Аллахвердова Н.: У Чуковского

Комсомольская Правда
27 октября 1972 г.

В воскресенье, на которое был назначен этот праздник, погода стояла такая, что дети и взрослые, едва войдя в распахнутые ворота, первым делом выстраивались у воды - всем хотелось напиться, а большие баки с водой и кувшины с квасом, заранее приготовленные в глубине сада, мгновенно пустели, так что их без конца доливали.

В прошлом году, говорят, погода была что надо - теплая и мягкая, в позапрошлом - лил дождь, что уж совсем для костра не годится, но никакая погода костра не отменяет.

Так ведется с 1957 года, когда Корней Иванович Чуковский устроил на своей даче в Переделкине первый костер для детей; с тех пор празднества справлялись два раза в год (одно в июне - "Здравствуй, лето!", другое в конце августа - "Лето, прощай!") и сделались за 15 лет традиционными.

Детям и взрослым Переделкина, Одинцова, Баковки, Мичуринцев, окрестных деревень, поселков, лагерей можно вообще не объяснять, что значит костер у Чуковского.

Это прежде всего - лучшие писатели и поэты страны на маленькой эстраде, специально выстроенной в глубине сада. А кроме того, какие-то ученые собаки, обезьяны, зверьки и звери. И клоуны, актеры, затейники, фокусники, кукольники, жонглеры.

И хотя изменился пафос костров (смысл их сегодня - память о Корнее Ивановиче), как и в прежние времена, дети здесь не сидят чинно по рядам, а висят на деревьях, как большие озорные бананы, и никто на них не шикает, что бы они не вытворяли. Артисты, ожидая своего выхода, переодеваются за простыней, протянутой неподалеку от эстрады, женщины-артистки в прекрасных одеждах сидят на пеньках, а дрессированные собачки бегают между детьми.

Вот и в этом году Николай Атаров (как в прошлые годы Вениамин Каверин) открыл праздник, а потом начались радость и веселье.

Клоун Владимир Кримин ужасно нервничал из-за своей собаки:

- Не кормите Бублика, дети, он не станет выступать!

А рядом стоял и смотрел на все это загадочный для ребят дом Чуковского.

- Балаган! - несколько недоуменно сказал кто-то из гостей-новичков, впервые попавших на костер Чуковского, когда собачка Жучка под веселый смех детей потянула клоуна Владимира Рубцова за штаны, а они вдруг расползлись на нем так, что показались другие, красные в синюю полоску…

- Да, но какой балаган! - ответили ему.

А ведь и правда. Отвлечемся от осуждающего, привычного смысла, заключенного в слове "балаган", представим себе что-то веселое, непринужденное, карнавальное со всеми законами карнавала, и тогда это слово можно будет приложить не только к детским праздникам у Чуковского, но и к творчеству Чуковского и к самому Чуковскому.

Когда в мае этого года Ленинградский ТЮЗ показал во время своих гастролей москвичам спектакль - музыкальный триптих "Наш Чуковский" в постановке З. Корогодского, все в зале поняли, что получился не просто хороший спектакль.

Есть такое понятие - дух Чуковского. Оно определяет лучшее в нашей литературе для самых маленьких. Особое отношение к детям, которое было выражено Чуковским, его детскими книгами и его жизнью.

Драматические актеры играли на сцене поочередно в три разные игры под названием "балет", "опера" и "оперетта".

Из сказки "Муха-Цокотуха" сделали иронический балет и танцевали, совсем "как в балете". Из сказки "Тараканище" - веселую оперетту и пели-танцевали, совсем "как в оперетте". А из сказки "Краденое солнце" - даже трагикомическую оперу, в которой надо было петь, ну, точно "как в опере".

Представление получилось действительно в духе Чуковского.

Если вы явились бы к нему в теплом октябре, когда прохожие еще покупали на улицах арбузы, а на некоторых деревьях еще держалась листва, явились бы вдруг в компании с Дедом Морозом в красной ватной шубе (такой случай был однажды: мы готовили заблаговременно новогодний материал для детского журнала), он даже не спросил бы:

- Отчего это Дед Мороз в октябре?

Чуковский болел, находился в санатории Барвиха, и мы не решались его беспокоить…

- А вот возьмите и поезжайте к нему прямо в Барвиху! - посоветовал нам Лев Абрамович Кассиль.

И мы поехали в Барвиху без предварительного звонка. Но в появлении Деда Мороза в санатории Барвиха для Корнея Ивановича ничего непонятного быть не могло.

Он тут же включился в отношения с Дедом Морозом (именно с Дедом Морозом, а не с журналистом Владимиром Матвеевым, который в Деда Мороза обрядился). Показывал детские книги, которые только-только получил в подарок от японского издательства, спустя минуту переоделся в мантию доктора Оксфордского университета и говорил с Дедом Морозом по-английски о своем пребывании в Лондоне; потом искал под кроватью штепсель, чтобы помочь фотокорреспонденту наладить свет.

Но ведь мы приехали к человеку, который за 70 лет литературной работы завоевал всемирную известность не только как детский писатель. Одного титула "доктор филологических наук" было бы достаточно для оправданной всегда занятости, озабоченности, жесткого жизненного ритма, сосредоточенности на себе. Кроме того, у Чуковского ведь были звания лауреата Ленинской премии, почетного доктора Оксфордского университета… Но Деды Морозы, Бармалей, Бибигон, клоуны и дрессированные собачки всегда были к месту в его жизни.

Сергей Образцов придумал для детей не просто новый кукольный театр, а дом, полный прекрасных игр, начиная с необыкновенных часов над входом, которые сейчас собирают толпы изумленных взрослых, не говоря уж о детях.

Елизавета Ауэрбах решительно каждый свой день начинает с выступления в одной, а то и в двух школах. И бывает, что дети звонят ей:

- Елизавета Борисовна! У нас заболела учительница, и нет урока. Приезжайте, пожалуйста.

И она едет.

Детские праздники в Переделкине были любимым делом Корнея Ивановича.

Он задолго готовился к ним, волновался, а главное, радовался, предвкушая встречу не меньше, чем дети.

На праздниках-кострах у Корнея Ивановича дети видели и слышали Аркадия Райкина, Агнию Барто, Льва Кассиля, Сергея Михалкова, Рину Зеленую, Валентина Берестова, Бориса Заходера, Якова Акима, Эмму Мошковскую.

Тут, конечно, не перечислено и половины тех, кто выступал на кострах разных лет.

Когда начинались праздники, Корней Иванович немедленно превращался в "рядового" зрителя.

Обычно он выходил в экзотическом костюме индейского вождя (подарок какого-то индейского племени) и, как всегда, пренебрегая возрастом, садился вместе с гостями прямо на траве, с удивительной непосредственностью слушал, аплодировал, играл, потом читал свои стихи, сказки, путаницы, перевертыши. Было забавно, когда он внезапно говорил "забыл", "как дальше - забыл", а дети начинали ему хором подсказывать - ведь, наверное, у нас в стране нет детей, которые не знают Чуковского наизусть.

На нынешнем костре я спросила одного мальчика, который мне показался заметно взрослее других:

- Наверное, ты видел здесь Корнея Ивановича?

- Да, - ответил он, - несколько лет назад. Но тогда я не понимал, что писатель бывает живой. Я думал, что это такой клоун "Чуковский". Ну, как Карандаш, например… Мне понравилось, что этот клоун такой высокий, старый, а играет в разные игры, смешит и очень громко говорит…

По глубокому убеждению ребят, все писатели жили в прошлом веке.

И все-таки:

- А что же будет дальше? - это естественный вопрос.

До сих пор костры Чуковского всегда, и после его смерти (уже три года) проводились как будто сами по себе.

Это хорошо, потому что еще раз говорит об общей любви к Чуковскому.

Но это и не совсем хорошо, потому что каждый такой костер, требующий очень большой подготовительной работы, может состояться, а может и не состояться, если не найдется добровольцев-устроителей.

Прошлой осенью мы ездили в Переделкино.

Мы ходили по таинственному, полному удивительных вещей дому Чуковского, похожему на избушку на курьих ножках. В нем все так же чисто, весело и уютно. Тут, в рабочем кабинете, индейский костюм, говорящий лев, волшебный камень, будто бы немедленно исполняющий все желания, и другие диковинные вещи, которые так любил Корней Иванович.

детской библиотеки, которую Корней Иванович построил здесь и подарил детям.

У нас в стране постоянно устраиваются Брюсовские чтения с серьезными литературоведческими докладами, на Пушкинские праздники в Михайловское съезжаются поэты и читает свои стихи.

Но ведь и у детской литературы есть свои заповедные места.

Может быть, правильнее было бы, чтоб костер Чуковского, как некую ценность общенародного значения, взяли под свою охрану и детская секция Союза писателей, и местная администрация, и детская редакция Центрального телевидения, для которой праздник - костер у Корнея Ивановича не может не представлять интереса.

Особенность и прелесть костров Чуковского в том, что для этого костра все равны, каждый, кто хочет, может на него прийти без пригласительных билетов.

дети брали горстями шишки и бросали в огонь. Это было весело и интересно - так поддерживать пламя.

…

- Костры у Чуковского всегда так кончаются, - услышала я ответ, - потому что детям это нравится.

Н. Аллахвердова