Иванова Евгения: "Место действия - будуар герцогини... "

Шахматовский вестник, Выпуск 9, Москва, Наука, 2008

Тема моей статьи тесно связана с человеком, о котором давно хотелось написать - В. Н. Орловым. Несомненно, это был один из тех, кто сделал очень много для изучения Блока. Те, кто познакомились с В. Н. в конце его жизни, видели в нем прекрасного специалиста, знатока творчества Блока, но вместе с тем человека весьма непростого. При петербургской вежливости и некотором лоске, В. Н. не был человеком ни приветливым, ни открытым. Но не об этом речь. Важно отметить, что он ревниво относился ко всем без исключения людям, занимавшимся, или имевшим намерение заниматься Блоком. Не могло быть и речи о том, чтобы этот "старик Державин" кого бы то ни было, замеченного в подобных поползновениях, в гроб сходя благословил. Для роли наставника он явно не годился.

Некоторые страницы в его комментариях представляются мне подлинными ловушками, специально расставленными для тех, кто, не проверив, перепишет у В. Н. Орлова. Собственные открытия он умел охранять с тщательностью, достойной лучшего применения. Очень часто, приводя те или иные сведения, он не давал ссылок на источник, видимо для того, чтобы каждый, кто хочет им воспользоваться, потратил на поиск источника столько же, сколько потратил и тот, кто написал комментарий.

Пример такого комментария, разгадка которого потребовала у меня немалых усилий, я и хочу привести. В 1919 г. Блок написал в рукописный альманах Корнея Чуковского "Чукоккала" стихотворение "Сцена из исторической картины "Всемирная литература"". Стихотворение замечательное, и Чуковский, который оказался одним из главных его героев, дал к нему подробный комментарий. Исторические картины - это придуманный М Горьким в просветительских целях особый жанр иллюстративных сцен на исторические темы, для их создания Горький организовал секцию Исторических картин, в которую входили Блок и Чуковский. Одну из таких исторических картин "Рамзес" написал и сам Блок. Стихотворение "Сцена из исторической картины "Всемирная литература"" - блоковская пародия на Историческую картину. Об обстоятельствах ее создания Чуковский писал:

"В 1919 году Блок редактировал во "Всемирной литературе" сочинения Гейне и предложил мне написать для шестого тома этих сочинений нечто вроде послесловия к "Английским отрывкам" поэта. Я согласился, но, отвлеченный другими занятиями, не мог исполнить обещания. Чтобы побудить меня к выполнению моего обязательства, Блок и написал свою пьеску"¹.

Чуковский прокомментировал почти все реалии этой картины, но за пределами осталась одна загадочная ремарка, с которой она начинается: "Место действия - будуар герцогини".

Если исходить из содержания картины, на всем протяжении которой руководитель издательства "Всемирная литература", правая рука Горького - А. Н. Тихонов допрашивает ее сотрудников о проделанной работе, то можно считать, что он уподоблен Герману из "Пиковой Дамы", вопрошающего: "Три карты, три карты, три карты...". Тогда ремарка отсылает нас к сцене из "Пиковой Дамы", действие которой происходит в будуаре графини. Очевидно, что Блок ориентировался не на "Пиковую Даму" Пушкина, где речь идет о спальне графини:

"Ровно в половине двенадцатого Герман ступил на графинино крыльцо и взошел в ярко освещенные сени. Швейцара не было. Герман взбежал по лестнице, отворил двери в переднюю и увидел слугу, спящего под лампою, в старинных, запачканных креслах. Легким и твердым шагом Герман прошел мимо его. Зала и гостиная были темны. Лампа слабо освещала их из прихожей. Герман вошел в спальню. Перед кивотом, наполненным старинными образами, теплилась золотая лампада..."².

Блок имел в виду либретто оперы П. И. Чайковского, в четвертой картине которого читаем:

"Герман входит через потайную дверь. Он решает выведать у графини ее тайну. (...) Раздается шум шагов и Герман едва успевает спрятаться за занавеску. Вбегают горничные и приживалки, спеша встретить возвратившуюся с бала графиню; она проходит в сопровождении их в будуар, чтобы раздеться. (...) Графиня выходит из будуара в ночном наряде, она устала и потому не в духе. Ее сажают в кресло (...) Выходит Герман и становится против спящей графини. (...) Он умоляет её не пугаться и назвать ему три карты. Старуха молчит. (...) Тогда Герман грозит ей и вынимает пистолет..."³.

Но тут встает еще один вопрос, почему графиню Блок заменил на герцогиню, откуда герцогиня могла появиться в голодном Петербурге 1919 года. И В. Н. Орлов в 8-ми томном собрании сочинений Блока предложил достаточно определенный ответ: "Издательство "Всемирная литература" помещалось в бывшей квартире герцогини Лейхтенбергской"⁴.

Слово бывшей вроде бы все разъясняло, и я готова была уже перенести эти сведения в свой комментарий в новом собрании, но меня остановило отсутствие у герцогини Лейхтенбергской инициалов, и я попыталась их уточнить. Обращение к справочнику "Весь Петербург" за 1916 год дало неожиданный результат - никакой квартиры герцогини Лейхтенбергской на Моховой не было, по адресу Моховая, 36 проживала герцогиня Наталия Сассо-Руффо, но о ней не было никаких упоминаний в послереволюционных анналах. Согласно этому же справочнику светлейшая княгиня Ольга Николаевна и ее муж - герцог Георгий Николаевич Лейхтенбергский проживали до революции по адресу: Английская набережная, 62. Герцогиня Мария Николаевна Лейхтенбергская - по адресу: Каменный остров, 64. Тогда я обратилась к дневнику Чуковского. Апартаменты, которые занимало издательство, он подробно описал 19 ноября 1919 года:

"Среда. Вчера три заседания подряд: первое - Секция исторических картин, второе - "Всемирная литература", третье - у Гржебина, "Сто лучших русских книг". Так как я очень забывчив на обстановку и подробности быта - запишу раз навсегда, как это происходит у нас. Теперь мы собираемся не на Невском, а на Моховой, против Тенишевского Училища. Нам представлены два этажа барского особняка генеральши Хариной⁵. Поднимаешься по мраморной лестнице - усатый меланхоличный Антон, и седовласый Михаил Яковлевич, бывший лакей Пуни, потом лакей Репина - "Панин папа" как называют его у нас. Сейчас же налево - зал заседаний - длинная большая комната, соединенная лестницей с кабинетом Тихонова - наверху. В зале множество безвкусных картин - пейзажей - третьего сорта, мебель рыночная, но с претензиями. Там за круглым столом мы заседаем (...) Я прихожу на заседания рано. Иду в зал заседаний - против окон видны силуэты: Горький беседует с Ольденбургом. Тот, как воробей, прыгает вверх - (Ольденбург всегда форсированный, демонстрирующий энергию). Там же сидит одиноко Блок - с обычным видом грустного и покорного недоумения: "И зачем я здесь? И что со мной сделали? И почему здесь Чуковский. Здравствуйте, Корней Иванович!" Я иду наверх - мимо нашей собственной мешочницы, "Розы Васильевны". Роза Васильевна стала у нас учреждением - она сидит в верхней прихожей, у кабинета Тихонова - разложив на столе сторублевые коврижки, сторублевые карамельки, и все профессора и поэты здороваются с нею за руку, с каждым у нее своя интонация, свои счеты - и всех она презирает великолепным еврейским презрением и перед всеми лебезит. В следующей комнате - прием посетителей; теперь там пустовато. В следующей - Вера Александровна - секретарша, подсчитывающая нам гонорары, - впечатлительная, обидчивая, без подбородка, податливая на ласку, втайне влюбленная в Тихонова; у ее стола по целым часам млеет Сильверсван. Кабинет Тихонова огромен. Там сидит он - в кабинете, свеженький, хорошенький, очень деловитый и в деловитости простодушный. Он обложен рукописями, к нему ежеминутно являются с докладом из конторы, из разных учреждений, он серьезный социал-демократ, друг Горького и т. д., но я не удивился бы, если бы оказалось, что... впрочем, Бог с ним. Я его люблю. (...) На втором заседании (коллегии "Всемирной литературы" - Е. И.) мы говорили о записке от лица литераторов, которую мы намерены послать Левину. К концу заседания мне сообщили, что нас ждет Гржебин. Я сказал Блоку, и мы гуськом сбежали (скандалезно): я, Лернер, Блок, Гумилев, Замятин - в комнату машинисток (где теплая лежанка). Рассуждали об издании ста лучших книг"⁶.

"всемирных литераторов" по особняку подробно описаны, но никакой будуар не упоминается, а главное - Чуковский описывает особняк генеральши Хариной, и не герцогини Лейхтенбергской. Именно поэтому я не использовала комментарий В. Н. Орлова, и вообще отказалась комментировать эту ремарку, которая так и осталась для меня одной из загадок В. Н. Орлова, то ли его недоработкой, то ли капканом для плагиаторов. Так эта герцогиня Лейхтенбергская и жила в моей памяти, подобно сове, которую "надо разъяснить", пока Е. Ц. Чуковская не попросила меня прочитать подготовленный ей полный текст дневников Чуковского для издания в новом 15-томном собрании его сочинении. В этом новом издании появляется пусть беглое, но упоминание о герцогине Лейхтенбергской. 29 февраля 1920 г. Чуковский без всяких пояснений приводит слова Гумилева Н. Оцупу:

"О! Каплун! - это аристократический дом! Это тебе не герцогиня Лейхтенбергская"⁷.

Очевидно, что в этой записи присутствует ирония, но к чему она относится - не совсем ясно.

Еще одно воспоминание о герцогине Лейхтенбергской удалось обнаружить в Архиве М. Горького в воспоминаниях об организации издательства "Всемирная литература" Ф. Г. Шилова, где сказано, что при переезде библиотеки из дворца Великого князя Владимира на Дворцовой набережной на Моховую в издательство "Всемирная литература" он принял на работу 20 сотрудников, и среди них - Д. Е. Лейхтенбергскую⁸. Здесь у этой загадочной герцогини появились инициалы. Итак, очевидно, что Орлов располагал какими-то сведениями именно об этой герцогине, но то ли эти сведения были неполны, то ли он не захотел копаться в этом сюжете более подробно.

"Ленинградского некрополя", который готовит и издает петербургский историк А. Я. Разумов. В нем я натолкнулась на статью о герцогине Лейхтенбергской, которая помимо всего прочего оказалась сотрудницей издательства "Всемирная литература". По материалам, которые помог мне собрать Анатолий Яковлевич, я и составила нижеследующее жизнеописание герцогини, в будуаре которой происходит действие блоковской "Сцены из исторической картины "Всемирная литература"".

Биография Д. Е. Лейхтенбергской была настолько яркой, что она заслуживает хотя бы беглого пересказа. Достаточно сказать, что глава о ней в книге 3. Беляковой "Романовы, как это было" носила название "Последняя из Романовых", хотя дальше и следовали оговорки:

"Она не принадлежала к императорской фамилии в прямом смысле слова. Тем не менее в ней "струилась царская кровь", говоря словами поэта К. Р. Ее прадед - император Николай I, он же - прадед императора Николая II. Но именно этой женщине, представительнице высшего света, родственнице монарха, было суждено стать "последней" из Романовых, прожившей после 1917 года почти 20 лет в России⁹".

Родилась она в 1870 г., хотя возраст свой всю жизнь скрывала. Ее бабушкой была старшая дочь императора Николая I, великая княгиня Мария Николаевна, а дедушкой - герцог Максимилиан Лейхтенбергский, сын Евгения Богарне, внук супруги Наполеона Бонапарта - Жозефины. Отец Дарьи Николаевны - князь Евгений Максимилианович Романовский, 5-й герцог Лейхтенбергский, граф Богарне (1847-1901) пользовался правами членов императорской фамилии и не мог вступать в брак без согласия императора и выбирать невест вне правящих Домов Европы. Тем не менее, Евгений Максимилианович в 1869 г. вступил в морганатический брак с Дарьей Константиновной Опочиной (1845-1870), которая к тому же была правнучкой фельдмаршала Кутузова. Таким образом, в жилах их детей текла кровь не только Наполеона, но и его победителя - фельдмаршала М. И. Кутузова. Дарья Константиновна получила титул графини Богарне и умерла при родах дочери, которая в ее честь была названа Дарьей (Долли), это и есть интересующая нас будущая герцогиня.

за границей и свободно говорила на четырех европейских языках. В 1893 г. она вышла замуж за Льва Михайловича Кочубея (1862-1927) и несколько лет спустя в 1896 г. французский художник Франсуа Фламенг написал портрет красавицы Долли Кочубей, это первый из известных ее портретов, который хранится в Государственном Эрмитаже. О ее семейной жизни опять ничего достоверного не известно, известно лишь, что со своим первым мужем она развелась в 1911 г. За этим последовал второй брак. Как писал ее биограф:

"Романтическую историю своего второго замужества Дора Евгеньевна рассказывала некоторым сотрудникам Публичной библиотеки. Она плыла на пароходе за границу в сопровождении компаньонки, а во встречном направлении шел линкор под командованием капитана 1-го ранга Гревеница. Увидев красавицу Долли с командирского мостика в бинокль, барон Владимир Евгеньевич Гревениц (1872-1916) остановил сигналами пароход, явился на катере на его борт и похитил Долли прямо из-под носа компаньонки. В 1912 году состоялась их свадьба. Император намеревался было строго наказать Гревеница за то, что тот взял женщину на военный корабль. Но простил его, сказав, что сиим выбором жены "он и так довольно наказан!" (Долли при дворе уже не принимали якобы из-за ее экстравагантности). Поселились Гревеницы на Английском проспекте в д. 26/52, по соседству с родственником Долли, герцогом А. Г. Лейхтенбергским, купившим особняк Матильды Кшесинской на том проспекте"¹⁰.

Именно тогда художником В. Штембером был написан второй известный портрет баронессы Д. Е. Гревениц (1912), также хранящийся в Эрмитаже.

Обстоятельства, по которым был прерван этот второй брак, неизвестны. По одной версии Долли попросила развод вскоре после замужества, но ей было отказано. По другим - ее муж покончил с собой на почве служебных неприятностей, и она овдовела. Но разведенная или овдовевшая она взяла девичью фамилию и титул графини Богарне и переехала в квартиру на Каменноостровском проспекте, 63.

В начале Первой мировой войны, как и многие женщины ее круга, графиня Богарне поступила на курсы сестер милосердия и в январе 1917 г. на свои средства организовала санитарный отряд и вместе с ним поехала на русско-австрийский фронт, где и настигло ее известие об октябрьском перевороте. Все ее имущество и средства оставались в Петрограде, но она отправилась не за ними, а в Баварию, где приняла баварское подданство, после чего поехала в Россию, откуда бежали, находились под арестом или были расстреляны все ее родственники и друзья. Возвратившись в Россию, она превратила себя в Дору Евгеньевну Лейхтенберг и сильно убавила возраст. Здесь начинается самая загадочная часть ее биографии. В одной из своих анкет она писала, что сочувствовала Р. К. П(б), в других - что приехала "по командировке Австрийского Красного креста"¹¹.

проживавший в России, В. А. Маркезетти, в прошлом - майор генштаба австро-венгерской армии. Он и стал ее третьим мужем, с которым она никогда не разлучалась, вплоть до их одновременного ареста в 1937 г.

Этой паре и была выделена шестикомнатная квартира, о которой в домовой книге записано: "Лейхтенберг Дора Евгеньевна значится прибывшей из Германии в 1918 году. Проживает Моховая, 36, кв. 3. Профессия - библиотекарь". Вот часть этой шестикомнатной квартиры и заняли всемирные литераторы, когда 22 августа 1919 переехали из помещения на Невском, 64.

Одна из работниц культурного фронта тех лет, Мария Петерсен, так описала свою первую встречу с Д. Е. Лейхтенберг, которая состоялась в 1918 или 1919 г. в особняке графа В. П. Зубова, который был тогда уже превращен в Государственный Институт Истории Искусств:

"Однажды после лекции было объявлено, что Комитет получил для распределения пшено (или овес?), но в таком малом количестве, что делить его по числу "едоков" на граммы невозможно, и потому постановлено было сварить суп, чтобы всякий мог съесть свою порцию в институте. Я охотно поднялась в один из зубовских салонов в бельэтаже, где на белом лакированном столе - не помню уж какого стиля - стоял большой черный котел с супом, а возле стола, с уполовником в руке стояла высокая, статная дама, в темном безукоризненно сидящем платье. Она была очень хороша собой (не без помощи косметики, конечно). При даме состояли два благовоспитанных молодых человека, которые разносили тарелки. Я ела суп и не сводила глаз с уполовника, которым дама действовала с таким непередаваемым величием и изяществом. В ее руке он был королевским скипетром, волшебной палочкой феи, атрибутом неведомой богини"¹².

Порасспросив одного из состоявших при раздаче пшена "благовоспитанных" молодых людей, Мария Петерсен узнала следующее: "Это герцогиня Лейхтенбергская, - сказал он, как-то не очень серьезно. - Правда, она самовольно пожаловала себе этот титул уже после революции, но она действительно дочь герцога Евгения Лейхтенбергского". На удивленный вопрос Петерсен, как она оказалась здесь, все тот же молодой человек отвечал: "Она утверждает, что знала еще в Швейцарии Ленина, или Троцкого, или обоих вместе и что она имеет из Смольного какую-то охранную грамоту"¹³.

"Всемирная литература", но грамота была не только из Смольного, но, по некоторым сведения, еще и из ВЧК, по просьбе которого она выполняла некоторые деликатные поручения, если верить повести А. Сапарова "Фальшивые червонцы"¹⁴. Основываясь на неизвестных нам источниках, А. Сапаров описывал герцогиню Лейхтенбергскую с нескрываемым восторгом:

"Отец ее, герцог Евгений Максимилианович Лейхтенбергский, на старости лет ввязался в дурно пахнущие политические интриги и комбинации, слишком охотно давая согласие на участие в эмигрантских "правительствах", двоюродный ее дядюшка, великий князь Николай Николаевич, выступал в роли кандидата в верховные вожди белой эмиграции, а она по-прежнему жила в маленькой своей квартирке на Моховой улице в Ленинграде, окруженная любимыми книгами и картинами. На эмигрантские харчи не рвалась, новой жизни вокруг себя не одобряла и не осуждала, будучи вполне удовлетворенной своей участью"¹⁵.

Откуда взялись сведения насчет довольства своей участью, остается загадкой, поскольку Д. Е. Лейхтенберг еще в 1937 г. навсегда исчезла в недрах Гороховой. Неизвестно откуда в этой же книге в качестве знакомого нашей герцогини упомянут Блок:

"Александр Александрович Блок, по праву старого знакомства, прислал ей однажды милое письмецо, выражая уверенность, что она примет участие в хлопотах общественности по созданию коммунального драматического театра на Фонтанке. Ни минуты не колеблясь, она влезла с головой в эти хлопоты. Театр получился отменный, с талантливой труппой и с неукротимым стремлением избавиться от надоевшей всем академической рутины"¹⁶.

театра была М. Ф. Андреева, возглавлявшая Петроградский театральный отдел (ПТО). Есть упоминания, что с октября 1919 до мая 1920 г. Д. Е. Лейхтенберг работала в ПТО¹⁷. В повести "Фальшивые червонцы" рассказывается еще об одной миссии, которую выполняла самозваная герцогиня. В 1924 г. Д. Е. Лейхтенберг ездила в Ревель хоронить свою дальнюю родственницу,

"оставившую в наследство коллекцию акварелей итальянских маетеров. В русских эмигрантских кругах Ревеля неожиданный приезд герцогини Лейхтенбергской произвел сенсацию. Некоторые откровенно сторонились, за глаза называя чуть ли не "красной" герцогиней и тайным эмиссаром Коминтерна; другие, напротив, с навязчивой бесцеремонностью лезли в друзья и покровители"¹⁸. Как повествует А. Сапаров, во время одной из таких бесед ей рассказали о том, что некие белогвардейцы казнили недавно в лесу выслеженного ими сотрудника ГПУ. В доказательство ей были продемонстрированы снимки. По возвращении в Россию Д. Е. Лейхтенберг после некоторых колебаний сообщила об этом следователю ГПУ С. А. Мессингу, который определил, что погибший и впрямь был агент ГПУ - К. Угренинов.

Е. Лейхтенберг,

"большинство сотрудников немедленно придумывало предлог, чтобы прекратить разговор и исчезнуть, а иные, уже издали завидев ее, прятались за шкафами и колоннами. Впоследствии я и сама делала то же. По двум причинам: во-первых, разговор дамы длился всегда чрезвычайно долго и шел в ущерб работе, а во-вторых, был и небезопасен. Не то, чтобы она была провокатором или секретным осведомителем, как утверждали самые трусливые, но в ее речах на всех пяти языках вперемежку сверкали как самоцветы в драгоценной оправе, имена и бабушки Mapии Николаевны, и дедушки Максимилиана Лейхтенбергского и дяди великого князя имярек и даже (самое плохое!) дяди Макса Баденского! Все это раздражало и возбуждало фантазию настоящих осведомителей, подслушивающих за шкафами, так что любой собеседник герцогини рисковал угодить в записные монархисты и понести за это кару"¹⁹.

Но какая-то связь с ГПУ, видимо, существовала, во всяком случае, коллеги по Публичной библиотеке жаловались на Д. Е. Лейхтенберг, что она

"... пугает их своими связями с ГПУ и даже ЦК, поскольку ранее была знакома с Лениным, а на работу в библиотеку ее рекомендовал A. M. Горький"²⁰.

Как бы то ни было, но 9 сентября 1937 г. герцогиня вместе со своим мужем В. Маркезетти была арестована по стандартному по тем временам обвинению в шпионаже. В деле есть ее подписи под протоколами допросов, где она признавала, что была "связана со шпионско-террористической группой германских политэмигрантов в Ленинграде, созданной агентами гестапо; была осведомлена о готовящемся теракте над секретарем ЦК и ЛенОбкома ВКП(б) тов. Ждановым... и т. д.", а 29 октября 1937 г. приговорена к расстрелу. Её расстреляли 5 ноября 1937 г., а ее мужа - 15 января 1938 г.

Таков был конец "красной" герцогини, которая при другой исторической ситуации со временем вполне могла превратиться в Пиковую Даму, окруженную воспитанницами, приживалками и горничными. Советская власть не дала ей такой возможности и бывшая красавица стала скромным агентом ГПУ, что, впрочем, не спасло ее от трагической и страшной смерти.

1 Чукоккала. Рукописный альманах Корнея Чуковского. М., 1999. С. 145-146.

2 Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 5. С. 207.

3 Краткое содержание оперы в 3-х действиях и 7 картинах "Пиковая Дама" (на сюжет А. С. Пушкина). Музыка П. И. Чайковского. М., 1892. С. 12-13.

4 Блок А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1960-1963. Т. 3. С. 644

"Весь Петербург" на 1916 год по адресу Моховая, 64 проживал полковник Иван Николаевич Харин, вероятно, это была его вдова.

6 Чуковский К. Дневник. 1901-1921 // Чуковский К. Собр. соч.: В 15 т. М., 2006. Т. 11. С. 268-270.

7 Там же. С. 291.

8 Архив М. Горького. МоГ 13/28.

9 Белякова 3. Романовы, как это было. СПб., 1998. С. 73. Приводимые далее сведения о родословной Д. Е. Лейхтенбергской взяты из этой же статьи.

11 Там же. С. 85.

12 Петерсен М. Герцогиня Лейхтенбергская. Воспоминания // Новое русское слово. 1964. 8 марта.

13 Там же.

14 Сапаров А. Фальшивые червонцы. Две повести из хроники чекистских будней. Л., 1972.

17 Личное дело Д. Е. Лейхтенберг // ЦГАЛИ г. С-Петербурга. Ф. 281. Ленобластлит. Оп. 3. Д. 6. Здесь же указано, что она работала переводчицей в издательстве "Всемирная литература" до октября 1919 г. Напомним, что блоковская "Сцена из исторической картины "Всемирная литература"" была написала осенью 1919 г.

19 Петерсен М. Герцогиня Лейхтенбергская.