Крючков Павел: Чуковский дом

Любимая Россия № 3(4) 2006

"Живите в доме, и не рухнет дом..." - эта строка поэта Арсения Тарковского была особенно дорога писательнице Лидии Чуковской, которая сохранила для потомков и отстояла в трудные времена перед властями мемориальный музей своего знаменитого отца - Корнея Ивановича Чуковского. Сегодня в журнальных и газетных статьях, посвященных этому дому, иногда встречается определение "музей последнего дня", - оно означает, что в мемориальном доме Корнея Чуковского не существует какой-то специально созданной экспозиции. За исключением одной, "выставочной" комнаты, вся обстановка сохранена здесь в том виде, какой она была осенью 1969 года, когда машина "скорой помощи" увезла Чуковского в больницу, откуда он уже не вернулся.

Без хозяина жилье опустело, но очень скоро здесь стали появляться благодарные читатели Корнея Ивановича, и его дочь решилась открыть им то, что поначалу сохраняла только как свою личную память. Немаловажно знать, что официальным этот уникальный музей стал недавно: десять лет назад, после тщательной научной реставрации, он получил статус одного из филиалов Государственного литературного музея.

В наши дни наследие Корнея Чуковского - в полном, свободном от цензурного произвола объеме - становится все более и более доступным: переизданы его главные книги, опубликованы дневники и легендарный альманах "Чукоккала", из печати выходит 15-томное собрание его сочинений. Миф о Чуковском как исключительно "детском" литераторе понемногу рассеивается, и, возможно, его грустная шутка о том, что прогуливающиеся по поселку люди перепутают его с Маршаком - потеряет свою невеселую актуальность. Вместе с тем, будем помнить, что большая часть посетителей его музея - это те, кто приходят в гости именно к народному писателю, быть может самому первому в нашей жизни поэту. Тому самому, чьи стихотворные сказки читают нам вслух в раннем детстве.

"Счастьем труда", как он сам сказал по другому поводу.

В истории отечественной культуры мемориальные музеи занимают своё особое место, многие посетители бывают в них по несколько раз, открывая для себя новые и новые черты в жизни и судьбе человека, который им интересен и близок. В последнее время, в особенности после минувшего четыре года назад 120-летия Корнея Чуковского, интерес к нему в читающей России возрос необычайно. "Как печатают Чуковского сейчас, не печатали никогда прежде", - сообщала газета "Известия". Все, что он сделал за свою почти семидесятилетнюю жизнь в литературе, отмечено ярким талантом и несомненной новизной, которую сегодняшние почитатели и исследователи его творчества только начинают осознавать. Чуковский оставил нам уникальный метод достижения творческой свободы: он интуитивно уходил в "неподцензурные" жанровые ниши, неколебимо сохраняя свое мировидение, взгляды и вкусы, оставаясь проводником "серебряного века в веке советского железа".

Как это ни парадоксально, первые "посетители" Дома Чуковского появились здесь еще при жизни Корнея Ивановича. Это были дети. На одном из традиционных первоапрельских собраний в честь дня рождения Чуковского, - знаменитый звукоархивист Лев Шилов демонстрировал редкую запись: Корней Чуковский ведет экскурсию... по своему кабинету, показывает свои сокровища. Все и сейчас на местах: и говорящий лев, и подарки иноземцев, и Чудо-дерево на краю стола, сделанное руками московских школьников ко дню рождения любимого сказочника. Сохранились и редкие кинокадры: Корней Иванович примеряет перед детьми оксфордскую мантию и шапочку, объясняя попутно, как называют по-английски аксессуары Почетного доктора литературы.

После ухода Чуковского из жизни первыми в его дом пришли взрослые: обитатели местных санаториев и литераторы. Однажды внучка и наследница Корнея Ивановича - Елена Цезаревна передала музею фрагмент дневниковой записи своей матери, Лидии Корнеевны Чуковской, которая четверть века строго следила за тем, чтобы ни одна вещь, ни одна книга не меняли своего "узаконенного" при Чуковском места.

"... В этот мой приезд я испытала новое чувство, и тяжкое и радостное. В тот миг, когда я приехала, едва вошла, постучали четверо. Из кардиолог<ического> санатория, осмотреть дом. Я сказала: завтра. Завтра пришли 17 и все с пакетами, а в пакетах тапочки! Очень трогательно. Я повела их наверх. В голове ни единой мысли. А говорила час и они были заинтересованы, я чувствовала. Уж очень кабинет хорош в своей глубокой уютной рабочей выразительности <...> А вчера туда поднялись Вен<иамин> Ал<ександрович> <Каверин> и Бор<ис> Абр<амович> <Слуцкий> - впервые после смерти КИ.

<ександрович>, и я видела, что он был тронут, и С<луцкий> тоже, и была этим вознаграждена за свои <...> распри со всеми родными".

"Берегла я все это для себя, для одиноких свиданий с ним, а случилось иначе..." - писала позднее Лидия Корнеевна в книге "Процесс исключения". - "Дом Чуковского в Переделкине" на улице Серафимовича, 3 возник не по плану, не по моей воле, а по воле читателей и почитателей, которой мы не посмели противиться. Посетители являлись словно из-под земли. Многие, придя один раз, приходили снова - с родными или знакомыми. И столь же нежданно-негаданно, словно с неба упали, явились на помощь бескорыстно преданные памяти Корнея Ивановича добровольцы-экскурсоводы..."

Существует дополнительный секрет единственности, непохожести дома Чуковского на другие мемориальные музеи. Это его собственная, "музейная" судьба, уже не известная самому писателю: история многолетнего сражения за это памятное место, где вещи, книги и стены словно бы продолжили самого Чуковского.

Близкие Корнея Ивановича выполнили свой долг перед его памятью, а Министерство культуры поначалу предприняло необходимые шаги по охране его мемориального дома. Однако в 1982 году этот дом, кабинет, библиотека - весь этот мир Чуковского оказался перед угрозой уничтожения. По решению секретариата Союза писателей СССР было начато судебное дело по выселению семьи Чуковского (а значит и музея) из переделкинского дома.

Несмотря на первоначальное сочувствие местной судебной власти (судья Ольга Широкова отказала Литфонду в иске), после целого ряда махинаций аппарата Союза писателей, Дом Чуковского был исключен из числа охраняемых государством памятников культуры. Предстояло выселение и даже снос дома.

самоотверженных людей, которые возродили дом из разрухи в ходе народной стройки - летом 1982/83 года. И наконец - к воле десятков тысяч людей, приезжающих в Переделкино, "к Чуковскому".

В защиту музея выступали писатели, артисты, ученые. Последнее в жизни письмо, подписанное академиком Петром Леонидовичем Капицей, было о Доме Чуковского. К сожалению, этих усилий, а также заступничества таких людей, как академик Дмитрий Лихачев, Сергей Образцов, Валентин Берестов, Вениамин Каверин и многих-многих других, оказалось недостаточно.

Защитники музея Чуковского не знали о секретной партийной директиве председателя КГБ Андропова, в которой решительно предлагалось "отказать <Л. К.> Чуковской в создании музея в поселке Переделкино". Кто мог предположить тогда, что об исключенной за "антиобщественное поведение" из Союза писателей Лидии Корнеевне - менее чем через двадцать лет будут писать в газетах, что этим своим поведением она помогла спасти честь русской литературы?..

Остановить неотвратимое разрушение музея удалось только в годы перестройки. Дмитрий Сергеевич Лихачев - председатель Советского фонда культуры - добился отмены позорных судебных решений. Дом Чуковского был признан памятником истории и культуры. Позднее осуществилась передача переделкинского дома Корнея Чуковского Государственному Литературному музею. Но, повторимся, только после двухлетней, кропотливой реставрационно-строительной работы, проведенной специалистами этого старейшего культурного учреждения страны - дом открылся для посетителей.

... Опять, как и прежде, книжные полки и шкафы заполнены книгами. На своих местах развешены картины, рисунки, фотографии - мемориальная обстановка восстановлена исключительно точно. Словно и не было печальных лет изматывающей борьбы за спасение памяти, за сохранение истории. Радости и гордости многочисленных друзей дома не было предела, ведь именно благодаря их помощи и состоялся этот праздник. А перед сотрудниками дома-музея Корнея Чуковского встали новые и очень непростые задачи. Важно не только обеспечить цельность экспозиции и сохранить существовавшие в этих стенах традиции, но и развивать их, учитывая те изменения, которые произошли за последнее время в стране. И, конечно, необходимо сохрани память о человеке, роль которого в борьбе за этот дом была решающей - Лидии Корнеевне Чуковской. Именно ее вера в силу правды, ее подтвержденный нелегкими испытаниями авторитет помогли выстоять и победить.

"Русское подвижничество". В этой книге была напечатана последняя работа Лидии Чуковской "Куоккала - Переделкино".

Почти вся она посвящена Дому отца.

"Ощущение, что вот сейчас, сию минуту, Корней Иванович войдет в эту комнату, было мне чуждо. Комната и без него была им. Запечатленный образ его труда, отдыха, веселья, любви к детям, неутолимой любви к чтению. Комната была образом и подобием его бессонниц, разбросанной, на всё откликающейся и притом собранной в единство личности.

Запечатлена бессознательно.

Оксфордская мантия на белой двери балкона. Наискосок о торжественной мантии - нечто противоречащее любой церемонии: поперек книжных полок праздничный наряд калифорнийских индейцев. (Цветные перья с бубенчиками...) Огромный письменный стол, за которым столько создано им и проредактировано рукописей своих и чужих. Вот дощечка - он, бывало, на дощечке в Куоккале, сидя в густой траве или на песке прислонившись к стволу или к пню, или к камню, а потом в Переделкине, лёжа на тахте в этой комнате или в шезлонге в саду в смешной широкополой войлочной шляпе. Вот шкаф, старинный, XVIII века, с выдвижными ящиками для архива, именуемый Корнеем Ивановичем попросту "штуковиной" - а на верхней доске "штуковины", над всеми архивными рукописями - волшебный японский паровоз: сам, скользя по полу, паровоз огибает ножки столов и стульев или даже ногу, поставленную ним. Нос к носу с паровозом - говорящий по-английски рыжий лев... На стенах этой комнаты книжные полки, полки, полки (еще Куоккальские!) - и чего тут только нет! И русская классическая и современная проза, и книги по-английски. Английские книги во множестве. Смолоду влюбившись в английскую литературу, он настойчиво обучал английскому всех вокруг: собственных детей и внуков, да и соседских. Сам он с годами стал специалистом по англо-американской литературе. Незадолго до смерти просил, чтобы ему читали вслух "Vanity Fair"- "Ярмарку тщеславия" Теккерея... Поэзия, поэзия, поэзия (ведь всю свою жизнь был он стиховедом, стихолюбом, страдал стихоманией - как иные страдают балетоманией или меломанией). Вот Некрасов; вот многотомный Чехов - и в каждом томе прозы или писем пометки карандашом. (На основе этих беглых пометок, выросли книги о Чехове, - "самом скрытном из великих русских писателей", тайнопись которого всю жизнь Корней Чуковский пытался расшифровать.) Вот и Уитмен, вот и впервые в России переведенные им "Короли и капуста" О'Генри... А под потолком подарок от доброй художницы: веселая люстра с картинками к сказкам Чуковского. Никакого Уитмена или Чехова: сказки!.. Вот на письменном столе справа деловитый телефон, а слева - дерево, где на ветках висят башмаки - "Чудо-дерево ", подарок искусных школьников; вот на стене большая фотография - это Екатерина Осиповна Корнейчукова, мать Чуковского, а вот и сыновья (один погиб на войне в 1941 году, другой умер мгновенно от сердечного приступа в 1965-м). Вот, на письменном столе, фотография жены - а на стене репродукция с портрета Корнея Ивановича, исполненного Репиным в 1910-м с собственноручною дарственной надписью... Вот, свесив ноги, уселся на книгах Humty-Dumpty... Но я бросаю, иначе не кончу никогда. ("Вы неисчерпаемы", писал когда-то Корнею Ивановичу Репин.)..."

"домашнего", но государственного музея - самой Лидии Корнеевне Чуковской увидеть не довелось. Печальным февралем 1996 года ее друзья и читатели навсегда прощались с ней в отремонтированном, но пока еще совершенно пустом доме. Теперь комната, где работала Лидия Корнеевна в последние годы жизни над книгами "Памяти детства", "Записки об Анне Ахматовой", "Прочерк" - обрела свой прежний вид.

и продолжается - начатая более тридцати лет назад - увлекательная беседа об одном из самых знаменитых и самых загадочных русских литераторов. Его бессмертие оказалось долгим, непрерывным узнаванием, открытием, которому помогает и его переделкинский дом-музей. Путешествие по этому дому, как и наше приближение к постепенно проявляющемуся контуру судьбы Корнея Чуковского - бесконечно.

Павел Крючков