоном, редактором нью-йоркской "Sun", перед Философским обществом в Бруклине в марте 1882 года. "Заграничный вестник" - "учено-литературный журнал" - специализировался в основном на переводных статьях, и лекцию Суинтона нельзя отнести непосредственно к русской уитманиане. Тем не менее эта публикация свидетельствует о живом интересе к событиям культурной жизни за пределами России, в частности в США. Подкупает и стремление редакции знакомить своих читателей с наиболее значительными литературными явлениями. Не случайно выбор пал на Дж. Суинтона, считавшегося одним из популярнейших лекторов в своей стране.

В 1883 году снова в "Заграничном вестнике" (март) помещен критико-биографический этюд П. Попова - первая русская статья об Уитмене, написанная, по словам Чуковского, "с суконной добросовестностью"⁴. П. Попов заслужил подобный отзыв за "варварски переведенные цитаты". Чуковский пишет: "Разбирать ли этот перевод, если весь он такого свойства:

"Многие потеют, пашут и жнут,
а потом мякину получают в награду,
И не много бездельников постоянно
заявляют претензию на пшеницу
и получают ее"".
 

Обращая внимание на качество перевода стихотворных отрывков и оставляя без внимания текст статьи, К. Чуковский был по-своему прав: к тому времени, когда он писал заметку "Русская Whitmaniana", с особой актуальностью встали вопросы именно качества перевода и научного подхода к исследованию творческого наследия Уитмена. Если рассматривать с этих позиций статью П. Попова, она во многом устарела и не отвечала новым требованиям, выдвинутым последующим поколением критиков, что, однако, ни в коей мере не уменьшает ее значения для истории критики. Содержание ее и выражаемое Поповым восхищение личностью поэта позволяют предположить, что автор был человеком прогрессивных взглядов: "Он (Уитмен, - Н. А.) решительно отказывается сказать хоть одно слово в защиту эксплуатирующих классов. Немудрено после этого, что Гуитмана здесь (в США, - Н. А.) обзывают коммунистом, социалистом, безбожником и т. д."⁵

По данным исследователя С. Степанчева, цензура нашла, что критический этюд содержит крамолу, и автора посадили в тюрьму, а издание журнала приостановили до конца года⁶.

К сожалению, эти данные нам не удалось подтвердить ссылкой на более достоверные источники. Но о том, что государственная цензура часто прибегала к различным административным карам, хорошо известно. Только за период 1882-1894 годов зарегистрировано более 70 случаев приостановки журналов и газет, а иногда и полного запрещения изданий⁷.

В июне 1883 года фрагменты статьи П. Попова под названием "Уолт Уитмен в России" ("Walt Whitman in Russia") перепечатал американский журнал "Critic" (т. 3, 16 июня). Поэт, пристально следивший за всеми публикациями, в которых упоминалось его имя, не только сам ознакомился с работой П. Попова, но в письмах ко многим друзьям и знакомым рекомендовал обратить на нее внимание. Небезынтересно и то, что Уитмен посчитал подпись "Dr. P. Popov" псевдонимом Дж. Суинтона. В архивах поэта сохранился экземпляр "Critic" со статьей, на полях которой его рукой написано: "Я предполагаю (интуитивно), что автором этой статьи является Джон Суинтон"⁸"Заграничном вестнике", о чем 18 августа 1882 года его информировал сам Суинтон.

Об увлечении И. С. Тургенева Уитменом мы узнаем из его письма П. В. Анненкову (от 31 окт. 1872 года), в котором он сообщал о своем намерении послать издателю Е. И. Рагозину "несколько переведенных лирических стихотворений удивительного американского поэта Уальта Уитмана (слыхали Вы о нем?) с небольшим предисловием"⁹.

Долгое время считалось, что переводы Тургенева не сохранились. Лишь в 1966 году И. С. Чистова опубликовала сообщение о найденном в парижской Национальной библиотеке черновом автографе перевода стихотворения У. Уитмена "Бейте, бейте, барабаны!". (К сожалению, этот незавершенный набросок не дает возможности судить о качестве перевода.¹⁰) И. С. Чистова предположила, что Тургенев отказался от дальнейшей работы над переводами из-за цензурного запрещения Уитмена в России. Но с этим едва ли можно согласиться, так как сам Тургенев в ответ на просьбу Анненкова ("Нельзя ли прислать хоть черновые переводы ваши Уайтмана? Я об этом человеке знаю только по статейке в "Revue des Deux Mondes""¹¹) писал, что болен и "болезнь сия еще ту имеет прелесть, что отнимает всякую охоту работать. Переводы мои из Уитмана (не Уайтмана) тоже сели на мель - и потому и Вам ничего пока прислать не могу"¹². Очевидно, работа у Тургенева не получилась, и он отказался от нее совсем.

Знакомство Л. Н. Толстого с "Листьями травы" состоялось намного позднее - в 1889 году, когда он дважды получил эту книгу от своих английских почитателей¹³. Один из них, Эрнст Риз Коллиз, писал Толстому, что его идеи совпадают с идеями У. Уитмена. Толстой внимательно прочел сборник, о чем красноречиво свидетельствуют многочисленные карандашные пометки в обоих экземплярах, и посвятил Уитмену ряд дневниковых записей. А в июне 1890 года он послал "Листья травы" известному переводчику Льву Никифорову, сопроводив рекомендацией: "…книжечка весьма оригинального и смелого поэта Уолта Уитмана. Он в Европе очень известен. У нас его почти не знают. И статья о нем, с выборкой переведенных его стихотворений, будет, я думаю, принята всяким журналом - "Русской мыслью", я уверен - тоже могу написать". Но по неизвестным нам причинам этот замысел тоже осуществлен не был.

Чуковский отмечает, что в американской критике творчество Толстого неоднократно сближали с творчеством Уитмена и Толстой знал об этом. В книге Эрнста Кросби "Толстой и его жизнеописание" многие идеи русского писателя проиллюстрированы цитатами из "Листьев травы"¹⁴. А в России в 1892 году некролог, посвященный Уитмену в "Книжках недели", был озаглавлен "Американский Толстой".

Как видим, ни Тургенев, ни Толстой не оказали заметного влияния на процесс знакомства русского читателя с творчеством Уитмена.

Не обошел Уитмена молчанием и "Энциклопедический словарь" Брокгауза и Эфрона¹⁵. Автором заметки была З. А. Венгерова (1867-1941), переводчица, критик и историк литературы, сотрудничавшая во многих русских журналах - "Северном вестнике", "Вестнике Европы", "Русской мысли" и др. В частности, вместе с Г. В. Плехановым она вела раздел литературной критики в ежемесячном петербургском журнале "Начало" - печатном органе легальных марксистов.

З. А. Венгерова впервые попыталась дать литературно-критический анализ творчества Уитмена и признала его новаторство в области содержания и формы: "В своеобразную форму Витман воплотил оригинальное содержание". По ее определению, "Листья травы" "написаны не стихами, а ритмической прозой". В 1892 году верлибр находился в стадии становления, и З. А. Венгерова не отнеслась с должным уважением к новому способу стихосложения. Несомненным же достоинством ее анализа явилось то, что она не прошла мимо такого стилистического приема у Уитмена, как его теперь всемирно известные каталоги: "Много места занимают… перечисления различных предметов, снабженных, для разнообразия, большим количеством эпитетов. Эти списки в лучшем случае можно сравнить с гомеровским "каталогом"". Несмотря на стремление быть объективной, Венгерова не скрывает скептицизма относительно такого рода поэтического творчества и сурово оценивает специфику уитменовской поэтики: "При всей глубине отдельных частей, общая хаотическая непонятность замысла и антихудожественные приемы мало соответствуют репутации гениальности, признаваемой за автором".

Рассматривая сборник стихов Уитмена с позиций традиционной классической поэтики и отвергая его новаторские приемы, З. А. Венгерова между тем признает и даже подчеркивает национальный характер его творчества, идя в разрез с общепринятой в Европе точкой зрения на литературу США как на вариант английской: "Сборник поэтических произведений Витмана": "Leaves of Grass" несомненно стоит вне всякой европейской литературы; это - продукт американской почвы". О том, насколько нетрадиционным оказалось это высказывание, можно судить по тому, что в 1898 году, т. е. шесть лет спустя, в журнале "Русское богатство" была опубликована статья И. В. Шкловского (псевд. Дионео) "Оскар Уайльд и Уот Уитмэн", в которой творчество Уитмена как раз и рассматривается в традициях развития английской литературы¹⁶.

Как видим, за тридцать лет, прошедшие со времени публикации первой рецензии на "Листья травы" в России, об Уитмене было написано не так уж много, и, заканчивая обзор этих первых критико-биографических работ, можно сделать вывод, что они носили сугубо ознакомительный характер.

С конца 90-х годов в русской уитманиане наступил период застоя, продолжавшийся около десяти лет. В печати время от времени появлялись заметки, полные всевозможных неточностей и содержащие, как правило, пересказы предыдущих публикаций. Запросы и вкусы различных кругов читателей, на которые ориентировались журналы, во многом определяли содержание выходивших статей.

Демократические идеалы Уолта Уитмена отвечали революционному духу эпохи. Восприятие его как "певца демократии, труда и борьбы" характерно для изданий революционных народников и легальных марксистов. Так, в 1899 году в журнале "Начало" появилось стихотворение "Не скорбным, бессильным, остывшим бойцам…" с подзаголовком "Из Уота Уитмана" и подписанное: "Н. Тан"¹⁷. Под этим псевдонимом скрывался Владимир Германович Богораз. Писатель, этнограф, фольклорист, он был широко известен своей общественной деятельностью; за принадлежность к "Народной воле" отбывал заключение в Петропавловской крепости и ссылку на Колыме. Его поэзии свойственны высокая гражданственность и революционный пафос. Стихотворение "Не скорбным, бессильным, остывшим бойцам…", более известное под названием "Песня труда и борьбы", относится к лучшим его произведениям. О том, что Богораз является именно автором, а не переводчиком, свидетельствует многое. Во-первых, это стихотворение не удалось идентифицировать ни с одним произведением Уитмена. И не только потому, что трудно сопоставить нерифмованные, обладающие своеобразным ритмическим рисунком строки верлибра с правильным трехсложным анапестом предполагаемого перевода. Текст "Песни труда и борьбы" полон призывов к борьбе, характерных для творчества русских писателей-демократов конца XIX века. Даже неискушенный читатель мог понять, о какой земле и о каких "ласточках" здесь говорится:

"От края до края родимой страны
…
Мы ласточки свежей, зеленой весны,
Идущей за нами вослед".
 

Петербургский цензурный комитет также не был введен в заблуждение, о чем свидетельствует его отчет Главному управлению по делам печати по поводу выхода в свет этого стихотворения: "В мартовской книге журнала "Начало" продолжается подкапывание под современный строй России во всех отношениях. Участники журнала являются злейшими врагами России… Они стараются даже поэтизировать свою проклятую задачу"¹⁸.

Во-вторых, как свидетельствуют изыскания литературоведа М. Воскобойникова, В. Г. Богораз неоднократно печатал свои оригинальные стихотворения под видом переводов, тем самым избегая цензурных рогаток. В качестве примера Воскобойников приводит характеристику пятого (и последнего) номера журнала "Начало", данную цензором: "Чтобы выяснить отношение ж. "Начало" к принципам революции, следует отметить стихотворение г. Тана "Прилив", переведенное якобы с английского из несуществующего, по-видимому, поэта Гранмора"¹⁹. А в отношении "Песни труда и борьбы" сохранилось и свидетельство самого Тана о том, что ссылка на Уитмена является фиктивной²⁰. Однако обращение В. Г. Богораза к Уитмену представляется все же не случайным. Русскому общественному деятелю должны были импонировать демократические воззрения американского поэта, воспеваемые им равенство и братство всех живущих на земле людей.

Журнал литературы, науки и политики "Начало" просуществовал всего 5 месяцев. С января по май 1899 года вышло пять номеров в четырех книгах, а 22 июня 1899 года заседание министров постановило "совершенно прекратить издание журнала "Начало""²¹.

В Библиотеке Академии наук СССР хранятся все 4 книги этого издания, что можно считать почти чудом, так как даже на вышедшие номера С. -Петербургский цензурный комитет неоднократно налагал арест, а третья книга (№ 4) была изъята из распространения, и весь тираж должен был быть уничтожен.

Среди материалов четвертого номера также находятся несколько стихотворений Тана, в том числе - "Песня о стали" с пометой "Из Уота Уитмана. Пер. с англ.". Как и "Песня труда и борьбы", это стихотворение не является переводом²².

В 1903 году опубликована интересная статья В. М. Фриче "Очерки иностранной литературы. Возрождение первобытной поэзии" ("Курьер", 1903, 27 сент.), в которой высказана необычная точка зрения на поэтический стиль Уитмена. В. М. Фриче (1870-1929) - русский литературовед, известный первыми опытами применения марксистского метода к истории литературы. Исследователь выделяет несколько типичных черт поэзии "Уайтмэна", очень точно отмечая особенности его поэтики: изображение обыденных вещей и событий, включение перечней предметов (каталогов), повторы. Но кроме этих, уже ранее подмеченных (например, З. Венгеровой) особенностей творчества Уитмена Фриче впервые в русской литературной критике подчеркивает еще одну, едва ли, по его мнению, не самую важную: "Уайтмэн - родоначальник импрессионизма. Импрессионист воспроизводит все внешние и внутренние впечатления в том самом виде и в той самой последовательности, как они входили в его сознание". Эта характернейшая черта поэзии Уитмена редко отмечается исследователями - тем ценнее статья В. М. Фриче. Более того, он пытается объяснить появление феномена Уитмена на небосклоне мировой литературы. С позиций вульгарного материализма Фриче предлагает искать причины возврата к "первобытной" поэзии (к сторонникам которой он также причисляет европейских поэтов-верлибристов - И. Шлаффа, Вьеле-Гриффена и др.) в "повышенной нервозности", вызванной "новыми условиями производства, потребления и обмена, созданными капиталистическим хозяйством".

На смерть Уитмена в 1892 году русские журналы отреагировали рядом статей и некрологов²³, среди которых выделяется заметка В. Р. Зотова, неряшливо написанная, пестрящая фактографическими неточностями, с явной ориентацией на обывателя, падкого на сенсационные подробности.

В. Р. Зотов (1821-1896) - малоталантливый, но чрезвычайно деятельный литератор²⁴, активно сотрудничавший во многих изданиях, в том числе - "Литературной газете", "Театральной летописи" и т. д. Симптоматично, что в своей заметке он заострил внимание на одном цикле стихов - "Дети Адама", причем о недоброкачественности публикаций свидетельствует уже сам стиль изложения: "Горячий поклонник натурализма, он (Уолт Уитмен, - Н. А.) описывает в откровенных фразах оплодотворение и воспроизведение себе подобных. В стихах его нет рифм, часто нет и размера, но они чрезвычайно образны и оригинальны; в них видно самопоклонение". Так впервые в русской прессе личность и творчество Уитмена освещаются намеренно тенденциозно, и начало этой традиции положил "Наблюдатель", журнал, не пользовавшийся широкой популярностью, находившийся на содержании правительства, которое, как известно, щедро финансировало рептильную, официозную прессу и предоставляло ей максимум привилегий²⁵. "Наблюдатель", например, был избавлен и от цензурных предостережений²⁶.

"Наблюдатель" - "журнал литературный, политический и ученый" - издавался в Петербурге в 1882 - 1904 годах. Большое место на страницах этого журнала занимала второсортная беллетристика и реакционная публицистика, "литературный процесс освещался предвзято, литературно-художественные явления часто истолковывались тенденциозно, и развитие литературы в целом получало искаженное изображение"²⁷. М. Горький резко отрицательно относился к этому изданию и характеризовал его как "орган человеконенавистнический"²⁸.

В 1913 году анонимный автор продолжил эту традицию, напечатав "Новые факты из жизни Уота Уитмана", которые на поверку оказались новыми фактами о его смерти²⁹. Статья была откликом на "сенсационное" описание погребения Уитмена, опубликованное Г. Апполинером со слов "одного лица" в апрельской книжке "Mercure de France" за 1913 год и вызвавшее во Франции такую реакцию, что понадобились свидетельства более авторитетных очевидцев, которые и появились в июльской книжке этого же издания. Сенсационным было, очевидно, само завещание поэта, в котором он повелел устроить общественный праздник в день своих похорон и, как сообщила французская пресса, потребовал присутствия на них своих многочисленных внебрачных детей и их матерей - белых и черных. Такая своего рода "пощечина общественной морали" вызвала широкую дискуссию на страницах французских журналов, на которую двумя публикациями откликнулась и русская пресса - уже упомянутой заметкой из "Вестника знания" и статьей (тоже анонимной) в "Бюллетенях литературы и жизни" под названием "Проблема нравственности в применении к великим людям"³⁰.

"Великие люди в то же время и маленький люди, мало чем отличающиеся от нас, грешных"; "… по мере того, как биографические изыскания, письма самих гениев… ближе и ближе знакомили "толпу" с интимными сторонами гениев, почтение мало-помалу начало убавляться, и есть опасность, что "гений" займет свое место в "толпе", ибо от нее он мало чем отличается"³¹.

К началу ХХ века прошло уже более сорока лет со времени первого упоминания Уитмена в России, однако он по-прежнему все еще не был известен широкому кругу читателей. Отсутствовало даже единообразие в написании имени поэта: Уэльт Уайтмэн, Уолт Гуитман, Валт Витман, Вальт Вейтман, Уальт Уайтмэн, Уайт Уитмэн и, наконец, Уот Уитман - написание, ставшее стабильным и употреблявшееся до 1935 года. Пестрота в транслитерации отчасти объясняется тем, что заметки писали, в основном, люди случайные, в служебные обязанности которых входило составление обзоров новых иностранных изданий. О том, что Уитмен не был исключением, свидетельствует реплика, напечатанная в разделе "Горестные заметы" журнала "Весы": "В книге Дж. Лондона "На дне", переведенной Е. Гурвич, на стр. 168, читаем эпиграф из О. Уайльда с подписью: Оскар Вайльде. Любопытно знать, на сколько еще ладов будут коверкать это злосчастное имя несведущие русские переводчики!"³²

Поэтому появление статьи К. Чуковского "Русская Whitmaniana", начинавшейся словами: "Пора Уитману сделаться русским поэтом"³³, было событием в истории этого вопроса. Именно 1906 год, когда К. Чуковский наконец выделил два существенных условия, имевших важное значение для последующего развития русской уитманианы (непременная достоверность сообщаемых биографических и библиографических данных и наличие преемственности в критических работах), можно считать началом серьезного научного изучения творчества Уолта Уитмена в России.

В Российской империи запреты на книгу Уитмена время от времени возобновлялись. Сборник "Побеги травы" в переводе К. Бальмонта (1905) был конфискован, и почти все экземпляры уничтожены. К. Чуковский дважды (в 1905 и 1911 годах) привлекался к суду "за потрясение государственных основ", а книга его переводов из Уитмена (1911) "была уничтожена по постановлению Московской судебной палаты. В 1913 году полиция Харькова, Одессы, Риги, Вильны запретила публичные лекции о жизни и поэзии Уитмэна"³⁴.

В Европе тем временем имя поэта становилось все более известным. В Германии уже в конце XIX века вышел в свет ряд посвященных ему монографий³⁵. Особо следует сказать о судьбе Уитмена во Франции, стране, открывшей его для Европы. Памятуя же давние и прочные русско-французские литературные связи, можно предположить, что весьма пристальный интерес к Уитмену во Франции повлиял на его возникновение и в России. Начало систематическому и серьезному изучению поэтического наследия Уитмена в обеих странах было положено почти одновременно. Первые сборники его стихов вышли в России в 1907 году (пер. К. Чуковского), во Франции - в 1909 году (пер. Леона Базальжета), хотя отдельные переводы в периодических изданиях появлялись и раньше, а в России в 1905 году предпринималась неудачная попытка издания "Побегов травы" в переводе К. Бальмонта.

С именем Уитмена в обеих странах связан вопрос о принципах перевода. Переводчики впервые столкнулись с проблемой передачи средствами родного им языка новой стихотворной техники. Несмотря на существование уже вполне сложившейся во Франции системы vers libre, отойти от традиционных поэтических канонов было достаточно сложно, тем более что уитменовский свободный стих имеет свою специфику. Во Франции дискуссия о переводах из Уитмена велась между Л. Базальжетом, первым переводчиком его на французский язык, и Андре Жидом, который назвал издание 1909 года "приукрашенным". (В 1918 году Андре Жид сам издает сборник переводов из "Листьев травы", в котором кроме него принимают участие многие "малые символисты", в том числе и Вьеле-Гриффен, считающийся первооткрывателем Уитмена во Франции. До сих пор указанный сборник переводов считается одним из лучших³⁶.)

Сходная ситуация возникла и в России, где спор о том, как надо переводить Уитмена, шел между К. Чуковским и К. Бальмонтом³⁷. Дискуссия, развернувшаяся в 1906 году на страницах журнала "Весы", возникла после публикации статьи К. Чуковского "Русская Whitmaniana", в которой он высказал ряд критических замечаний по поводу бальмонтовских переводов, напечатанных в "Весах" в 1904 году. Велась полемика между Еленой Цветковой, сотрудницей журнала, взявшей на себя добровольную обязанность защиты переводческого искусства К. Бальмонта, и К. Чуковским³⁸.

Сам К. Бальмонт никак не отреагировал в печати на критику в свой адрес. Тем не менее, горячий тон, в котором развивался литературоведческий спор, обилие доказательств с обеих сторон, тщательное аргументирование создают впечатление непосредственного участия в полемике обоих писателей. Кроме того, у Е. Цветковой встречается одно указание, позволяющее предположить, что ее статья писалась с ведома, если не при участии К. Бальмонта: одно из замечаний Чуковского в статье "Русская Whitmaniana" касалось пропущенного Бальмонтом "прекрасного образа", когда он перевел слово "force" как "сила". Чуковский считал, что контекст требует в данном случае иного перевода: "орда, войско" ("Through the windows - through the doors - burst like a ruthless force"). Защищая Бальмонта, Е. Цветкова пишет о том, что "force" в Америке означает не только "сила", но и "невольники, способные работать в поле". И дальше язвительно замечает: "А Бальмонт знал это, но, банально мысля, не решился обогатить русскую поэзию звуками-неграми". Случайно оброненная фраза "знал это" позволяет (исключительно гипотетически) предположить, что защитница, по крайней мере, советовалась с Бальмонтом, прежде чем написала свою "доказательную заметку".

Свое отношение к Уитмену Бальмонт наиболее полно выразил несколько позднее, в 1910 году, в статье "Полярность", в которой он изложил свои взгляды на поэзию, используя Уитмена как материал для самовыражения: "Если Э. По есть движение души моей от Южных улыбок к Северу, от цветов и поцелуев - к кристаллам льдов, Уолт Уитман есть движение обратное, от скорбей и сомнений он приходит к положительному началу, через него душа моя, постепенно освобождаясь от фанатизма сердца, от горячей моей приверженности к единичным событиям и ощущениям единичной моей жизни, вступает в океан всемирности, слив все инструменты в громовой орган, поет самозабвенно - "Осанна!" У. Уитман есть Южный полюс"³⁹. Трудно увидеть Уитмена за этим пышным цветением фраз и романтической экзальтированностью. Однако в статье есть одно высказывание, дающее представление о методике поэтического перевода, которой следовал Бальмонт: "При передаче строк Уитмана на русский язык я соблюдал наивозможную точность, прибегая к перефразировкам лишь там, где этого категорически требовало мое художественное восприятие"⁴⁰. "Самый субъективный поэт, какого только знала история нашей поэзии" (по меткому определению В. Брюсова)⁴¹, подчинил переводческую деятельность своему творческому "я". В трех последних словах сформулированного Бальмонтом переводческого кредо и заключена суть полемики 1906 года. Основная задача переводчика состоит в том, чтобы наиболее адекватно передать средствами русского языка чуждый ему строй иностранной речи, сохранить дух эпохи, в которую жил переводимый им поэт, передать его индивидуальность. Именно этим принципам следовал Чуковский, вот почему он упрекал Бальмонта: "Бальмонт как переводчик это оскорбление для всех, кого он переводит: для По, для Шелли, для Уайльда. Г-жа Е. Ц. поучает меня, что перевод должен быть художественно воссоздающим, а не "ученически-дословным". А разве Бальмонт "воссоздает"? Ведь у Бальмонта и Кальдерон, и Шелли, и По, и Блейк - все на одно лицо. Все они - Бальмонты. Читатель, знакомый с ними по Бальмонту, не отличит их друг от дружки… Ну, хорошо, лги в отдельных словах, но систему слов, но колорит слов каждому оставь их собственные, а у Бальмонта: краски-ласки-пляски-сказки - это и Теннисон, и Блейк, и По!"⁴²

Резкая оценка переводов Бальмонта Чуковским отчасти подтверждается словами их современника М. П. Миклашевского (1866 - 1943) - русского публициста и литературного критика, сотрудничавшего во многих демократических изданиях под псевдонимом "М. Неведомский". В статье "Об искусстве наших дней и искусстве будущего"⁴³ он цитирует стихотворения Уитмена в "несколько неуклюжих", по его словам, переводах К. Бальмонта. Свое обращение к ним он объясняет тем, что "переводы эти полупрозаические" и, можно думать, они достаточно точны, в противоположность обычным стихотворным переводам Бальмонта, которые всегда страдают у него излишней "свободой" и "разжиженностью"⁴⁴.

М. Неведомский видит недостатки Бальмонта-переводчика, но все же предпочитает его переводы переводам Чуковского, как "внушающие гораздо больше доверия". По всей вероятности, решающим фактором в этом выборе послужила огромная популярность Бальмонта-поэта, автоматически сопутствовавшая ему и как переводчику. Имя модного автора было гарантией успеха его переводов у многочисленных читателей, и именно такое прямолинейное восприятие бальмонтовского творчества подвело и Е. Цветкову, вставшую на защиту "стройного красивого папируса" (К. Бальмонта) от "однодневной поросли" (К. Чуковского).

Несмотря на резкую критику⁴⁵, Бальмонт много переводил и издавал. Опубликованный им в 1911 году в издательстве "Скорпион" сборник стихов под названием "Побеги травы" является наиболее полным дореволюционным изданием переводов из Уитмена, хотя напомним, что первый небольшой сборник, появившийся в 1907 году, был подготовлен К. Чуковским.

по-видимому, очень субъективен. Иначе невозможно объяснить, почему он обошел главное произведение Уитмена - "Песню о себе".

Из немногих стихотворений, которые обратили на себя внимание обоих переводчиков, можно назвать "Читая книгу" из цикла "Посвящения" (К. Бальмонт перевел его в 1911 году, К. Чуковский - в 1914-м). Ниже приводим оригинал и оба перевода стихотворения, чтобы дать возможность их сравнить:

WHEN I READ THE BOOK

When I read the book, the biography famous,
And is this then (said I) what
the author calls a man's life?
and so will someone when I am dead
and gone write my life?
(As if any man really knew aught of my life,
Why even I myself I often think know

Only a few hints, a few diffused faint
clews and indirections
I seek for my own use to trace out here.)⁴⁶

ЧИТАЯ КНИГУ


Известные, я говорю себе:
Вот это автор называет жизнью
Того, о ком он говорит?
И так же кто-нибудь, когда умру я,

(Как будто кто - знал что-нибудь о ней,
Я часто думаю, что сам я мало знаю,
В действительности ничего не знаю
О жизни, о действительности моей,

Разбросанные знаки, указанья,
Чтоб сам отсюда выход я нашел.)⁴⁷

КОГДА Я ЧИТАЮ КНИГУ

Когда я читаю книгу, где описана знаменитая жизнь,

Так, если я умру, и мою вы опишете жизнь?
Будто кто-нибудь знает, в чем моя жизнь была?
Нет, я и сам ничего не знаю о моей настоящей жизни:
Несколько темных следов, разбросанные знаки, намеки,
⁴⁸.
 

Уитмен создал собственный вариант "свободного стиха", в котором огромное значение имеют синтаксическая структура и интонационная система. Здесь, в небольшом по объему произведении, наличествуют два риторических вопроса с характерной повышающейся в конце интонацией и с ударным началом строк, анафора (and), эпифора (life), сопоставление из нескольких предложений в эмфатическом варианте (инверсия). Все вместе эти приемы приводят к созданию особого ритмического впечатления, характерного для уитменовского стиха.

Если же обратиться к переводу, выполненному К. Бальмонтом, то прежде всего бросается в глаза число строк - 13, в то время как у Уитмена их всего 7. А первое же прочтение вызовет полное недоумение - перед нами не новая форма стиха, вызвавшая революцию в поэтическом мире, а давно знакомый белый стих. Неточно передан и смысл последних двух строк.

Перевод, предложенный Чуковским, также далек от совершенства и по сути представляет собой подстрочник, но без дополнений и украшений. Бесспорно, это стихотворение трудно поддается переводу, поскольку поэтическая техника Уитмена ясно просматривается лишь в больших его поэмах. Недостатки первых переводов Чуковского заметил и В. В. Маяковский, который, по свидетельству самого Чуковского, сильно их критиковал: "Неплохой писатель. Но вы переводите его чересчур бонбоньерочно, надо бы корявее, жестче. И ритмика у вас бальмонтовская, слишком певучая"⁴⁹. Чуковскому пришлось выслушать неприятную критику: Маяковский сравнил его переводы с переводами Бальмонта, против которых сам же Чуковский так резко выступал. Уже в переиздании 1919 года он пишет в предисловии: "Я много виноват перед Уитменом, и в предлагаемой книжке мне хочется загладить свою вину… Почти все стихотворения Уитмена предлагаются в новом переводе"⁵⁰.

"Листьев травы" выглядит совсем иначе:

ЧИТАЯ КНИГУ

Читая книгу, биографию прославленную,
И это (говорю я) зовется у автора человеческой жизнью?
Так, когда я умру, кто-нибудь и мою напишет жизнь?

Нет, зачастую я думаю, что я и сам ничего
не знаю о своей подлинной жизни,
Несколько слабых намеков, несколько сбивчивых,
разрозненных, еле заметных штрихов,

чтобы вычертить здесь)⁵¹.
 

Здесь уже ощущается подлинная уитменовская интонация, передаваемая на русском языке теми же, что и у Уитмена, средствами - эпифорами, риторическими вопросами, развернутой сложной синтаксической конструкцией последних четырех строк. И это чувство уитменовского стиха появилось у Чуковского не сразу - понадобилась почти вся жизнь. Переводы же К. Бальмонта из Уитмена постепенно забылись и в полном издании "Листьев травы" нет ни одного из них.

Успехи Чуковского как переводчика Уитмена были оценены сразу же после выхода в свет книги "Поэт анархист Уот Уитман. Перевод в стихах и характеристика" (СПб., 1907). Восторженную рецензию на эту публикацию дал Ю. И. Айхенвальд, представитель эстетской критики, сторонник "чистого искусства", человек, хорошо известный в литературных и театральных кругах Петербурга и Москвы. Он писал: "Я не читал Уитмена по-английски, но непосредственно чувствуется, что г. Чуковский уловил тон и дух великого подлинника и даровито воспроизвел все это буйство ошеломляющих слов, неслыханный шум этой художественной Ниагары"⁵². Следует упомянуть еще две доброжелательные рецензии в журналах "Нива" и "Новая книга", автором которых был Н. Я. Абрамович, особо отмечавший стиль переводов: "Архаичность формы стихов искупается превосходным языком - острым, образным, каленым. И в этом отношении, по-видимому, дело не обошлось без усиленного личного участия переводчика"⁵³.

весьма вольное обращение с оригиналом, была отражением литературной жизни России того времени, и особой заслугой Чуковского явилась постановка вопроса о серьезном изучении творчества Уолта Уитмена. И несмотря на то что еще попадались в печати незатейливые заметки с вариациями на уитменовскую тему, как, например, статья П. А. Сорокина "Бард жизни" ("… можно любить и не любить У. Уитмена, но он неизбежен и потому пределен. Как и все великие творцы, он "нов" и "непонятен", а потому "сомнителен""⁵⁴), - можно сказать, что знакомство русского читателя с Уолтом Уитменом наконец состоялось.

Творческая интеллигенция начала ХХ века поэтическое новаторство Умитмена приняла сразу: и художники и поэты обращались к его стихам в поисках созвучных своим исканиям мыслей, ощущений, форм. Уитмен, "ниспровергатель основ", привлекал к себе смелостью, устремленностью в будущее. Поэтому и нет ничего удивительного в том, что футуристы были хорошо знакомы с его творчеством.

В своих воспоминаниях и статьях о Маяковском, входившем в московскую группу футуристов, Чуковский рассказывает, что в начале своей литературной деятельности - в 1913-1915 годах - поэт испытал влияние личности Уитмена и его "Листьев травы"⁵⁵. Маяковскому "импонировала роль Уитмена в истории мировой поэзии как разрушителя старозаветных литературных традиций, проклинаемого "многоголовой вошью" мещанства. В то время Маяковский сам совершал одну из величайших революций в литературе своего поколения, и Уолт Уитмен был дорог ему как предтеча"⁵⁶"было похоже, что он примеряет его биографию к своей"⁵⁷.

Но не только шумная эпатация и вызов "общественному вкусу", который бросил Уитмен своим современникам, привлекали Маяковского. Он очень внимательно слушал еще не изданные переводы, которые читал ему Чуковский, не раз критиковал их за излишнюю гладкость, интуитивно, не зная подлинника, он угадывал верные слова⁵⁸ и поражал Чуковского своим обостренным чувством языка и формы стиха. Но, как справедливо замечает К. Чуковский, влияние Уитмена на Маяковского не было столь сильным, чтобы можно было ощутить эту доминанту. "Нет сомнения, - писал Чуковский, - что в те годы, когда он создавал свой поэтический стиль, полный "реализованных метафор", "эксцентризмов", гипербол, в этот сложный многосплавный стиль одним из ингредиентов вошел и стиль другого бунтаря - Уолта Уитмена"⁵⁹.

К некоторым возможным влияниям можно отнести название трагедии "Владимир Маяковский" - очевидно, по аналогии с поэмой "Уолт Уитмен" ("Песня о себе"). В поэмах "Облако в штанах" и "Человек" К. Чуковский и А. Дымшиц также усматривают присутствие реминисценций из Уитмена. Но "эти уитманизмы… в его своеобразную поэтическую систему входили полностью творчески переработанные и подчиненные"⁶⁰.

Имена Уитмена и Маяковского как ниспровергателей поэтических канонов и борцов за будущее поэзии в критической литературе неоднократно сопоставлялись, но это - сопоставление двух равных литературных величин⁶¹.

"кубофутуристов" испытала определенное влияние Уитмена и с ним их сближала "ненависть к общепринятой эстетике, тяготение к "грубой", "неприглаженной" форме стиха"⁶². Он находит, что Велимир Хлебников в начале своего творческого пути находился под сильным влиянием Уитмена, и анализирует стихотворение Хлебникова "Сад" (1910), соотнося его с 33-й строфой "Песни о себе" Уитмена: "Не только структура стиха, но и многие мысли "Сада" заимствованы Хлебниковым у автора "Листьев травы"". Правда, тут же Чуковский признает, что "образность "Сада" - чисто хлебниковская, выходящая за пределы поэтики Уитмена"⁶³.

Д. Козлов в своих воспоминаниях о встречах с В. Хлебниковым пишет, что поэт "очень любил слушать Уитмана по-английски, хотя и не вполне понимал английский язык"⁶⁴. И дальше: ""Да, - говорит он (Хлебников, - Н. А.), - Уитмен был космическим психоприемником!" Хлебников назвал поэта медиумом эпохи, который как радиоприемник принимает и отображает идеи, чувства, волевые волны человечества"⁶⁵.

В петербургской группе "эгофутуристов", сформировавшейся вокруг издательства И. Игнатьева "Петербургский Глашатай", был свой уитманианец - И. С. Лукаш (1892-1940), печатавшийся то под собственным именем, то под псевдонимом "Иван Оредеж". Причем под псевдонимом он, видимо, был более известен, так как две обнаруженные рецензии на его стихи (В. Брюсова и К. Чуковского) критикуют работы И. Оредежа, а не И. Лукаша⁶⁶.

"Новые течения в русской поэзии. Футуристы"⁶⁷, и К. Чуковский в заметке "Уитмен и футуристы"⁶⁸ - высказываются единодушно: "Что же такое эти стихи, как не пересказ "своими словами" стихов Уитмена?"

И действительно, при первом же прочтении "Поэзного карнэ" человек, хорошо знакомый со стихами Уитмена, заметит, что почти полностью оно состоит из переделанных наиболее эффектных строчек "Песни о себе":

"Я создал вселенные, я создам мириады вселенных, ибо они во мне,

прекрасны, как сосцы юной девушки,
О дай поцеловать мне темные зрачки твои,
усталая ломовая лошадь".
 

Или же:

"О дай мне поцеловать серые ладони твои, печальный негр.
Меднозвучные и тревожные, как гул
набатов, поэмы сложу о тебе, о человек.
И увидишь ты колыхание зарев и грохот
ревущий органов и флейт ты услышишь, о человек!"
 

Было знакомо имя Уитмена и русским художникам. И. Е. Репин написал предисловие к книге К. И. Чуковского "Поэзия грядущей демократии", в котором рассказывал о том, что впервые услышал это имя на лекции К. И. Чуковского, и со свойственной ему горячностью и стремлением к гиперболизации описал свое впечатление: "Для меня было неожиданной новостью грандиозное значение юродивого поэта-американца". Он называл Уитмена "поэтом соборности, содружества, любви". По всей вероятности, К. Чуковский, горячо и много пропагандировавший творчество Уитмена, заразил своей увлеченностью и И. Е. Репина.

Несомненно, что роль Чуковского в расширении знакомства русских читателей со стихами и жизнью Уитмена трудно переоценить. Но в своем искреннем стремлении увеличить число поклонников Уитмена Чуковский иногда грешит против истины и выдает желаемое за действительное. Например, в заметке "Уитмэн и футуристы" он писал: "Московский лучист Михаил Ларионов, проповедуя в "Ослином хвосте" свои самобытные взгляды, ссылается на Уитмэна как на своего союзника и пространно цитирует его стихи о подрывателях основ и "первоздателях""⁶⁹. На самом деле в статье "Лучистая живопись", которую имеет в виду Чуковский, у М. Ларионова нет ни одного слова о Уитмене. А два стихотворных отрывка - "Первоздатели" из цикла "Посвящения" и "Я слышу - мне вменяют в вину" из сборника "Аир благовонный" - служат только эпиграфами⁷⁰. Других ссылок и цитат в тексте нет. Оба эпиграфа даны в переводах К. Бальмонта по изданию 1911 года.

Уитмене повествовали прежде всего о личности поэта и его воззрениях, что для общественной жизни России второй половины XIX века являлось наиболее важным. Демократические настроения в различных слоях общества, заметно распространившиеся в эпоху капитализма, были созвучны мыслям и идеалам поэта-бунтаря. Уитмен был современником русских народников. Вот почему в статьях П. Попова и И. В. Шкловского (Дионео) так заметен интерес к Уитмену-человеку, Уитмену-философу.

В начале ХХ века наряду с актуальным звучанием призывов Уитмена к демократии заметнее становится реформаторская функция его поэзии. Теперь наибольший интерес вызывает его поэтическая техника, стиль, язык. Достижения Уитмена, творчески переосмысленные, входят составной частью в индивидуальные стили новых русских поэтов рубежа столетий. Появляется большое количество переводов и статей. Знакомство наконец состоялось, и о прочности его свидетельствует обилие переводов, статей, монографий, посвященных У. Уитмену в нашей стране⁷¹.

Н. А. Абиева

Примечания

1 Позднее переработанный и расширенный вариант этой заметки К. Чуковский опубликовал в книге "Мой Уитмен" (М., 1960).

3 Первое издание "Листьев травы" 1855 года и второе - 1856 года прошли малозамеченными. Здесь имеется в виду третье издание - 1860-1861 годов.

4 Чуковский К. Русская Whitmaniana. - Весы, 1906, № 10, с. 45.

5 Попов П. Уолт Гуитман: (Критический этюд). - Заграничный вестник, 1883, т. 6, № 3, с. 572.

6 См. подробнее: Stepanchev St. Whitman in Russia. - In: Walt Whitman Aboard. Syracuse, 1955, p. 145.

8 Whitman W. The Correspondence, v. 3: 1876-1885 / Ed. by H. Miller. N. Y., 1964, p. 342n.

9 Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем. Письма. М.; Л., 1965, т. 10, с. 18.

10 Чистова И. С. Тургенев и Уитмен. - Русская литература, 1966, № 2, с. 196-199.

11 Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем. Письма, т. 10, с. 489.

13 Чуковский К. Л. Толстой об Уолте Уитмане. - Лит. газ., 1940, № 45, 25 авг.

14 Кросби Э. Толстой и его жизнеописание. М., 1911.

15 Энцикл. словарь / Брокгауз и Эфрон, 1892, кн. 12 (т. 6), с. 573.

16 Русское богатство, 1898, № 8, отд. 2, с. 207-214.

18 Цит. по: Воскобойников М. О поэзии В. Г. Богораза-Тана. - На Севере Дальнем (Магадан), 1959, № 4 (15), с. 136.

19 Там же, с. 137.

20 Поэты демократии 1870-1880-х годов. Л., 1968, с. 743.

21 Литературный процесс и русская журналистика конца XIX - начала XX века: Социал-демократические и общедемократические издания. М., 1981, с. 280.

"Американская литература в русских переводах и критике: Библиография 1776-1975" (М., 1977) появление стихотворения Н. Тана "Песня о стали" отнесено лишь к 1902 году.

23 Американский Толстой. - Книжки недели, 1892, № 5, с. 167-171; Зотов В. Р. Североамериканский поэт и гуманист (Вальт Вейтман). - Наблюдатель, 1892, № 6, с. 15-16; [Некролог.] - Библиографические записки, 1892, № 5, с. 390.

24 Литературный архив: Материалы по истории литературы и общественного движения. М.; Л., 1961, т. 6, с. 125-126.

25 См. подробнее: Стыкалин С. И. Русское самодержавие и легальная печать 1905 года. - В кн.: Из истории русской журналистики конца XIX - начала ХХ века. М., 1973, с. 23.

26 Русская пресса и цензура: Материалы для характеристики положения русской прессы, с. 63.

28 Горький М. Собр. соч. М., 1953, т. 23, с. 289.

29 Вестник знания, 1913, № 9, с. 894-896.

30 Проблема нравственности в применении к великим людям: Уот Уитман - Альфред де Виньи - Ф. М. Достоевский. - Бюллетени литературы и жизни, 1913, № 6, ноябрь, с. 317-321.

31 Вестник знания, 1913, № 9, с. 895.

33 Там же, с. 43.

34 См. об этом: Уитмэн Уот. Избр. стихотв. / Пер. и критико-биографический очерк К. Чуковского. М.; Л., 1932, с. 7.

35 Knortz Karl. Walt Whitman der Dichter der Demokratie. N. Y., 1882; см. также работы И. Шлаффа.

36 См. подробнее: Walt Whitman Abroad, p. 1-2.

"Загорелою толпою подымайтесь, собирайтесь…" - пер. К. Чуковского); Нива, 1906, № 41, октябрь, с. 649 ("Всякому" (Из цикла "Посвящение") - пер. К. Чуковского); Сб. товарищества "Знание" за 1906 г. СПб., 1906, кн. 12, с. 249-252 ("Громче ударь, барабан…" (Из цикла "Барабанный бой") - пер. К. Бальмонта); там же, кн. 13, с. 47-54 (Стихотворения (Из цикла "У дороги") - пер. К. Бальмонта).

38 Е[лена] Ц[веткова]. Об Уитмане, Бальмонте, нареканиях и добросовестности: Заметка доказательная. - Весы, 1906, № 12, с. 45-51; Чуковский К. О пользе брома: По поводу г-жи Елены Ц. - Там же, с. 52-60.

39 Бальмонт К. Полярность: (О творчестве Уольта Уитмана). - Современный мир, 1910, № 8, с. 135.

40 Там же, с. 136.

41 Брюсов В. Собр. соч. М., 1975, т. 6, с. 279.

43 Современный мир, 1909, апрель, с. 163-192.

44 Там же, с. 187.

45 См., например: Волошин М. В защиту Гауптмана: По поводу переводов г. Бальмонта. - Русская мысль, 1900, № 5, с. 193-200.

46 Whitman W. Leaves of Grass / Ed. by Sc. Bradley and H. W. Blodgelt. N. Y., 1973, p. 8.

48 Чуковский К. Поэзия грядущей демократии: Уот Уитмэн / Предисл. И. Е. Репина. М., 1914, с. 91.

49 Чуковский К. Из воспоминаний. М., 1959, с. 347.

50 Чуковский К. Уот Уитмэн: Поэзия грядущей демократии. 4-е изд., испр. Пг., 1919, с. 3.

51 Уитмен Уолт. Листья травы / Пер. с англ. М., 1982, с. 33.

53 Нива, 1907, № 7, с. 303; Новая книга, 1907, № 5, август, с. 1-17.

54 Всеобщий журнал литературы, искусства, науки и общественной жизни, 1912, № 2, с. 105.

55 Чуковский К. 1) Из воспоминаний. М., 1959, с. 347-350; 2) Уитмен и футуристы. - В кн.: Чуковский К. Поэзия грядущей демократии: Уот Уитмен, 4-е изд., испр., с. 122-124; 3) Маяковский и Уитман. - Ленинград, 1941, № 2, с. 18-19.

56 Чуковский К. Маяковский и Уитман, с. 18.

58 Чуковский К. Из воспоминаний, с. 347.

59 Чуковский К. Маяковский и Уитман, с. 19.

60 Дымшиц А. Владимир Маяковский. - Звезда, 1940, № 5-6,с. 181.

61 Луначарский А. [Вступительная статья.] - В кн.: Уитмэн Уот. Избр. стихотв. / Пер. и критико-биограф. очерк К. Чуковского, с. 6; Старцев А. Стихи Уитмана. - Лит. газ., 1936, № 2, 10 янв.; Причард К. С. Памяти Маяковского. - Интернациональная литература, 1940, № 7-8, с. 309.

63 Там же.

64 Козлов Д. Новое о Велемире Хлебникове. - Красная Новь, 1927, № 8, с. 179.

65 Там же.

66 Чуковский, язвительно критикуя строки "рьяного уитманианца", даже отсылает нас к стихотворению Ивана Оредежа, опубликованному в "Петербургском глашатае" (1912, № 2). На самом же деле опубликованное в этом номере "Поэзное карнэ. Clamor harmoniae" подписано "И. С. Лукаш".

68 Чуковский К. Поэзия грядущей демократии: Уот Уитмэн / Предисл. И. Е. Репина, с. 122-124.

69 Там же, с. 123.

70 Ослиный Хвост и Мишень. М., 1913, с. 83.

71 Укажем здесь наиболее известные: Гогоберидзе Л. А. Критика американской действительности в творчестве Уолта Уитмена: Автореф. канд. дис. Тбилиси, 1954; Мендельсон М. Уолт Уитмен: Критико-биографический очерк. М., 1954; Засурский Я. Н. Жизнь и творчество У. Уитмена: (К 100-летию со дня выхода в свет первого издания "Листьев травы"). М., 1955; Мендельсон М. Жизнь и творчество Уитмена. М., 1965.