Канунникова Ольга: Детские литпамятники, или Как обрадовать ребенка

«Новый Мир», №12
2012 г.

Недавно я заглянула в одну из центральных детских библиотек на традиционный книжный праздник, и мое внимание привлекла маленькая выставка новинок детской литературы, обустроенная в читальном зале. Что может быть желаннее сердцу рецензента, пишущего о детской литературе, нежели лицезрение новых книг детских издательств! И, что называется, каково же было мое удивление, когда, подойдя поближе, я увидела названия этих книг. Они были примерно такие: «Черная Рука», «Красная Рука и Призрак из 2-го „Б”»… В общем, все под девизом «Как напугать ребенка» (одна из книг так и называлась). Поскольку это все-таки была не тематическая подборка «Навстречу Хеллоуину», а обзор новинок рынка, то замысел устроителей был бы еще понятен, если бы они одну часть выставки сделали, раз уж без этого нельзя, в угоду нынешнему издательскому тренду (а тренд нынче такой пошел - все, все, что прибылью грозит, для сердца издательска таит неизъяснимы наслажденья!). А рядом располагалась бы другая экспозиция, где можно было бы увидеть, например, сборник стихов Сергея Махотина, или новые переводы для детей Григория Кружкова, или переиздание повестей Юрия Коваля. Все-таки заповедь Корнея Чуковского о главной цели детского писателя - какою угодно ценою воспитать в ребенке человечность, - «эту дивную способность человека волноваться чужими несчастьями, радоваться радостям другого, переживать чужую судьбу как свою» еще никто не отменял, несмотря на волчий оскал книжного рынка. А сочувствие к призракам и вампирам с воспитанием в ребенке человечности как-то не очень состыкуются.

Покидала я выставку в некотором унынии, и в голове почему-то вертелась фраза телеведущего из советского мультфильма про Карлсона: «Пожалуйста, уберите ваших детей от наших голубых экранов!»

«ужастиками» есть еще на чем остановиться глазу. Ниже мы как раз собираемся рассказать о недавно вышедших книжках, которые призваны не напугать, но - порадовать детей, а также их родителей.

Эта большая книга в синем переплете сразу привлекает внимание лаконичным дизайном и загадочно коротким названием - посреди обложки стоит вопросительное местоимение «Кто», ниже - большой вопросительный знак, иголка с ниткой и пионерский горн. Еще ниже, под горизонтальной чертой, разноцветными буквами выведено слово «ДЕТГИЗ»¹. На форзаце - группа радостных пионеров на набережной Невы, над ними парит веселый дирижабль с буквами «СССР», под ними надпись - «Ленинград». Потом мы еще вернемся к стихам, с которыми такое оформление связано, а сейчас не забудем упомянуть, что есть еще одно обстоятельство, эти отсылки ко времени-месту объясняющее: нынешний «ДЕТГИЗ» - преемник того самого ленинградского «ДЕТГИЗа», 75-летие которого отмечалось совсем недавно.

Тогда, к годовщине«ДЕТГИЗа»- основателя, вышло сразу несколько замечательных «реплик» - например, «Умная Маша», повествующая об истории журналов «Чиж» и «Еж», и «Кружок умных ребят» Николая Олейникова.

«чижово-ежовой песочницы», продолжает благородную серию детских «литпамятников», затеянную «ДЕТГИЗом».

Книга эта готовилась давно, и своего часа ей пришлось ждать долго. В истории ее появления присутствует какая-то доля абсурда. Сборник составлен и открывается вступительным словом не так давно ушедшего от нас литературоведа Владимира Глоцера, который много лет работал с архивами поэтов-обэриутов и многое сделал для возвращения их наследия в литературный обиход. При этом, как ни парадоксально, он же, получив доверенность от наследников Введенского, препятствовал (в основном по соображениям гонорарного характера) дальнейшей публикации сочинений писателя, и, как написано в одной биографической статье, «это привело к тому, что сборники поэтов Обэриу стали выходить с чистыми листами на месте, где должны были быть стихи Введенского». Поздравим же маленьких читателей с тем, что у них теперь есть возможность вместо «чистых листов» получить прекрасные стихи и рассказы Александра Введенского - некоторые из них не переиздавались больше 70 лет.

Стихов и рассказов для детей Введенский написал преизрядно - Маршак очень вовремя позвал опального обэриута в детскую редакцию, и многие годы эта работа была для него основным источником заработка. Сам Введенский, судя по всему, относился к этому «дуракавалячеству» серьезно, хотя писал для детей много и легко. Несмотря на редкость публикаций после 1941 года (год его смерти и год выхода последней книги), его сочинения успели читателям полюбиться. В сообществе поэта в ЖЖ недавно даже развернулась увлекательная поисковая интрига - читатели обменивались мнениями о его сочинениях, и кто-то рассказал о любимой книге своего детства - книге Введенского «О девочке Маше» 1937 (!) года издания, чудом сохранившейся в домашней библиотеке. Тут же другие читатели вспомнили, что тоже ее любят с детства и давно мечтают найти продолжение, о котором кто-то что-то слышал, но никто не знает точно, состоялось оно или нет, - дескать, у автора такая судьба была, что, может, он и собирался продолжение написать, да не успел. И таки нашелся в сообществе памятливый человек, который рассказал, что продолжение было, и даже назвал книгу 1956 (!) года «с потрясающими рисунками Н. Кнорринг». (Кстати, в том же сообществе упоминается, что книга «О девочке Маше» с продолжением недавно издана в аудиоварианте.)

Книга «Кто?» сразу сообщает о своей преемственности - на первой странице бережно воспроизведена обложка 1930 года с черно-белыми иллюстрациями Л. Юдина (оммаж первому детгизовскому изданию «титульного» стихотворения), и это именно оттуда, с юдинской обложки, черный силуэт горна переместился, чуть видоизменившись, на обложку издания нынешнего. Но в то же время современные иллюстрации Ю. Богатовой, очень хорошие, от первоисточника тактично дистанцируются - в них время и город предстают в некотором смещении, в такой меланхолической дождевой дымке. На них вроде есть все, что нужно, - пионеры, кошки, собаки, воздушные шары, милиционеры, дирижабли, но - вдруг по Галерной катит какой-то чудаковатый господин на велосипеде и в цилиндре, а на Дворцовую площадь выезжают извозчичьи дрожки… И лица у пионеров какие-то слишком задумчивые, так и хочется им сказать: «Ребята, „бодры” надо петь бодрее…»

Почитаем же эти стихи. Похоже, что когда Введенский писал для детей, он забывал, что он заумник и обэриут, и становился - кем? - да просто поэтом, ребенком, лириком. Эти черты подметила хорошо знавшая и любившая его детскую поэзию Лидия Чуковская (они работали вместе в 1920 - 1930-е годы в той самой знаменитой ленинградской редакции) - и нынешний «ДЕТГИЗ» в конце книги, в биографической справке, уважительно приводит ее слова: «А. Введенский, - писала Лидия Чуковская, - рожденный, природный лирик… Чистый и удивительно легкий стих А. Введенского вводит ребенка не только в мир родной природы, но и в мир русского классического стиха - словно в приготовительный класс перед веснами, звездами, ритмами Тютчева, Баратынского, Пушкина».

«о прекрасной ясности»² его стиха, - мало кто в нашей детской поэзии 30-х годов сумел создать такой стихотворный мир, который охватывает душевную жизнь ребенка полностью и целиком, со всеми ее повседневными подробностями, восторгами, опасениями, мечтами, любопытством.

Откроем, например, стихотворение «Щенок и котенок» - ведь это целая поэма или повесть в стихах, а главное событие, фабула этого маленького романа вот какая: котенка и щенка привезли на дачу. И только! Но это событие столь значительно, столь огромно для их маленького владельца, что невозможно, просто не получится пропустить в рассказе об этом ни малейших деталей: ни того, как поначалу «щенок и котенок в картонке скучали, щенок и котенок дрожали в тревоге, щенок и котенок устали в дороге» (обратим внимание, как троекратно повторенное «щенок и котенок» передает монотонный ритм движения поезда), ни того, как, уже освоившись на новом месте, однажды среди земляники они встретили пса и «пес кривоногий, с коротким хвостом стоял у дороги в лесу под кустом», ни того, как щенок и котенок, сидя у реки, наблюдают, как медленно выходит из леса пастух, трубя в свой пастушеский рожок, а главное - того, как… ну, в общем, читайте стихотворение. Так исподволь растет душа ребенка: он учится наблюдать, научается сочувствовать, сопереживать, сострадать, то есть делать самую важную - душевную - работу.

Чтение простое и в то же время непривычное - как будто из городского сумасшедшего ритма попадаешь в благодатную замедленность отпуска.

Никакого минимализма, торопливости, никаких поэтических спецэффектов - здесь повествование может себе позволить роскошь быть долгим и счастливым, каким бывает лето только в детстве.

абсурдист во взрослых стихах, Введенский редко впускает в свои детские стихи абсурд, оставляя эту прерогативу своим поэтическим собратьям. Но не надо думать, будто его стихи были отделены от их поисков и находок непроходимой поэтической пропастью.

Строжайше воспрещается

На днях предполагается
Чинить водопровод.
 

А вот это:

Грозен, важен и надут
Возвышается верблюд, -
 

разве не напоминает пародийно-иронические строки Олейникова:

Зайчик шел в кооператив?
 

А четверостишие:

Этой зимою
Я был в квартире

Тридцать четыре -
 

как будто отсылает к хармсовско-маршаковским «Веселым чижам». Помните:

Жили в квартире
Сорок четыре…
 

Тяжела, сыта, здорова,
Спит Корова на лугу.
..........................


 

Первые строчки - из стихотворения Введенского «Сны» - даже слишком легко монтируются с другими, из стихотворения Заболоцкого «Меркнут знаки зодиака».

И таких перекличек в книге много.

Но самый большой праздник ждет маленького читателя в конце - это, конечно, стихотворение «Кто?». Напомним отзыв о нем Лидии Чуковской из книги «В лаборатории редактора»: «Автор играет вопросами, играет ответами, играет то длинной, то короткой строкой, играет вещами и рифмами. <…>

Дядя Боря говорит:

Тетя Варя говорит:
- Чьи же это клещи? -
Дядя Боря говорит:
- Чья же это дудочка? -

- Чья же это удочка?
 

Поиграв вещами и рифмами, Введенский кончает стихотворение веселой укоризной:

Только Петя Бородин
Виноват во всем один.

Мы расскажем всем на свете».
 

Кстати, не этот ли «пятилетний гражданин мальчик Петя Бородин» вспомнился Сергею Михалкову, когда тот писал своего «Дядю Степу» - помните, как там: «Жив, здоров и невредим мальчик Вася Бородин»?

Есть в нынешнем сборнике стихотворение «Егор». Оно повествует о том, как жил да был на свете пионер по имени Егор и был этот Егор не простым пионером, а кем-то вроде сказочного персонажа или былинного богатыря:

Под высокой елкой


Серый волк рычал.

Он увидел волка,
Взял его за хвост,

В речку через мост.
 

Однако перекидыванием волка в речку через мост дело не ограничивается, и дальше нашему пионеру предстоит еще одно сказочное испытание:

…А в кустах разбойник
Достает ружье,

Застрелю его.

Но Егор от пули
Прочь не убежал,
Подскочил - и пулю

 

Но тут неуловимого Егора, которого пуля боится и волк не берет, ждет, как и случается в сказках, испытание третье, заключительное. На исходе ночи, уставший, он подходит к дому и видит, что в дом войти нельзя - оттуда дым валит столбом, и дом пылает.

Он увидел пламя,
Глубоко вздохнул,
Дунул он на пламя

 

Троекратная, как в сказке, и, как в сказке, волшебная победа над враждебными, злыми силами: огнем, пулей, злым разбойником-волком.

Если вспомнить дальнейший жизненный путь Александра Введенского - а маленькому читателю ведь когда-нибудь предстоит о нем узнать, - это стихотворение читается совсем иначе: как заговаривание судьбы, как заклинание.

«Могли погибнуть ты и я, / Но, к счастью, есть на свете / У нас могучие друзья, / Которым имя - дети». Самуил Яковлевич хорошо знал, о чем говорил, - и он, и его адресат не раз могли погибнуть «в водовороте кровавых столетий», но, к счастью, не погибли.

А вот Александр Введенский разделил печальную судьбу многих других создателей «Чижа» и «Ежа». Как коротко сказано в нынешнем издании, «незаконно репрессирован и погиб». Можно немного развернуть: Введенский был арестован вместе с другими обэриутами в 1931 году (на него якобы поступил донос о том, что он произнес тост в память Николая II), выслан в Курск (жил там некоторое время вместе с Хармсом), с 1936 года переехал из Ленинграда, куда ему дозволено было вернуться, в Харьков.

от болезни. Один из биографических источников приводит подробности: «Его тело было выброшено из поезда, затем доставлено в морг Казанской психиатрической больницы и похоронено. Место захоронения неизвестно».

К сожалению, «могучие друзья» тут оказались бессильны - пионер Егор смог победить большого волка, перехватил коварную пулю и погасил ужасный пожар только в стихотворении. Вся честная богатырская компания, увы, не смогла помочь - и даже ее вожак отважный Ваня Васильчиков, победитель крокодилов. Будете рассказывать детям о Введенском и его друзьях - не забудьте упомянуть о «Черных страницах „Ежа”» (из детгизовской книги «Умная Маша»). Пусть они знают, что кроме ежей и чижей действовали в нашей недавней истории еще и разбойники, волки и крокодилы.

Это еще одна находка и еще один детгизовский подарок - сказка Корнея Чуковского «Царь Пузан». Краткая справка: впервые издана в 1917-м, следующее издание - в 2001-м, в новом собрании сочинений. То есть нынешнее издание - всего лишь третье по счету (а отдельной книгой - вообще впервые). Всего лишь за почти 100 лет. То есть перед нами, можно сказать, новая сказка Чуковского, к тому же не в стихах, а в прозе. Есть чему и удивиться и порадоваться, правда?

Из аннотации можно узнать, что «Царь Пузан» был написан, по словам Чуковского, «по требованию собственных детей» летом 1917 года. В дневнике он отозвался о сказке - точнее, о пьесе, из нее переделанной - как-то наспех, мимолетно-уничижительно - в том году его помыслы занимало другое. Было чем озаботиться литератору и главе большого семейства летом 1917-го.

«Я сочинил пьеску для детей. Вернее, первый акт. Лида сказала мне: „Папа, у тебя бывает бесписное время (когда не пишется); пиши для детей”»³ (дневник, 19 июня 1917 года). И на следующий день: «Пишу пьесу про царя Пузана. Дети заставили. Им была нужна какая-нб. пьеска, чтобы разыграть, вот я в два дня и катаю. Пишу с азартом, а что выйдет… Черт его знает. Потуги на остроумие. Места, не смешные для взрослых, смешат детей до слез». Еще через несколько дней: «Делаем детский спектакль… О, с каким пылом я писал эту пьесенку. И какая вышла дрянь» (запись в дневнике от 24 июня 1917 года).

Ну насчет последнего - это он погорячился (с ним такое бывало). Про пьесу еще известно, что там был такой персонаж - Хранительница Королевской Зубочистки, ее играла Лида Чуковская (в сказке о Хранительнице Зубочистки - ни слова).

Много позже Чуковский писал в автобиографической повести «Гимназия» (впоследствии переделанной в «Серебряный герб»): «Путешествовать - значило для меня мчаться по прериям, умирать от желтой лихорадки, выкапывать древние клады, спасать прекрасных индианок от кровожадных акул, убивать бумерангами людоедов…» (курсив мой. - О. К.).

Нет, давайте начнем с начала. Жил-был царь, и царь этот был такой толстый, как буржуин на карикатуре Маяковского или как толстяк в «Трех толстяках» и даже, наверное, еще толще. Но только буржуина и трех толстяков совсем не жалко, и их судьба нас не очень-то волнует, а царя Пузана Чуковский описывает так, что мы с первых же строк начинаем испытывать к нему глубочайшее сочувствие. Хотя над ним из-за его толщины потешаются все его подданные (почти как зеваки над крокодилом в другой сказке: а за ним-то народ и поет и орет: и откуда такое чудовище?), смеяться над ним как-то не получается. Помимо того, что царь добр, он еще и деликатен, и интеллигентен, и в очках - и на рисунках художника Н. Воронцова похож не то на Дельвига, не то на Егора Гайдара.

Ну так вот, однажды в его царстве-государстве завелся великан-людоед Ермолай и начал терроризировать подданных. В богатой чуковской галерее сказочных людоедов этот обжора-людоед - первый. Занимается он в сказке тем же, чем и все последующие: глотает кого ни попадя.

И тогда национальный лидер, вопреки всем сказочным канонам, самолично отправился в логово террориста, чтобы с ним расквитаться, а добравшись, увидел, что людоед болен и лежит в постели… и, в общем, вместо того чтобы запустить в него бумерангом или чем покрепче (как ему, в общем-то, и положено - и по-человечески его можно понять), царь «рукопожатно» пригласил его к сотрудничеству, да еще пообещал за это приличное вознаграждение. И представьте себе, что людоед-великан, поразмыслив, согласился бросить свое людоедство и заняться общественно полезным трудом. И все заканчивается просто замечательно и для великана, и для государства, и лично для его величества. Мудрое политическое решение принял сказочный монарх. Современным политикам у него бы поучиться.

Странная все-таки эта сказка. И чуковская, и не очень. И тут, похоже, есть подсказка. Чуковский пишет в конце, что первая глава этой сказки «слегка заимствована из одной английской книжки». Кажется, мы теперь можем узнать из какой. «Царь Пузан» написан в 1917 году, в том же году Чуковский написал «Крокодила» и перевел английскую (точнее, валлийскую) сказку «Джек - покоритель великанов» (которую, добавим в скобках, возможно, в будущем году ожидает вал переизданий - в Голливуде по ней снимают одноименный фильм, премьера заявлена на 2013 год).

«Джек - покоритель великанов» и «Царь Пузан».

«Яма была очень глубокая. Великан пробовал выпрыгнуть из нее, но не мог: всякий раз падал на дно. Сначала он ругался и грозил кулаками, а потом заплакал и начал просить, чтобы Джек отпустил его на волю.

- Я буду добрый! - кричал он. - Я полюблю всех людей! Я не буду никого обижать!» («Джек - покоритель великанов»).

Смотрите, ведь именно с такой проповедью «абстрактного гуманизма» обращается к великану Ермолаю добрейший царь Пузан: «Видишь ли, Ермолай Ермолаевич, - сказал он великану, улыбаясь. - Доброму живется легко. Для доброго и горе - не горе. Попробуй-ка ты сделаться добрым, полюби-ка ты всех на свете людей - и заживешь припеваючи».

В общем - «Буду, буду я добрей!», как уверял другой людоед из другого, гораздо более позднего сочинения.

решимость, конечно, вызывают уважение, но изумляют не так сильно. Маленький герой в «Покорителе великанов» скорее похож на Ваню Васильчикова, другого победителя, совершившего свое отважное деяние в том же 1917 году на страницах того же журнала «Для детей».

Все до единого авторы сказок до Чуковского (и выскажем предположение, что и после Чуковского тоже) занимались справедливым наказанием и законным уничтожением людоедов. Давали, так сказать, симметричный ответ нарушителям сказочного порядка.

Чуковский едва ли не первый, кто людоеда пожалел, обеспокоился его спасением и перевоспитанием, позаботился о его трудоустройстве; кто дал шанс людоеду стать человеком. (Не забудем, в начале какого людоедского века это все случилось!)

Современные читатели уже успели сказку оценить. Так, в сообществе Центральной государственной детской библиотеки им. Гайдара недавно происходило читательское голосование «Книга года», в числе номинантов была заявлена и книга Чуковского «Царь Пузан».

Не удержимся и приведем несколько читательских высказываний:

«Очень показательно, что именно в 17-м году напечатали эту сказку про Царя-Защитника! Про Царя с добрейшим сердцем. Который дает народу все, что его ни попросят. Корону попросят - он даст. Да еще и говорит такие фразы: „Боже! Мое сердце перед Тобой открыто!”... „Молитесь за меня, мои милые...” И это опубликовали... в семнадцатом году!» (цитата из отзыва с сайта интернет-магазина «Лабиринт»).

А вот что написала библиотекарь Гузяль Эркаева (с. Костенеево, Елабужский район, Республика Татарстан): «Впервые сказка была напечатана в журнале „Для детей” в 1917 году, затем в сборнике сочинений в 15 томах в 2001 году, и больше она до 2010 года не печаталась. Не понимаю - почему? Я, например, прочитала ее с большим интересом. А на другой день детям в библиотеке показала эту книгу и рассказала начало сказки, чтобы заинтересовать их, так теперь на нее выстроилась очередь. Это очень добрая и поразительно современная сказка. А тем, кто хочет похудеть, в этой книге дан совет. Советую прочитать как взрослым, так и детям» (опубликовано на сайте Костенеевской сельской библиотеки).

Вспомним, что сам Чуковский придавал огромное значение иллюстрациям к своим сказкам, активно интересовался их созданием, спорил, переписывался с художниками. В связи с этим интересно прочесть рассказ художника Николая Воронцова об истории возникновения иллюстраций к сказке:

«Впервые я его проиллюстрировал 20 лет назад. Но неизвестные мне сложности не позволили книге увидеть свет.

Царь Пузан остался в голове и в планах. Но загруженность не позволяла взяться за работу над книгой. Перед Новым, 2010 годом поступило предложение от «ДЕТГИЗа» вспомнить мою старую работу над Царем Пузаном и сделать книгу. Был Новый год, масса свободного времени. Пересмотрел старые иллюстрации, перечитал текст Чуковского и решил нарисовать новые. Так меня увлек текст.

Потом старые иллюстрации увидел редактор «Амфоры» и пожелал издать книгу.

В итоге вышли две книги. Хоть они обе карикатурные, но очень разные» (из ЖЖ художника Николая Воронцова).

Какая удача, что «Царя Пузана» советская власть проглядела - можно только представить, как Чуковскому досталось бы за «веру в доброго царя» и восхваление монархии во времена, когда уважать царей было не очень принято (а ему, как мы знаем, и без того досталось - и людоедская критика знает, за что).

Да, еще вот что: в музее Чуковского в Переделкине сохранилось фотосвидетельство с той театральной премьеры. Фотография коллективная, на ней изображены участники куоккальского представления. Среди них есть и маленькая Лида Чуковская - Хранительница Королевской Зубочистки.

Надо сказать, что нынешние юбилейные издания - весьма ценные, но не первые «литпамятники» издательства. «Первые ласточки» появились еще в начале перестройки - например, сборник «Уважаемые дети» (1989), тщательно и с любовью собранный из произведений ленинградских писателей 1920 - 1930-х годов и классических иллюстраций к ним. Или - сборник «Это город Ленинград» 2005 года, составленный по тому же принципу. И еще одну очень важную просветительскую работу делает «ДЕТГИЗ» - знакомит читателя не только с классическими детскими книгами, но и с биографиями иллюстраторов, которые над этими книгами работали. В серии «Художники „ДЕТГИЗа”» уже выходила книга о Юрии Васнецове, а в этом году изданы «Звери и птицы Евгения Чарушина» Э. Кузнецова - о знаменитом мастере книжной иллюстрации.

К тому же издательство помнит, что есть классики как таковые, а есть еще классики-современники. И выпускает «линейку» книг современной эпохи - например, в прошлом году вышло переиздание книги Олега Тарутина «Что я видел в Эрмитаже», впервые увидевшей свет в 1989-м и запомнившейся читателям. Вот что сказано в послесловии: «В наши дни почти всегда у входа в музей очередь. А вы вошли в музей как бы без очереди благодаря этой книге со стихами, в которых сохранились и детская серьезность, и лукавая улыбка Олега Тарутина».

Другой пример такого рода издания - книга классика-современника Олега Григорьева «Чудаки и другие», составленная живым классиком Михаилом Ясновым. Поэт Яснов так характеризует поэта Григорьева: «Первая книга Григорьева неспроста называлась „Чудаки”: она переполнена вот такими, немного не от мира сего персонажами, которые трудно вписываются в окружающий их мир. А если мы вспомним замечательную традицию детской поэзии, идущую от скоморошества и от старого ярмарочного театра, от „Человека рассеянного” С. Маршака и от стихов Даниила Хармса и Александра Введенского, то поймем, что чудаки Олега Григорьева оказались в хорошей компании».

На последней странице недавно переизданной «ДЕТГИЗом» книги о ленинградской блокаде (автор - Нисон Ходза, 1906 - 1978) помещено удивительное обращение к читателям. Приведем его здесь полностью:

«Дорогой друг! Напиши нам, пожалуйста, свои впечатления об этой книге. Если в твоей семье бережно хранятся блокадные фотографии, письма и дневники, то, пожалуйста, пришли нам копии этих уникальных документов военного времени. Они нам могут очень пригодиться и для новых книг, и для публикаций о блокадном Ленинграде в детском журнале „ЧИЖ и ЕЖ”⁴. Если ты не знаешь, как сделать эти копии, то мы тебе поможем. Пиши! До свидания, твой „ДЕТГИЗ”».

«из прошлой жизни», заключена осторожная надежда. Услышат ли его те, кому он адресован?

Примечания:

1. О книгах этого питерского издательства мы уже писали на страницах «Нового мира» - см.: Канунникова Ольга. Как кричит еж? - «Новый мир», 2010, № 10.

«о прекрасной ясности» здесь тоже не совсем случайна - Введенский был одним из любимых поэтов Михаила Кузмина, и в его дневнике 20-х годов Введенский часто появляется.

4. Литературно-художественный журнал для детей «ЧИЖ и ЕЖ» издается с 1999 года.

ОЛЬГА КАНУННИКОВА