Чайковский Р. Р.: Истоки переводческой концепции К. И. Чуковского

Основоположником отечественной теории художественного перевода, на наш взгляд, должен быть признан К. И. Чуковский, поскольку именно он оказался тем человеком, которому в числе первых довелось разрабатывать принципы художественного перевода в России, и который профессионально занимался этой проблематикой на протяжении полувека. Работу Н. С. Гумилева, начинавшего вместе с Чуковским на рубеже 20-х годов прошлого столетия, оборвала, как известно, его преждевременная трагическая гибель, а первые работы А. В. Федорова появились уже в конце третьего десятилетия ХХ века.

Однако приоритет Чуковского обосновывается не только хронологией появления отечественных трудов по истории, критике и теории художественного перевода, но и тем, что уже в своей первой научной статье по теории и практике перевода "Переводы прозаические" он обозначил те проблемы лингвистического и литературоведческого характера, которые в течение долгого времени оставались в центре творческих дискуссий специалистов в области художественного перевода [Чуковский, 1919: 7-24]^*. При последующем размежевании переводоведов на "лингвистов" и "литературоведов", т. е. на сторонников лингвистического или литературоведческого подходов к художественному переводу, которое обозначилось после выхода в свет в 1953 году книги А. В. Федорова "Введение в теорию перевода" и окончательно закрепилось после появления в 1958 году второго издания этого учебника, снабженного подзаголовком "Лингвистические проблемы", Чуковского, как правило, стали относить к литературоведческому "лагерю". Между тем, все работы Чуковского, посвященные вопросам художественного перевода - от самых первых статей до последнего прижизненного издания его знаменитого труда "Высокое искусство", - представляют собой образцы органического сочетания литературоведческого, лингвистического и критико-теоретического подходов к переводному тексту. Роль К. И. Чуковского в становлении отечественной теории художественного перевод трудно переоценить. Не будет преувеличением сказать, что все наиболее авторитетные исследователи художественного перевода в СССР и в России вышли "из пальто Чуковского". А. Федоров, М. Алексеев, Е. Эткинд, И. Кашкин, Г. Гачечиладзе, Ю. Левин, Л. Мкртчян, В. Коптилов и многие другие в своих изысканиях по теории художественного перевода не могли не опираться на работы Чуковского. Е. Эткинд с полным основанием писал, что опубликованная в 1936 году книга К. Чуковского "Искусство перевода" (во втором издании 1941 г. "Высокое искусство"), "привлекла внимание широкой публики к работе писателей-переводчиков и обобщила достижения советской школы художественного перевода" [Эткинд, 1963: 11]. Сегодня без упоминания книги К. Чуковского "Высокое искусство" нельзя представить себе библиографический список в книгах по переводу (см. работы Н. К. Гарбовского, Л. К. Латышева, Л. Л. Нелюбина и Г. Т. Хухуни, А. Д. Швейцера и десятков других авторов).

В данной статье мы не будем анализировать суть и особенности переводческой концепции К. И. Чуковского. Это мы предполагаем, сделать в последующих работах. Ниже мы попытаемся выявить те истоки, которые питали творческую мысль Чуковского-переводоведа, и те работы, которые стали для него импульсом к развитию собственных взглядов на художественный перевод.

Очевидно, что первые размышления Чуковского о языках, а затем о переводах относятся к его гимназическим годам, хотя немаловажную роль в его языковом развитии сыграло и детское двуязычие будущего филолога и писателя: Чуковский с колыбели впитал вместе с русским языком и украинский язык, который был родным языком его матери. В гимназии Николай Корнейчуков, кроме обязательных латыни и древнегреческого, самостоятельно или вместе с другими гимназистами занимался английским, итальянским, французским языками. Даже будучи по сословным причинам исключенным из гимназии (Чуковский впоследствии окончил гимназию экстерном), он сумел развить в себе качества автодидакта, которые позволили ему, в частности, достаточно хорошо овладеть английским языком.

Биограф К. И. Чуковского И. Лукьянова подробно описывает занятия молодого автодидакта по самоучителю английского языка Оленндорфа. Самоучитель не содержал правил произношения английских слов, а изложение грамматики и введение лексики строилось на замысловатых предложениях наподобие такого: "Любит ли двухлетний сын садовника внучку своей маленькой дочери?" [Лукьянова, 2007: 38]. Затем случаю было удобно подтолкнуть подростка к еще одной форме самостоятельного изучения языка. В своей речи по случаю присуждения ему степени Doctor honoris causa Оксфордского университета Чуковский вспоминал: "У нашей соседки, вдовы моряка, улетел любимый попугай. Думали, что его сцапала кошка. Но я нашел его на чердаке невредимым. Соседка обрадовалась и дала мне в награду серебряный рубль да какие-то зеленые английские книжки - четырехтомное сочинение какого-то Джемса Бозвелла, эсквайра, под неинтересным заглавием: "Жизнь Сэмюэля Джонсона".

Это было в Одессе - еще в прошлом столетии. Мне шел тогда семнадцатый год. Я был тощий, растрепанный, нелепый подросток. Назло учителям, выгнавшим меня из 5-го класса гимназии, я всю осень и зиму зубрил английские слова по самоучителю Оллендорфа, лелея обычную мечту тогдашних неудачников: убежать куда-нибудь в Австралию. Придя домой, в свою конуру возле кухни, я стал перелистывать зеленые книги, с трудом разбирая в них отдельные фразы и поминутно заглядывая в англо-русский словарь Александрова. Вначале это было канительно и тяжко, но уже через несколько дней книга поглотила меня всего с головой. …

Закончив первую книгу…, я сейчас же взялся за вторую и к рождеству одолел все четыре" [Чуковский, 1987: 23]. Как видим, настойчивость пытливого юноши очень скоро дала первые плоды.

В дневнике К. Чуковского зафиксировано и такое его воспоминание о гимназических годах: "Я казенничал (прогуливал - Р. Ч.). То есть надевал ранец, и вместо того, чтобы идти в гимназию, шел в Александровский парк. Помню один день - туман, должно быть октябрь. В парке была большая яма, на дне которой туман был гуще. Я сижу в этой яме и читаю Овидия, и ритм Овидия волнует меня до слез" (19. 02. 1926) [Чуковский; 1991: 371]. И. Лукьянова вполне обоснованно так комментирует эту запись: "Редкого школьника ритм Овидия взволновал бы до слез" [Лукьянова, 2007: 29]. Разумеется что кроме настойчивости, упорства и интереса к языку, важное значение имели лингвистический талант подростка, его редкостная филологическая одаренность [Лукьянова, 2007: 39].

Перейдя из подросткового возраста в юношеский, Николай Корнейчуков не изменил своей любви к филологии. Как пишет И. Лукьянова, какой-то матрос в одесском порту дал ему книгу Уитмена на английском языке - "и Николай увидел, что понимает эту странную, ни на что не похожую, нерифмованную поэзию, и впервые стал переводить - и потом переводил его всю жизнь и всю жизнь писал о нем" [Лукьянова, 2007: 42].

Увлеченность Чуковского словом, литературой не могла не привести его в журналистику. Начиная с 1901 года он активно печатается в одесских газетах и вскоре становится штатным сотрудником "Одесских новостей". В 1903 газета командирует его в качестве собственного корреспондента в Лондон. В Лондоне Чуковский продолжает интенсивно совершенствовать свой английский язык, вновь обращается к переводам из Уитмена, переводит многих других английских поэтов - Браунинга, Суинберга, Россетти, а вскоре после возвращения начинает переводить Дж. Байрона, Т. Мура, Г. Лонгфелло, Р. Эмерсона, Р. Киплинга [Чуковский, 1991: 24, 33, 34, 476-477]. Таким образом, одесские и лондонские годы можно считать теми периодами в жизни Чуковского, которые дали ему первый толчок к размышлениям о тайнах перевода с языка на язык. Что касается уровня владения Чуковским английским языком, то сошлемся на мнение невестки Чуковского, жены его сына, писателя Николая Чуковского. Марина Чуковская в своих воспоминаниях пишет: "Английский язык знал в совершенстве и согласен был кого угодно учить английскому" [Чуковская, 1983: 199]. Свидетельствам М. Чуковской можно доверять - именно она сопровождала К. Чуковского во время его трехнедельной поездки в Англию в 1962 году.

Следующим этапом осмысления К. Чуковским проблем перевода (прежде всего поэтического) можно считать его на первых порах заочное знакомство с В. Я. Брюсовым и последующее сотрудничество в редактировавшемся Брюсовым журнале "Весы". В 1904 году Чуковский пишет из Лондона письмо Брюсову и посылает статью о художнике Дж. Уотсе. Статья была принята редколлегией. В "Весах" часто публикуются рецензии на переводы, а в июльском номере за 1905 год появляется ставшая впоследствии широко известной статья В. Брюсова "Фиалки в тигеле" [Брюсов, 1960: 534-539]. Тем самым, наряду с "интуитивными" переводами из Уитмена, Браунинга и других поэтов, Чуковскому представилась возможность получить первые уроки критики и теории художественного перевода.

В работе о Брюсове Чуковский подчеркивает, что Брюсов был единственным человеком, подчиняющим свое творчество исключительно здравому смыслу. Чуковский имеет в виду не только поэзию Брюсова, но и его литературоведческие и критические работы [Чуковский, 1969: 58]. Сегодня мы можем сказать, что здравый смысл являлся основой и переводческих взглядов Брюсова. Об этом убедительно свидетельствует упоминавшаяся статья В. Брюсова "Фиалки в тигеле". В ней Брюсов излагает свои требования к переводу поэзии. В искусстве поэтического перевода Брюсов отдает приоритет слову и языку и подчеркивает уникальность поэтического слова. Он пишет: "Слова, включенные в тесный размер стихотворения, столь же отличаются от обычной речи, от обычного "языка" (разговорного, делового, научного), как статуи Фидия и Микель-Анжело от диких скал Пароса или каменоломней Каррары" [Брюсов, 1960: 534]. Далее Брюсов подчеркивает, что лучшие образцы зарубежной поэзии - это словно "вызов поэтам других народов: показать, что и их язык способен вместить тот же творческий замысел" [Брюсов: 535]. Обратим внимание на такую важную деталь - Брюсов вновь говорит о языке, о его реальных возможностях, а не о неких абстрактных переносах оригинала "из поэзии в поэзию".

В названной статье Брюсов определяет основные качества исходного поэтического текста, которые переводчик должен принимать во внимание. По Брюсову, "внешность лирического стихотворения, его форма, образуется из целого ряда составных элементов, сочетание которых и воплощает более или менее полно чувство и поэтическую идею художника, - таковы: стиль языка, образы, размер и рифма, движение стиха, игра слогов и звуков" [Брюсов: 536].

при последующем критическом анализе переводов Г. Чулкова из Метерлинка. Примечателен автокомментарий к статье, который мы находим в письме Брюсова к Чулкову от 29 июля 1905 года: "Я написал подробный разбор Ваших переводов Метерлинка - целую статью. Решил напечатать в июле "Весов" - вместе со своими переводами тех же "Песен". Думаю что моя статья, хотя в иных своих частях и очень "критическая", не покажется Вам враждебной. Во-первых - Вы, конечно, уступаете ее право критике. Во-вторых - посвящая Вашим переводам целую статью …, я тем самым показываю, какое значение придаю я этим переводам. В-третьих - наконец, присоединяя к статье свои переводы, я предоставляю Вам возможность ответить мне такой же критикой моих попыток [Письма В. Я. Брюсова к Г. Чулкову. Электронный ресурс]. Есть все основания предполагать, что К. Чуковский не только внимательно изучил статью Брюсова, не только хорошо усвоил рекомендации известного поэта-переводчика относительно сохранения в переводах содержания и формы исходного текста, не только взял на вооружение брюсовский метод перевода поэзии, но и в известной мере перенял его способ анализа переводов, который заключался в нелицеприятной критике чужих переводов и в противопоставлении неудачным переводам собственных переводных версий стихотворений того или иного поэта. Так впоследствии К. Чуковский анализировал, в частности, переводы из Уитмена и Шелли, выполненные К. Бальмонтом. Подтверждением этой нашей гипотезы служат слова из воспоминаний Чуковского о Брюсове: "Брюсов выволок меня из газетной трясины, затягивавшей меня с каждым днем все сильнее, приобщил меня к большой литературе и руководил мною в первые годы работы. При этом ни разу не становился он в позу учителя. Вся сила и прелесть его педагогики заключалась именно в том, что эта педагогика была незаметна. Я был молодой начинающий, а он знаменитый поэт, со всероссийским историческим именем, и все же в своих письмах ко мне он держал себя со мною как равный, как будто он нисколько не заботится о литературном моем воспитании, а просто по-приятельски беседует обо всем, что придет ему в голову. И, может быть, именно благодаря этому, письма его были чрезвычайно учительны и сыграли в моей жизни огромную роль" [Ашукин, Щербаков, 2006: 224].

Думается, что не только письма Брюсова имели такое большое влияние на Чуковского, но и его переводы, и его статьи о переводах, в том числе и "Фиалки в тигеле". Первым результатом учебы Чуковского у Брюсова явилась статья Чуковского "Русская Whitmaniana", опубликованная в десятом номере журнала "Весы" за 1906 год [Чуковский, 1906: 43-46]. Вскоре была напечатана и статья "В защиту Шелли" [Чуковский, 1907: 61-68]. Ее материалы были позже включены Чуковским в его книгу "Высокое искусство" 1941 г. и сохранены во всех ее последующих изданиях [Чуковский, 1941: 13-15]. В этих работах К. Чуковский критиковал принципы переводческой манеры К. Бальмонта. Третьим источником переводческой концепции К. Чуковского явилось его сотрудничество с А. М. Горьким. Вскоре после октябрьской революции 1917 года Горький выдвинул идею создания в России издательства, которое знакомило бы широкие народные массы с наиболее значимыми и лучшими произведениями мировой литературы. Через год, осенью 1918 года, издательство, которое было названо "Всемирная литература", начало свою работу. Горький и его тогдашние единомышленники, среди которых был и К. Чуковский, понимали, какая огромная работа им предстоит. Необходимо было прежде всего составить перечень подлежащих изданию книг, проверить уже имеющиеся переводы части запланированных к печати произведений, подготовить переводчиков для перевода остальных книг из первоначального списка в 800 томов. Знакомство с существующими переводами предыдущих десятилетий обнаружило их весьма низкий уровень, а обучать переводчиков, готовых взяться за эту работу, было некому. К тому же никакой методики их подготовки и никаких пособий для этого в то время не существовало. Хорошо понимая сложившуюся ситуацию и пытаясь найти выход из нее, Горький, как организатор издательства, поручает двум членам коллегии издательства - Н. Гумилеву и К. Чуковскому - написать нечто наподобие руководства для начинающих переводчиков. При этом он неоднократно обсуждал с ними проблемы перевода и в частных беседах, и на заседаниях коллегии издательства.

Брошюра К. Чуковского и Н. Гумилева "Принципы художественного перевода", которую Чуковский называл "азбукой для переводчиков", была издана для внутреннего пользования сотрудниками издательства в 1919 году [Принципы художественного перевода, 1919]. О том, что в ней нашли отражение также взгляды и идеи М. Горького свидетельствует тот факт, что в книге "Искусство перевода", увидевшей свет в 1936 году, Чуковский в качестве одного из приложений поместил раздел "Из заметок Горького", в котором приводил комментарии Горького на полях разных переводов или его более развернутые высказывания по отдельным вопросам художественного перевода [Чуковский, 1936: 217-223]. В книге "Высокое искусство" 1964 года К. Чуковский вспоминает о таком диалоге с Горьким (в присутствии других членов коллегии "Всемирной литературы": "нескольким членам ученой коллегии издательства "Всемирная литература" (в том числе и мне) Горький предложил составить нечто вроде руководства для старых и новых мастеров перевода, сформулировать те правила, которые должны им помочь в работе над иноязычными текстами.

Помню, какой непосильной показалась мне эта задача. Однажды Алексей Максимович во время заседания нашей коллегии обратился ко мне с вопросом, с каким обращался к другим:

- Что вы считаете хорошим переводом?

- Тот… который…наиболее художественный…

- А какой вы считаете наиболее художественным?

- Тот… который… верно передает поэтическое своеобразие подлинника.

- А что такое - верно передать? И что такое поэтическое своеобразие подлинника?

Тогда не существовало ни одной русской книги, посвященной теории перевода. Пытаясь написать такую книгу, я чувствовал себя одиночкой, бредущим по неведомой дороге.

Теперь это древняя история, и кажется почти невероятным, что кроме отдельных - порою проникновенных - высказываний писатели предыдущей эпохи не оставили нам никакой общей методики художественного перевода" [Чуковский, 1964: 4-5].

Из всех рекомендаций, которые Горький давал переводчикам в своих пометках на полях рукописей или при обсуждении переводов, в теории художественного перевода К. Чуковского впоследствии нашли отражение, в частности, мысли о том, что переводчик обязан обладать широким филологическим кругозором, профессиональным фонематическим слухом, богатым словарем, чувством стиля и д. т. Обращает на себя внимание и то, что Чуковский, вслед за Горьким, достаточно скептически относился к тем рекомендациям, по которым переводчикам предлагалась изучать просторечие русских прозаиков XIX в. и использовать его в переводах западноевропейских писателей. Несомненно, что на становление взглядов К. Чуковского повлияли и его коллеги и соавторы по второму изданию "Принципов художественного перевода", вышедшему в 1920-м году, - поэт Н. Гумилев и филолог Ф. Батюшков. Их творческое содружество можно считать четвертым источником становления и развития переводческой концепции Чуковского. К моменту их совместной работы во "Всемирной литературе" Н. Гумилев уже был признанным поэтом, критиком и переводчиком. Еще в 1912 году Чуковский как редактор сочинений О. Уайльда обратился к Гумилеву с предложением перевести терцины Уайльда "Сфинкс". Как подчеркивает исследователь творчества Гумилева В. Л. Полушин, Гумилев выполнил работу быстро и квалифицированно [Полушин, 1991: 45]. Кроме О. Уайльда, Н. Гумилев перевел эпос о Гильгамеше, французские народные песни, поэмы Браунинга, стихи Бодлера, Леконта де Лиля, Эредиа и др. О том, что интересы Чуковского и Гумилева в области перевода совпадали, во многом свидетельствует такой факт. В дневнике Чуковского находим такую запись от 4 февраля 1906 года: "переводил … стихи Браунинга. Перевел песню Пиппы из "Pippa passes" которую давно уже и тщетно хочу перевести всю [Чуковский,1991: 26]. В том же 1906 г. этот переведенный Чуковским отрывок был опубликован в журнале "Сигналы" (см. об этом: [Чуковский,1991: 477]). В 1914 году полный перевод поэмы Браунинга "Пиппа проходит" появился в журнале "Северные записки" в переводе Н. Гумилева [Полушин, 1991: 45]. Отношение Чуковского к Гумилеву было весьма противоречивым. В дневниковой записи от 28 октября 1918 года он называет его своей креатурой, а 12 ноября того же года характеризует его как даровитого ремесленника. О переводческих принципах, разработанных Гумилевым, Чуковский отзывается, как о великолепных, но неисполнимых [Чуковский, 1991: 94, 95, 96].

В воспоминаниях о поэте Чуковский подчеркивает, что Гумилев относился к поэзии как к самому священному из существующих искусств, как к высшей вершине одухотворенной и творческой жизни, какой только может достигнуть человек [Чуковский, 2008: 302]. Нельзя исключить, что именно такой взгляд Гумилева на поэзию в значительной мере определил его позицию и как переводчика зарубежной поэзии, и как теоретика поэтического перевода.

как теоретика и критика поэтического перевода (см., например, анализ переводов поэзии Тараса Шевченко на русский язык, который впервые был включен в книгу "Высокое искусство" 1941 года и сохранился во всех ее последующих изданиях).

Ф. Д. Батюшков. Ф. Д. Батюшков (1857-1920) был известным теоретиком и историком языка и литературы, много печатался как литературный и театральный критик, редактировал ряд газет и журналов. Он закончил историко-филологический факультет Петербургского университета, учился также в Германии, Франции, Англии и Испании. Батюшков был блестящим знатоком европейских языков и литератур (под его редакцией в 1912-1914 гг. вышла трехтомная "История западной литературы"). Среди корреспондентов Батюшкова - Чехов, Горький, Короленко, Репин. Заочное знакомство Чуковского и Батюшкова состоялось, видимо, еще в 1909 году, когда Батюшков опубликовал статью "К современным приемам "переоценки ценностей"", в которой полемизировал с трактовкой К. Чуковским творчества Вс. Гаршина. К Батюшкову Чуковский относился, как и ко многим другим людям, по-разному. Так, в дневниковой записи от 28 октября 1918 года он в свойственной иногда для него фамильярной манере называет Батюшкова "полным рамоли" (т. е. впавшим в слабоумие человеком - Р. Ч.), "пришибленным", а после кончины Батюшкова в марте 1920 года, пишет про него уже совсем иначе: "Скончался Федор Дмитриевич Батюшков. В последнее время он был очень плох. … Бедный, вежливый, благородный, деликатнейший, джентельменнейший изо всей нашей коллегии [Чуковский, 1991: 94, 141].

По приглашению М. Горького Батюшков в 1918 году перешел на работу в издательство "Всемирная литература". Он также состоял членом редакционной коллегии экспертов издательства и во втором издании упомянутой книги "Принципы художественного перевода" выступил автором двух статей: "Задачи художественных переводов" и "Язык и стиль". Ко времени выхода книги в свет Батюшков скончался от голода.

В первой статье Батюшков, как и Гумилев в работе "Переводы стихотворные", предпринимает попытку определить основные требования к переводчику художественной литературы. К ним он относит точную передачу смысла, максимально близкое воспроизведение стиля, сохранение особенностей языка автора, а также передачу эмоциональности художественной речи [Принципы художественного перевода, 1920: 11-12].

В статье "Язык и стиль" Батюшков развивает положения, выдвинутые в свое время Бюффоном, в соответствии с которыми стиль - это порядок и движение, вносимые писателем в выражаемые им мысли, и дополняет их такими приемами и категориями, как выбор слов и выражений, эпитеты, тональность фразы, конструкция фразы, образность [Принципы художественного перевода, 1920: 21].

Можно предположить, что включенные в состав книги статьи предварительно обсуждались авторами, и в результате был определен единый подход к художественному переводу: тезисы К. Чуковского, правила Н. Гумилева, представляя собой итог размышлений авторов, и отражая их собственные взгляды на природу художественного перевода, тем не менее в целом согласуются как друг с другом, так и с положениями Ф. Батюшкова. Суть этого объединенного подхода заключается во взгляде на художественный перевод как на синтез науки и искусства, как на познание уже познанного и в требованиях достижения высокой степени адекватности перевода путем полного раскрытия смысла и воссоздания всех аспектов стиля оригинала, а также безусловного подчинения индивидуальности переводчика личности переводимого автора.

творчеству, интенсивная самостоятельная работа по усвоению английского и других языков, это опыт жизни молодого газетчика в Англии - стихии любимого им языка великих английских и американских поэтов и прозаиков.

Вторым источником явилась литературная учеба К. Чуковского у известного поэта и переводчика В. Я. Брюсова, у которого он научился анализировать переводы исходя из избранного переводчиком метода перевода, и от которого он перенял критическую смелость, отличавшую работы Чуковского до его последних дней.

Затем размышления К. Чуковского о природе переводческого труда получили новый импульс от близкого общения с А. М. Горьким, создавшим издательство "Всемирная литература" и развернувшим большую работу по подготовке новых русских переводов наиболее выдающихся произведений мировой литературы.

Четвертным источником становления и развития переводческой концепции К. Чуковского следует признать его сотрудничество в той же "Всемирной литературе" с соавторами по книге 120 года "Принципы художественного перевода" Ф. Батюшковым и Н. Гумилевым. Несмотря на определенные различия исходных теоретических позиций Батюшкова, Гумилева и Чуковского, им в сложнейших условиях послереволюционных лет удалось выработать относительно единый подход к проблемам художественного перевода, который Чуковский впоследствии постоянно развивал во всех своих работах по истории, критике и теории перевода. Изучение эволюции принципов художественного перевода, которые К. Чуковский защищал в своих трудах на протяжении всей жизни, - важная и актуальная задача отечественной истории художественного перевода.

Р. Р. Чайковский

1. Ашукин Н. С., Щербаков Р. Л. Брюсов - М.: Молодая гвардия, 2006. - 689 с.

2. Брюсов В. Я. Фиалки в тигеле // Русские писатели о переводе. (XVIII-XX вв.). - Л.: Сов. писатель, 1960. - С. 534-539

3. Лукьянова И. В. Корней Чуковский. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Молодая гвардия, 2007. - 991 с.

4. Письма В. Я. Брюсова Г. Чулкову // URL: http:dugwart.ru/liblary/brusov/pisma_brusov html. Электронный ресурс (дата доступа 26. 11. 2009)

Сов. Россия 1991. - 416 с. - (Русские дневники).

6. Принципы художественного перевода. Статьи К. Чуковского и Н. Гумилева. - Петербург: Изд-во "Всемирная литература" при Народном Комиссариате по Просвещению, 1919. - 31 с.

7. Принципы художественного перевода. - Петроград: Гос. изд-во, 1920. - 60 с.

8. Чуковская М. В жизни и труде // Воспоминания о Корнее Чуковском. Изд. 2-е. - М.: Сов. писатель, 1983. - С. 196-222.

9. Чуковский К. В защиту Шелли // Весы. - 1907. - № 3. - С. 61-68.

11. Чуковский К. И. Высокое искусство. - М.: Гос. изд-во "Худож. лит.", 1941. - 259 с.

12. Чуковский К. И. Высокое искусство. - М.: Искусство, 1964. - 355 с.

13. Чуковский К. И. Гумилев // Чуковский К. И. Современники: Портреты и этюды. - 5-е изд., испр. и доп. - М.: Молодая гвардия, 2008. - С. 290-304.

14. Чуковский К. И. Дневник (1901-1929). - М.: Сов. писатель, 1991. - 544 с.

16. Чуковский К. И. Оксфордская речь // Книжное обозрение. - 1987. - № 21. - С. 23.

17. Чуковский К. И. Переводы прозаические // Принципы художественного перевода. - Петроград: Изд-во "Всемирная литература" при Народном Комиссариате по Просвещению, 1919. - С. 7-24.

19. Эткинд Е. Г. Поэзия и перевод. - М. -Л.: Сов. писатель, 1963. - 430 с.