Фрид С. Б.: Везувий, извергающий вату

Неделя "Вестника знания", № 22
1911

1911 год в начале же ознаменовался целой полосой литературных юбилеев.

Исполнилось 50 лет со дня смерти Шевченки, состоялся юбилей Островского, и, наконец, отпразднован знаменательный юбилей Белинского. Всколыхнулись великие тени, прошли мимо и задели наши души. Как-то невольно озираешься назад, где далеко мерцают яркие огоньки прекрасных светильников, и также невольно хочется пройти мимо всего "настоящего" в литературе, мимо всего, что есть теперь. В связи с воспоминанием о Белинском мы останавливаемся в недоумении перед лицом современной критики и не знаем - в чем оно выражается?

Какая-то особая манера суждений о прекрасном; мы имеем сейчас множество критических статей о так называемой "новой литературе", и если бы собрать воедино все мнения и критические исследования, порожденные "новой литературой", то мы обогатились бы многотомным вкладом в существующую литературу. Но имеет ли какую-нибудь ценность этот вклад? По большей части гг. критики представляют собой длинный кортеж плакальщиков, не замечающих в горе своем, что нередко они ступают не по ельнику, а по живым цветам из венков, принадлежащих их жертве. Также нередко случается, что в число "покойников" попадают совсем еще живые писатели, писатели, чьим творчеством питаются умы гг. критиков. Но во время борьбы некогда разбираться. А ведь наша критика, т. е. критика наших дней, занята не спором о вкусах, не тонким анализом того, что есть ценного в художественных произведениях, а схваткой не на живот, а на смерть.

Ведь так недавно еще был "отпет" Максим Горький; "конец Горького" - вопили одни, "преждевременная кончина" - широко вещали другие, и Горький был забыт, как забывают затерянный бриллиант…

Гг. критики легко усвоили себе новые приемы в освещении литературных произведений; они подходят к ним с одной теоретической меркой, поверхностно схватывая положительные или отрицательные стороны данного произведения, не подвергая своих взглядов и суждений практической проверке.

Но ведь что такое критика? "Простая оценка художественного произведения, приложение теории к практике или усилие создать теорию из данных фактов? Иногда то и другое, чаще все вместе. Потом, чем критика должна быть? Частным выражением мнения того или другого лица, принимающего на себя обязанность судьи изящного, или выражением господствующего мнения эпохи в лице ее представителей, которое есть результат прежде бывших мнений, прежде бывших опытов и наблюдений? Без сомнения, она имеет право быть тем и другим"… Так определяет сущность критики и долг критика Белинский.

Выгодно ли, однако, современной критике вспоминать эти золотые слова?

ответить на неожиданный вопрос: что такое хорошая книга? Это - вопрос, важный для всех, в особенности теперь, когда так много книг, когда различные издательства забрасывают нас альманахами, сборниками, отдельными томами. Естественно, что растущий наплыв книг должен был увеличить значение критики, которая являлась бы решающей инстанцией в вопросе о том, что полезно читать. Процедить несущийся на публику книжный поток, отделить чистые зерна таланта и знания от сора невежества и бездарности - такова благородная задача литературной критики. Но критика не задается даже вопросом, как разрешить эту задачу при наличности исключительно счастливых условий, в эпоху появления "новой литературы", когда так много нужно было бы сказать о многом… Вместо этого наши гг. критики ограничиваются ходульным высмеиванием иногда очень ценных книг, более или менее удачной пародией и бессодержательной филиппикой по адресу автора. Очень характерна в этом смысле книга г. Измайлова "Кривое зеркало", не пожалевшего для "красного словца", как говорится, даже Тургенева и Достоевского. Г. Измайлов совершенно забыл, что есть священные кельи, куда входят с обнаженной головой и непременно с чистыми помыслами, что есть гении, которых нельзя касаться фельетонным пером бульварного пародиста, и свалил в одну кучу Кузмина и Рукавишникова вместе с Тургеневым и Достоевским. А г. Измайлов считается одним из критиков и состоит в должности "принявшего на себя обязанности судьи изящного" много лет. Если бы гг. критики поинтересовались статистикой сбыта книг, они убедились бы, что крупнейшим потребителем их является провинция, и если теперь интерес к книге относительно пал, то в этом виноваты сами критики и никто иной. Массовый читатель ждет с нетерпением книги и, вслед за этим, отзыва, серьезного критического разбора, но вместо этого получает журнальные обозрения, газетные статьи, где у двух критиков поистине три мнения, а у таких, как г. Чуковский, по нескольку - у одного^*. И при том деятельность большинства критиков нередко производит такое впечатление, будто они образовали интимный семейный кружок здесь в Петербурге и пишут только для своих хороших знакомых, проповедуя "истину" в своем храме.

Откуда выросли эти стены, загородившие собою массового читателя, кто заслонил огромную провинцию, у которой лицо искажено гримасой недовольства?

Ведь провинция терпит все: и лекцию о Нате Пинкертоне, и Аверченко, и Вербицкую, и "Синий журнал". Отчего же мы не услышим мнения хоть одного из выразителей господствующих взглядов в литературе о том, что считается хорошей книгой?

В майской книге "Новой жизни" г. Рубакин останавливается на вопросе о книге.

"К каждой книге, - пишет читатель, - к каждому автору я не могу не предъявлять, например, следующих вопросов: "Ты, автор, написавший эту книгу, каким именно богам служишь таким способом? И каким богам ты приносишь так свою жертву? И для каких богов ты требуешь? И от кого требуешь? От себя или от других? Или, быть может, только от других?"

Каким ужасным судьей явился бы читатель, если бы авторы, а - главное - критика, прислушались к этим грозным вопросам! В этих вопросах чуется огромная ответственность, какую готов возложить читатель на автора за каждую написанную им строку. И г. Рубакин приходит к совершенно правильному выводу, что давно должно было бы подумать над вопросом, что такое хорошая книга. Здесь требуется строгое исследование вкусов, запросов, а главное - души массового читателя. Г. Рубакин указывает на то, что это исследование должно подразделяться на три элемента: психологический, социальный (или статический) и исторический. Все эти подразделения выявили бы читателя со всей его душой, с его запросами и требованиями. Это мнение правильно, но только отчасти; ведь мы знаем, что статический учет интереса к книге обнаружил в результате громадный успех писаний г-жи Вербицкой, поставив ее сейчас же после Толстого; там также известно, что тираж "Синего журнала" довольно высок… А ведь "Синий журнал" - это та желтая неблагородная пресса, которая портит вкус, понижает идейность читателя и, как метко выразился г. Пешехонов в "Русском богатстве", подымает волну пошлости. Нет, видно, что к этим трем элементам нужно прибавить еще один, пожалуй, самый главный: изучение влияния критики на вкусы читателя и на степень обнаруживаемого интереса к книге. Тут выяснилась бы печальная роль критики, которая должна была бы играть руководящую роль, но не сумела приблизиться к тем идеалам, которые были начертаны Белинским: проявить огромную любовь к искусству, полюбить книгу, а главное помнить всегда лицо читателя.

Здесь требуется длительный процесс наблюдения - и не за тиражом расходуемых книг, а за ростом интереса к определенной книге. Возьмем, к примеру, Леонида Андреева; последнее время он является "властителем дум" многих и многих, и это - факт общепризнанный. Но имеет ли критика определенное мнение о том, любит ли читатель Андреева или ненавидит?!

Проследила ли наша критика, какое влияние оказал Андреев своими пьесами?

Критика не этим была занята; она старалась захвалить или выругать творчество Андреева, накричать как можно больше о какой-нибудь не появившейся еще его пьесе и выжидать, когда он родит еще что-нибудь поновее? Да, поистине наша современная критика - это Везувий, извергающий вату, которою можно обложить и заткнуть щели, чтобы ни одна струйка свежего, оздоровляющего воздуха не проникла в литературу. В то время как один критик указывает, что достоинства данного произведения заключаются в художественности творчества писателя, другой убеждает, что нарушение законов художественности - преобладающее качество автора.

дурно, каким богам она служит, требует ли она жертвы и от себя, - "или только от других…"

С. Б. Фрид

* См. мою статью:   "Староста литературного цеха", "Неделя", № 16.