Приглашаем посетить сайт
Успенский (uspenskiy.lit-info.ru)

Безродный Михаил: К генеалогии "Мухи-Цокотухи"

Я всех люблю, я всех признаю, и у каждого найду несколько <…> строк, несколько увлекательных напевов.
Из письма К. И. Чуковского к В. Я. Светлову 191(5?) г.

 

Чуковский был убежден в беспрецедентности своих сказок: "В писательской работе, - говорил он, - меня больше всего увлекает радость изобретения, открытия. Эту радость я впервые почувствовал, когда сочинял свои сказки, форма которых, уже не говоря о сюжетах, была в нашей литературе нова" (т. 1, с. 16) 1. Очевидной для автора была общая ориентация этих сказок на традиции русской классической поэзии и народного поэтического творчества (в том числе детского), но никак не на те или иные конкретные произведения письменной и устной словесности. А между тем, такая связь существует. Обратимся к некоторым материалам истории "борьбы за сказку", или, точнее говоря, "борьбы со сказкой".

"Муха-Цокотуха" впервые увидела свет в издательстве "Радуга" в 1924 г. В ближайшие три года "Радуга" пять раз переиздает сказку (в первых пяти изданиях под названием "Мухина свадьба"), а в 1929 г. ее печатает Госиздат. Однако к этому времени кампания по борьбе с "чуковщиной" набирает силу. Статьи, выразительно озаглавленные "Попутчики в детской литературе" 2, "Слабый участок идеологического фронта" 3 и "О "чуковщине"" 4, делают свое дело, и 7 марта 1929 г. папы и мамы ребятишек, посещающих Кремлевский детский сад, принимают резолюцию, в которой "Муха-Цокотуха" объявляется книгой, "восхваляющей мещанство и кулацкое настроение" 5. Железную бдительность проявила и "Литературная газета", усмотревшая в описании свадьбы мухи и комара "тенденцию к протаскиванию в литературу идеализации мещанства" 6. "Протаскивание идеализации" насторожило и других критиков. "О чем говорят эти стихи? - восклицала А. Грудская. - О силе денежки, о значении именин. О заманчивости золотых застежек, о прелести варенья, угощения и пр. и пр. Все это идеи мещан, их круг интересов и удовольствий. Зачем эту дребедень Чуковский прививает нашей детворе? Нужно ли это будущим поколениям строителей коммунизма?" 7. Автор "Мухи-Цокотухи", указывает М. Шишкевич, "пропагандирует буржуазный уклад", "тянет нас назад к прошлому" 8. А также, замечает Л. Кон, "воспитывает примиренческое отношение к подлости" 9. Не удивительно, что после 1936 г. центральные издательства отступаются от "Мухи-Цокотухи", подобно гостям именинницы при появлении паука. Сказка еще выходит по недосмотру в 1937 г. в г. Калинине и в 1938 г. в Пятигорске, а затем в течение почти двух десятилетий не переиздается ни разу.

Но если к концу 1950-х гг. подозрения в "протаскивании идеализации мещанства" как будто рассеялись, то другое типовое обвинение в адрес детской сказки - "слабость естественнонаучной базы" - еще дает о себе знать. В 1960 г. некто А. Колпаков из Сталинабада потребовал сжечь "Муху-Цокотуху" как книгу, которая вводит ребенка в заблуждение: "Это противоестественно, чтобы комар мог жениться на мухе" 10. Ссылаясь на прецеденты подобных мезальянсов в фольклоре (Иван-царевич и лягушка, змей и царевна, и т. п.), Чуковский выразил недоумение, почему бдительный Колпаков до сих пор не сжег "бессмертной украинской баллады о мухе-чепурухе, на которой женился <…> тот же комар" (т. 1, с. 573).

Писатель имел в виду шуточную народную песенку о комаре, который упал с дуба, разбился и был похоронен. В русских и украинских источниках эта песенка представлена многочисленными записями, часть которых относится еще к XVIII в. 11. Внимание Чуковского привлек побочный (и во многих вариантах вообще отсутствующий) мотив свадьбы комара и мухи, которым начинается песенка:


Сбирался комарик
Жениться,

На горюшке 12;

Ой що ж то за шум сочинився?
То комарь на мусi оженився 13;

Комар с мухой сговорится
И будет он на ней жениться 14.
 

Использует Чуковский и прием перечисления антропоморфизированных зверей и насекомых, характерный для таких песенок. В варианте из Самарской губернии, например, поется:


Утки в дудки,
Сверчки в дьячки,
Тараканы в барабаны,
Коза в синем сарафане,
Козел в сапогах.
Комар пищит,
В баню дров тащит 15.
 

В варианте из Галиции описывается приход гостей к комару, пострадавшему при падении с дуба:


Свiрки почали спiвати,
Би бiль могли розiрвати
......................
Пчоли з поля прилiтали,
Плястри з меду прикладали 16.
 

"Приходила к Мухе / Бабушка-пчела, / Мухе-Цокотухе / Меду принесла".

Наконец, само имя героини Чуковского - Муха-Цокотуха (от украинского "цокотати" - цокотать, стрекотать, тараторить 17) - строится по модели, используемой в таких песенках и присказках: "мушки щебетушки", "мухи старухи, славнi громотухи" 18, "мушка-чепорушка" 19.

Другие шуточные песенки о насекомых - мызгире (пауке) и мухе 20 - оказываются фольклорным аналогом сцены пленения Мухи-Цокотухи Пауком; ср.:


Мызгирь пришел, в мережке муху застал,
Ей руки и ноги связал,
И стал ее бити-губити и за горло давити;
А муха вопити 21

"Братцы господа, не покиньте!" 22

Завопила громким гласом
Та муха пред смертным часом 23.
 

Ср.: "А злодей-то не шутит, / Руки-ноги он Мухе веревками крутит, / Зубы острые в самое сердце вонзает / И кровь у нее выпивает. / Муха криком кричит, / Надрывается! <…> "Дорогие гости, помогите!" <…> Не покиньте меня / В мой последний час!" Таковы некоторые из фольклорных источников сказки Чуковского. Среди источников литературных внимания в первую очередь заслуживает шуточная поэма Я. Полонского "Кузнечик-музыкант" 24, повествующая о любви "артиста"-кузнечика к бабочке Сильфиде. В четвертой песне поэмы описан пышный бал гостей-насекомых:


Копошатся гости. В месячном сиянье
Бабочки порхают в бальном одеянье.
Стрекоза, сцепившись с стрекозой, несется.
Пестрый вихорь вальса шелестит и вьется.
Жужелицы ходят около буфета;

Жесткие особы - божии коровки
Собрались друг другу показать обновки.
Молча, подбираясь к двум зеленым мухам,
Два жучка каких-то выступают брюхом
На коротких ножках. Муравей с шнуровкой
Под жилетом модным, с желтенькой коровкой
Важно и небрежно, присядая, пляшет.
Резвая Сильфида крылышками машет...
 

У Чуковского праздник насекомых имеет иной "социальный колорит" 25. Как и в поэме Полонского, в "Мухе-Цокотухе" выведен образ пляшущего муравья 26, однако это уже не светский щеголь, а, по определению самого автора, "удалой деревенский батрак" 27, поэтому "пестрый вихорь вальса" заменен ритмами и мотивами плясовых частушек.

У Полонского "бал под темным небом длился до рассвета" (ср.: "Будет, будет мошкара / Веселиться до утра"), но "не обошелся без скандала" - был прерван появлением и нападением на Сильфиду паука:


Сам артист заметил, как его Сильфиду
Паучок какой-то 28, пренаивный с виду,
За крыло задевши чем-то вроде петли,
Притянуть старался...
 

Но, к счастью для героини,



Подскочил и порвал роковые нити.
 

Отметим еще одно обстоятельство, которое типологически сближает эти произведения. Поэма Полонского восходит не столько к традициям басни и животного эпоса, сколько к распространенной в 1840-50-е гг. "животной карикатуре", сопровождавшейся литературным текстом 29. Как произведение, рассчитанное на детское восприятие, "Муха-Цокотуха" оказалась своего рода возвращением в этот синтетический жанр: издания сказки представляют собою взаимодополняющее единство стихов и рисунков 30. Напомним также о постоянном и настойчивом требовании Чуковского к поэтам, пишущим для детей, - "мыслить рисунками" (т. 1, с. 704-706 и др.).

Возвращаясь к собственно литературным источникам сказки, можно указать также на некоторую зависимость ее характерологии от басенных образов Крылова. Скажем, в басне "Муха и Пчела" Муха так расписывает свое "райское житье":


За мною только лишь и дела:
Лететь по балам, по гостям
.................................
Когда б ты видела, как я пирую там!
Где только свадьба, именины, -
Из первых я уж верно тут.
 

В "Мухе-Цокотухе" дается своего рода апофеоз идеи праздника: свадьба и именины объединяются. Родословная другого героя сказки Чуковского - "лихого, удалого, молодого Комара" - по-видимому, восходит к образам могучих и отважных насекомых, фигурирующих у Крылова: Муравья, который "даже хаживал один на Паука" (басня "Муравей"), и Комара, который самого Льва вызвал "на смертоносну брань" и, разумеется, одолел (басня "Лев и Комар"). В последнем произведении сцене победы предшествует картина всеобщей паники:


От рыка грозного окружный лес дрожит -
Страх обнял всех зверей; все кроется, бежит:
Отколь у всех взялися ноги...
 

(Ср. мотив трусливого бегства животных в "Мухе-Цокотухе" и других сказках Чуковского.)

Указанные произведения (фольклорные песенки о насекомых, поэма Полонского, басни Крылова), сходные по своей образности и "модальности" (мир насекомых уподоблен миру людей), можно назвать сюжетообразующими источниками "Мухи-Цокотухи": описываемые в них события - свадьба комара и мухи, появление гостей-насекомых, нападение паука, освобождение от паука, танец насекомых, битва комара с врагом - это, собственно, готовые мотивные блоки, которые выстраиваются автором сказки в последовательности, соответствующей его замыслу.

Помимо источников такого рода имеется ряд сочинений, фрагменты которых коррелируют с "Мухой-Цокотухой" не столько в содержательном плане (образно-смысловое сходство может быть весьма незначительным), сколько своей ритмикой, интонацией, синтаксисом и т. п., т. е. набором преимущественно формально признаков. Так, "ламентации" Мухи-Цокотухи, попавшей "в когти" Паука:


И кормила я вас,

Не покиньте меня
В мой последний час!
 

- содержательно сходные, как мы видели, с плачем мухи из шуточных песенок, оказываются вместе с тем довольно точным повторением ритмико-синтаксической структуры и рифмующихся слов первой строфы знаменитого романса Е. Гребенки "Черные очи":


Как люблю я вас! Как боюсь я вас!
Знать, увидел вас я в недобрый час!
 

Ритмико-синтаксическое подобие этих отрывков высвечивает и расширяет область их семантического совпадения, вызывая тем самым комический эффект, аналогичный впечатлению, производимому бурлескной поэзией. Рассмотрим сходный пример:


Будет, будет мошкара
Веселиться до утра:
Нынче Муха-Цокотуха
Именинница!
 

Ср.: "Запрокинулась лицом / Зубки блещут жемчугом. / Ах ты, Катя, моя Катя, / Толстоморденькая..."

Весьма значительное формальное сходство этих фрагментов (чередование одних и тех же ритмических форм 4-стопного хорея: IV- IV- IV у Чуковского и VI- IV- IV у Блока; порядок клаузул: муж. -муж. -жен. -дакт. и муж. -муж. -жен. -гипердакт.; схема рифмовки: смежная - внутренняя - холостой стих) при некотором тематическом совпадении (в обоих случаях речь идет о "возлюбленной") резко усиливает смысловую ассоциацию. (Чуковский отмечал, что слова с дактилическим и гипердактилическим ударением принадлежат к числу главных особенностей русской народной поэзии 31, и писал по поводу цитированной строфы из "Двенадцати", а также аналогичных ей строф из четвертой главы поэмы Блока: "Отнимите у этих строк их национальную окраску [т. е. слова с гипердактилическим ударением. - М. Б.], и от них ничего не останется. Потому что это не окраска, а суть" 32. Этот тезис следует, вероятно, рассматривать в контексте представлений Чуковского о ритме как первичном факторе поэзии, а образах как явлении производном 33.)

"Мухи-Цокотухи", но требует более пристального внимания к кругу литературных и научных интересов, пристрастий и увлечений ее автора. В этой связи укажем на исключительную значимость для Чуковского текстов Некрасова, творчеству которого исследователь посвятил около ста работ, а также пушкинских сказок и ершовского "Конька-горбунка" - эти сочинения в представлении Чуковского были чем-то вроде синонимов самого понятия "детская сказка" 34.

Влияние "виртуоза-плакальщика" 35 представлено в "Мухе-Цокотухе" реминисценциями "Кому на Руси..." Ср., например, отражение в сказке известных некрасовских строк об истязании жены мужем 36:


Муха криком кричит,
Надрывается

Ухмыляется.
 

и:


Мой постылый муж
Подымается:
За шелкову плеть

 

("Поразительное его пристрастие к дактилическим окончаниям и рифмам, - писал Чуковский о Некрасове, - объясняется <…> именно тем, что эти окончания в русской речи дают впечатление изматывающего душу нытья" 37. Ср. ретроспективное замечание Чуковского по поводу цитированной сцены из "Мухи-Цокотухи": в соответствии с изменением характера изображаемых событий "плясовой и беспечный хорей" уступает место "скорбному анапесту" 38.)

Изображение бегства насекомых при появлении Паука напоминает некрасовскую сцену смятения и испуга крестьян во время налета на деревню "начальничков" 39:


Но жуки-червяки

По углам, по щелям
Разбежалися
 

и:



Ребята испугалися,
По избам разбежалися.
 

"Мухи-Цокотухи" к одной из пушкинских сказок, как и в случае с "украинской народной балладой", была обнаружена самим Чуковским в полемике с "борцами" против "чуковщины".

"Вместо привития кипучей ненависти к поганому насекомому, несущему угрозу народному здравоохранению, - писал уже знакомый нам Колпаков, - Корней Чуковский проповедует любовь к мухе-цокотухе" 40. Ему вторил медработник В. Васьковский: "Сказка вызывает у ребят определенное сочувствие к бедной, невинно пострадавшей мухе, к "храброму" комару и другим паразитам" (т. 1, с. 562). Чуковскому ничего не оставалось, как сослаться на "Сказку о царе Салтане...", "вызвавшую симпатии детей к комару" (т. 1, с. 566).

Зависимость от Пушкина осмыслялась Чуковским довольно своеобразно. А. Б. Раскин вспоминает: "Моей дочке было пять лет, когда Корней Иванович пришел знакомиться с ней. Представляя его, я сказал: - Это Корней Иванович Чуковский! Он написал все книжки Чуковского, которые ты знаешь. - Да, да, - подхватил Корней Иванович, - и все книжки Маршака, и все книжки Барто. И сказки Пушкина - это тоже я. - "Сказки" Пушкина написал Пушкин, - тихо, но твердо сказала дочка. - Молодец! - сказал Чуковский. - Такая маленькая, а знает классиков" 41. Представляется, что смысл этого эпизода выходит за рамки шуточной игры в Хлестакова. За нею стоит вполне серьезное ощущение близости собственных сказок пушкинским. Эта преемственность делается объектом писательской самоиронии: глубокое "усвоение" уроков Пушкина осмысляется как "присвоение" себе авторства его сочинений.

"Конька-горбунка" (а также "Сказки о царевне Ясносвете" Некрасова и многих частушек) - 4-стопный хорей со сменой женских и мужских рифм - использованы уже в самом начале "Мухи-Цокотухи":


Муха, Муха-Цокотуха,
Позолоченное брюхо!
Муха по полю пошла,
Муха денежку нашла.
 


Пошла Муха на базар
 

- и в памяти возникает раешный стих "Сказки о попе...":


Пошел поп по базару.
 

Перечень подарков имениннице включает едва ли не намеренную реминисценцию "Сказки о царе Салтане...":



В них застежки золотые.
 

Ср.: "А орешки не простые, / Все скорлупки золотые".

"Сватовство" Комара содержит уже ряд параллелей с пушкинскими "Сказкой о мертвой царевне..." и "Сказкой о Салтане...", а также преемственной им сказкой Ершова. Цитация становится многослойной:

"Сказки" Пушкина:



И на свет из тьмы несет.

Ты не коршуна убил,
Чародея подстрелил.
 

Здравствуй, красная девица, -

 

"Конек-горбунок":


За белы руки берет,
Во дворец ее ведет.

Бесподобная девица,

.....................
Видишь, я хочу жениться!
 

"Муха-Цокотуха":


Муху за руку берет


"Я злодея зарубил,
Я тебя освободил,
И теперь душа-девица,
На тебе хочу жениться!"
 

пляшущих:


Гулей, Матвей,
Не жалей лаптей 42.

Ой, топни нога,
Не жалей сапога 43.


Моя сударыня идет 44.
 

Ср.:


Муравей, Муравей
Не жалеет лаптей.

Сапоги скрипят,


Веселится народ -
Муха замуж идет.
 

По воспоминаниям Чуковского, "Муха-Цокотуха" была написана им "с маху, по вдохновению, экспромтом, без черновиков" 45, "сгоряча, в один день" 46"прилив счастья, совершенно ни на чем не основанный" 47 и принялся спешно записывать переполнявшие его строчки, причем, дойдя до изображения танцующих насекомых, сам пустился в пляс и так и писал, приплясывая 48. Как видим, особенности процесса создания сказки отразились на ее структуре. Налицо, кроме того, выполнение одного из важнейших условий устно-поэтического творчества - composition in performance.

Попытаемся теперь обобщить сделанные наблюдения и наметить контуры их содержательной интерпретации. Источники "Мухи-Цокотухи" это, во-первых, произведения фольклора, во-вторых, возникшие на его основе литературные тексты, в-третьих, литературные произведения, далекие от фольклора и подвергшиеся фольклоризации. Некоторые из источников второго типа на протяжении своего бытования проявили тенденцию к возвращению в устную сферу словесного творчества: так, "Сказка о рыбаке и рыбке" и "Конек-горбунок" вошли в репертуар сказителей, "Черные очи" - в романсный фонд русской культуры. Ту же тенденцию обнаруживает и "Муха-Цокотуха" - произведение, построенное по общей для всех сказок писателя схеме 49, наполненное автореминисценциями 50 51, созданное в момент исполнения и, наконец, рассчитанное на устное воспроизведение (детьми, еще не умеющими читать). Справедливо наблюдение, сделанное М. С. Петровским: "Сейчас уже бывает трудно сказать, то ли это Чуковский цитирует детский фольклор, то ли дети цитируют Чуковского <…> Выходящие из фольклора, сказки Чуковского в повседневном быту уходя обратно в фольклор" 52.

"Муха-Цокотуха" - сочинение не только гетерогенное, но и гетероморфное. По образам персонажей это сказка о животных, а в отношении композиционно-фабульном она сродни, с одной стороны, кумулятивной сказке (в той ее части, где описывается последовательное появление гостей; ср. известную сказку о теремке мухи - тип 283 В*=АА.*282, Аф. 82-84), с другой - волшебной сказке (в ней воплощена традиционная схема "беда - поединок - спасение - брак"). Таким образом, "Муха-Цокотуха" это как бы сказка сказок.

Фольклорные и, так сказать, фольклорно-литературные традиции - не просто образец и источник сказок Чуковского. Понятая как средоточие непреходящих ценностей традиция оказывается той единственной реальностью, которую сказка отражает. Традиция выступает здесь не только средством изображения действительности, но и самою этой действительностью, объектом изображения. И в этом смысле "Муха-Цокотуха" представляется сказкой о традиции, сказкой о сказках.

Этот "метапоэтизм", проявляющийся в исключительной насыщенности текста разного рода отголосками (вплоть до контаминации цитат по принципу центона), определяется несколькими факторами разной природы:

"чужого слова", присущим Чуковскому-филологу (как ученого его более всего привлекало исследование влияний и заимствований, принципов трансформации художественного материала 53), и установкой Чуковского-литератора на усвоение и освоение "чужого слова" (перевод, пересказ и переложение были основными приемами и направлениями работы писателя);

- особенностями игрового жизнеощущения автора "Мухи-Цокотухи" и современной ему писательской среды, а также спецификой эстетических воззрений Чуковского (интересно в этом отношении было бы проследить связь сказок с природой и поэтикой всеядной "Чукоккалы");

- влиянием поэтики реминисценций, разработанной в художественной практике символистов и постсимволистов, с сочинениями которых сказки Чуковского связаны и генетически 54.

Если привлекательность текста "Мухи-Цокотухи" для детей обеспечивается особенностями его звуковой - ритмической и фонической - организации, а позднее - еще и содержтельными аспектами (авантюрный сюжет с благополучным финалом, приятные реалии детского быта: подарки, угощение и т. п.), то популярность сказки среди взрослых читателей 55 "возвращения в детство", но и на эффекте своеобразного полуузнавания, смутного, безотчетного припоминания знакомых, издавна и прочно вошедших в культурный фонд текстов и структур - пушкинских сказок, цыганского романса, частушек и пр. Причем вне специального анализа текста если не опознаются, то ощущаются не семантические, а ритмико-семантические реминисценции 56 - еще один пример непростого соотношения "содержания" и "формы" в структуре восприятия художественного произведения.

Михаил Безродный


ПРИМЕЧАНИЯ
:

1 Здесь и далее в скобках приводятся ссылки на номер тома и страницы цитирования по изд.: Чуковский К. Собр. соч.: В 6 т. М., 1965-1969.

3 На посту. 1925. № 1.

4 Крас. печать. 1928. № 9/10.

5 Дошк. воспитание. 1929. № 4. С. 74.

6 Лит. газ. 1929. 19 авг.

8 Земля сов. 1931. № 8. С. 113, 114.

9 Дет. и юнош. лит. 1934. № 5. С. 20.

10 Лит. газ. 1960. 20 авг. Резонанс см.: Там же; Лит. газ. 1960. 15 окт.; 1961. 3 июня; Коммунистическое воспитание и современная литература для детей и юношества. М., 1961. С. 105; Сарнов Б. Страна нашего детства. М., 1965. С. 6-11; Комс. правда (Вильнюс). 1971. 27 июня.

11 Пользуемся случаем выразить признательность А. Л. Топоркову за указание на ряд фольклорных источников.

13 Тр. этногр. -стат. экспедиции в Зап. -Рус. край... / Собр. П. П. Чубинским. СПб., 1874. Т. 5. С. 1169. № 205.

14 Великорусские народные песни / Изд. А. И. Соболевским. СПб., 1902. Т. 7. С. 386. № 442. См. также № 440, 441, 444, 446 - без мотива женитьбы. Цитируя в книге "От двух до пяти" вариант № 446, Чуковский отмечал, что эта песенка имеет, очевидно, украинско-польское происхождение, но "издавна просочилась в русский фольклор и живет в детском обиходе" (т. 1, с. 596).

15 Сборник песен Самарского края / Сост. В. Г. Варенцовым. СПб., 1862. С. 21. № 16.

16 Франко I. Студii над украiнськими народнимi піснями. XXXI. Пiснi про комаря // Зап. наук. товариства iм. Шевченка. 1910. Т. 95, кн. 3. С. 38.

"цокотуха" для обозначения "смешливейшей" девушки: Познаньский Б. Весна в украиньском сел? // Зоря: Письмо лит-наук. для рус. родин (Львов). 1886. № 8. С. 127.

18 Франко I. Студii... С. 50.

19 Чулков М. Л. Соч. СПб., 1913. С. 234. № 198. См. также: Великорусские народные... Т. 7. С. 384-387.

20 Этот сюжет, кстати говоря, неоднократно использовался авторами детских книжек, причем одну из них - "Мизгирь" (М.; Пг.: Госизд-во, 1923), с текстом Л. Зилова и рисунками К. Ротова, - можно считать своего рода прообразом книги Чуковского и Конашевича "Мухина свадьба".

21 Великорусские народные... Т. 7. С. 390. № 447.

23 Там же. С. 387. № 443.

24 Полонский принадлежал к числу любимейших поэтов Чуковского (см.: Жизнь и творчество Корнея Чуковского. М., 1978. С. 167).

Примечание 2008 г. С "Кузнечиком-музыкантом" сказку Чуковского сравнил В. Шкловский; в ответ Чуковский писал: "Вы сравниваете "Муху-Цокотуху" с "Кузнечиком-музыкантом", - слишком много чести для "Мухи". Но: "Кузнечик-музыкант" - лирика. В ней Полонский проецировал свой неудачный роман с одной светской дамой. И эта лирика доступна лишь взрослым. Попробовал бы Полонский написать своего "Кузнечика-музыканта" для 2-х-летних детей. Посмотрел бы я, что у него получилось. А "Муха-Цокотуха" входит в самую кровь малышей именно с двухлетнего возраста. Трехлетним она заменяет и "Кузнечика-музыканта", и все поэмы, созданные в течение веков" (Сродни совести: Из писем К. И. Чуковского // Лит. обозрение. 1982. № 4. С. 107; цит. по: Чуковский К. Стихотворения. СПб., 2002. С. 442).

25 Ср. введение ритмики Камаринского в соответствующую сцену в "Крокодиле": "Даже бабочки уперлися в бока, / С комарами заплясали трепака <…> Пляшут в поле червячки и паучки, / Пляшут божии коровки и жучки".

"Стрекоза и Муравей", которое, кстати сказать, уже до Чуковского было санкционировано литературной юмористической традицией. Ср., напр., басню Маршака "Муравей и Стрекоза" (впервые: Солнце России. 1912. № 11. С. 11), в которой крыловская ситуация шутливо травестируется: "работяга-муравей" жалуется счастливой стрекозе: "Я не знал увеселений. / Ни в одно из воскресений / Не ходил я на балет", - и просит ее: "Научи меня резвиться!"; стрекоза же отвечает: "Ты трудился? Это дело. / Так поди же отдохни!.."

27 Жизнь и творчество... С. 177.

28 Ср.: "Вдруг какой-то старичок / Паучок..." и т. д.

29 См. примеч. Б. М. Эйхенбаума в изд.: Полонский Я. Стихотворения. Л., 1954. С. 535.

30 Об иллюстрациях к сказкам Чуковского как средстве компенсации отсутствующих эпитетов см.: Петровский М. С. Книга о Корнее Чуковском. М., 1966. С. 241. О связи текста "Мухи-Цокотухи" с иллюстрациями к ней в восприятии читателя-ребенка см.: Невлер Л. Дети смотрят картинки // Детская литература '1958. М., 1958. С. 227.

32 Чуковский К. Книга об Александре Блоке... С. 120.

33 Чуковский К. Некрасов как художник... С. 26, 32 и др. Недавно М. С. Петровский любезно указал нам на еще одну параллель такого рода - явную реминисценцию в "Мухе-Цокотухе" строфы известного памфлета Дениса Давыдова "Современная песня":

Старых барын духовник,

Маленький аббатик,

В маленький набатик.

Ср. "Вот откуда-то летит / Маленький комарик, / И в руке его горит / Маленький фонарик". Появлению же "маленького аббатика" предпослан перечень насекомых, которым уподоблены адресаты давыдовского памфлета: "заговорщица-блоха", "муха-якобинка", "козявка-егоза", "рябая стрекоза", "комар, студент хромой" и др.

34 См., напр.: т. 1, с. 537, 552, 554, 559, 674, 696-700.

35 Так Чуковский называет Некрасова в кн. "Некрасов как художник" (с. 13).

"Голова болит да худо можется" (т. 4, с. 504-505).

37 Чуковский К. Некрасов как художник... С. 18.

38 Жизнь и творчество... С. 176.

39 Чуковский устанавливает их связь с "Плачем о старосте" Федосовой (т. 4, с. 471-472).

40 Лит. газ. 1960. 20 авг. Впрочем, еще в 1940 г. заслуженный деятель науки академик Е. Н. Павловский высказал в своей книге "Паразитологические мотивы в художественной литературе и в народной мудрости" мнение, что и в устном, и в письменном словесном творчестве запечатлено исключительно гадливое отношение к мухе и другим паразитам.

42 Сборник деревенских частушек / Сост. В. И. Симаковым. Ярославль, 1913. № 3132.

43 Там же. № 3187.

44 Там же. № 3195.

45 Жизнь и творчество... С. 164.

47 Там же. С. 152.

48 Там же.

49 "Неожиданная опасность - короткая борьба - победа маленького героя - всеобщий праздник и прощение виновных" (Петровский М. С. Книга о Корнее Чуковском... С. 236).

50 Ср. напр.:

"Муха-Цокотуха":
Муха, Муха-Цокотуха
Позолоченное брюхо.
Вы букашечки,
Вы милашечки,

таракашечки

и:

"Тараканище":

А он между ними похаживает,
Золоченое брюхо поглаживает.

Жидконогая козявочка-букашечка.

51 Отрывок "А кузнечик ~ и молчок" перешел в "Муху-Цокотуху" из "Тараканища".

52 Петровский М. С. Книга о Корнее Чуковском... С. 262.

53 Так, почти две третьих содержания книги "Мастерство Некрасова" приходится на главы, посвященные проблемам влияния Пушкина и Гоголя на некрасовское творчество и работе Некрасова с фольклорными источниками.

55 Одним из свидетельств такой популярности можно считать использование текста "Мухи-Цокотухи" в целях лингвистического эксперимента (см.: Сахарный Л. В. Актуальное членение и компрессия текста: (К использованию методов информатики в психолингвистике) // Теоретические аспекты деривации. Пермь, 1982. С. 29-38).

56 Сказки Чуковского в обширной литературе о нем рассматриваются обычно как близкие не в конкретно-генетическом, а в обще-типологическом плане "Сказкам" Пушкина и "Коньку-Горбунку" (см., напр.: Ивич А. Воспитание поколений. М., 1969. С. 128, 133; Сивоконь С. И. Чуковский и дети. М., 1983. С. 30).

Раздел сайта:
Главная