Крючков Павел: Александр Солженицын в доме Корнея Чуковского

Звено, Вестник музейной жизни
2007

... Ровно за месяц до своего ареста и высылки, в середине января 1974 года, Александр Солженицын сделал заявление для печати, посвященное исключению из Союза писателей Лидии Корнеевны Чуковской. "Истинным толчком и целью была месть ей за то, что она в своей переделкинской даче предоставила мне возможность работать. И напугать других, кто решился бы последовать её примеру". "Известно, - пишет далее Александр Исаевич, - как три года непрерывно и жестоко преследовали Ростроповича. В ходе травли не остановятся и разорить музей Корнея Чуковского, постоянно посещаемый толпами экскурсантов..."¹.

Самодельный мемориальный музей травили до самой "перестройки", но экскурсанты об этом не ведали. А если и узнавали о судебных исках от Союза писателей и Литфонда - например, после любопытствующих вопросов о статусе дома - то истинных причин травли добровольные экскурсоводы открыть им не могли. Да и о чем было рассказывать? О неоднократном пребывании в этом доме Александра Солженицына - еще с середины 60-х? Об исключении Лидии Корнеевны?

... Говорили о видимом глазу: вот - народный музей Корнея Чуковского, сохраняющий в своих стенах черты личности знаменитого литератора, который здесь жил и работал, имя и произведения которого (стихотворные сказки, прежде всего) известны каждой советской семье. За этими книгами, фотографиями, картинами - богатая и драматичная история отечественной литературы, а вместе с тем - и удивительное "едино-многообразие" писательской судьбы жителя этой дачи.

... И поскольку вы охотно приходите сюда семьями и целыми школьными классами, стало быть, этот мемориальный музей нужен читающей России...

... Да, не существует у нас такого обычая, чтобы музей создавался стихийно, а не волею начальства, - но смотрите, создался же...

Если можете - защитите его. Он - под угрозой разорения.

И посетители музея писали обеспокоенные письма в центральную прессу, откуда им отвечали, заверяя официальными подписями газетного начальства, что... никакого Дома-музея Корнея Чуковского в Советском Союзе - нет, и никогда не было. А есть лишь выстроенная им, Чуковским, детская библиотека. Что экскурсанты-де перепутали.

Конечно, "перепутавшие" посетители, да и сама Лидия Корнеевна Чуковская вместе с хранителями музея тогда еще не знали о докладной записке председателя КГБ, поданной в Политбюро в начале 70-х: "Из оперативных источников известно, что Чуковская для встреч с иностранцами использует дачу Литературного фонда Союза писателей СССР в посёлке Переделкино, выделенную в свое время К. Чуковскому. Для закрепления права пользования дачей за собой на будущее Чуковская добивается превращения ее в литературный музей отца, рассчитывая стать его директором. В последние дни получены данные о том, что Чуковская предложила проживать на даче в зимний период Солженицыну, который дал на это предварительное согласие. С учётом изложенного считаем целесообразно предложить Секретариату Союза писателей СССР отказать Чуковской в создании музея в посёлке Переделкино".

Союз писателей немедленно откликнулся угодливой справкой: "Союз писателей СССР не считает возможным создавать музей на даче К. Чуковского в Переделкино. Об этом докладывалось ЦК КПСС от 11 декабря 1969 г. Решением секретариата Правления московской писательской организации от 9. 1. 74 года Л. Чуковская исключена из членов Союза писателей СССР за грубые нарушения Устава СП СССР". Цитируя эти исторические документы в своей последней большой работе - очерке "Куоккала - Переделкино" (в сборнике "Русское подвижничество", посвященном 90-летию со дня рождения Д. С. Лихачева) Лидия Чуковская писала: "Ни дом наш, ни участок нам не принадлежали. Кому же? Хотя Корней Иванович, а за ним и мы, аккуратно, день в день, долгие годы ежемесячно платили за дом и лес, за электричество, газ, телефон - хотя на экскурсиях никогда и никто не позволял себе ни одного антисоветского слова (мы сознавали, что среди экскурсантов - шпики), хотя мы совершали несомненное культурное дело и не брали при этом с посетителей ни единой копейки - Дом принадлежал не нам, а Литературному фонду, а Литературным фондом руководил Союз писателей, из которого я была изгнана, а Союзом писателей - сам Отдел культуры самого ЦК партии. (Для этого отдела культуры не было ничего ненавистнее, чем культура.) Отделом культуры ЦК руководил, как и всем в нашей стране, Комитет государственной безопасности... "². Разумеется, тогда, в середине 1970-х, и представить было нельзя, что пройдет всего 20 лет, и Дом-музей Чуковского откроется . В этом - теперь уже - филиале, отделе Государственного Литературного музея, в одном из помещений нижнего этажа дачи, на своем привычном месте стоит походный стол Александра Солженицына, привезённый им от Ростроповича. И разве можно было представить, что настанут такие удивительные времена, когда это рабочее место получит соответствующий инвентарный номер, и что в "позальной описи" он будет указан именно как стол автора "Одного дня Ивана Денисовича".

Тогда это было невообразимо.

Сегодня на выставочной экспозиции в Доме-музее К. И. Чуковского представлена фотокопия машинописного письма Солженицына в редакцию "Литературной газеты" с благодарностью читателям и писателям, поздравившим его с 50-летием. На полях машинописи - факсимиле: "Дорогой Корней Иванович! Из-за некоторых неполадок в работе печатных станков "Литературная газета" переложила на меня самого лично приветствовать каждого поздравителя. Нечего говорить, что именно Вас я благодарю и обнимаю с постоянной любовью".

А теперь представьте себе, что в самый "закрытый" для отечественного читателя юбилей Солженицына, в год 1978-й, пожалуй, только в одной точке Советского Союза был выставлен публично фотопортрет изгнанника: в самодеятельном доме-музее Корнея Чуковского. Эта публичность не афишировалась, фотокарточка стояла себе за стеклом шкафа-бюро в знаменитом рабочем кабинете, неподалеку от фотоснимка Чуковского с Гагариным, рядом с портретом неведомого тогда почти никому еще одного будущего "нобелевца", американца Исаака Башевиса Зингера, рядом с семейными фотографиями.

Больше того, немногочисленные "посвященные" знали, что в изданном в том же году сборнике "Жизнь и творчество Корнея Чуковского" (составитель Валентин Берестов) эта фотография просматривалась в оформлении книги, поскольку на форзацах был помещен вид Чуковского кабинета³. И если присмотреться - она там есть, виднеется в глубине комнаты.

Вот они, "мифы и легенды Древней Греции", "маленькие радости" истории нашей литературы.

А фотография Солженицына и сейчас - в кабинете Чуковского. Между прочим, именно в этой комнате, в дни временного отсутствия хозяина дома, Александр Исаевич работал над своим рассказом "Пасхальный крестный ход" (1966).

A propos: собрание сочинений Солженицына в девяти томах (М., "Терра", 1999) открывает том рассказов. Книга - как всегда - предварена фотопортретом. Здесь мы видим Александра Исаевича, сидящего на садовой скамейке (левой рукой он опирается на спинку, правая - на колене, с листом бумаги и авторучкой). Сзади просматриваются дачные сооружения, а подпись под снимком гласит: "Переделкино, 1967".

На фотографии заметно, что часть скамейки - верхняя доска с бортиком - выкрашена белой краской, - для того, чтобы плоховидящая Лидия Корнеевна в сумерках не ушиблась (эта, казалось бы, незначительная мемориальная черта сохраняется и сейчас).

К сегодняшнему дню тема "Солженицын и Чуковские" представлена богатым собранием опубликованных источников. Имя Солженицына можно встретить в тексте Дневника Корнея Ивановича, в полном издании "Чукоккалы", в переизданном "Высоком искусстве", в выходящих из печати письмах Чуковского. В его новое, 15-томное Собрание сочинений равноправно включена и написанная по просьбе Твардовского "внутренняя" рецензия на рукопись "Одного дня Ивана Денисовича" - "Литературное чудо"⁴.

"Записок об Анне Ахматовой", из очерка литературных нравов "Процесс исключения".

К 80-летнему юбилею писателя был выпущен составленный Еленой Чуковской сборник статей и документов об А. И. Солженицыне "Слово пробивает себе дорогу" (1962 - 1974). И конечно, названный историко-литературный сюжет был тиражирован в ряде документальных фильмов и газетно-журнальных публикаций, посвященных и Солженицыну и Чуковским.

официального музея Чуковского, из печати вышли отдельным изданием солженицынские Очерки литературной жизни "Бодался телёнок с дубом" (М., "Согласие" 1996), - с приложением легендарного Пятого дополнения - "Невидимки", писавшегося уже после изгнания. Тут читателям открылась глава "Елена Цезаревна Чуковская".

"Телёнке" и прочиталось давнее, записанное еще в Рождестве-на-Истье, весной 1967-го: "В эту пору (после захвата сотрудниками КГБ архива Солженицына в сентябре 1965-го. - П. К.) К. И. Чуковский предложил мне (бесстрашие для того было нужно) свой кров, что очень помогло мне и ободрило. В Рязани жить я боялся: оттуда легко было пресечь мой выезд, там можно было взять меня совсем беззвучно и далее безответственно: всегда можно свалить на произвол, на "ошибку" местных гебистов. На переделкинской даче Чуковского такая "ошибка исполнителей" была невозможна. Я гулял под тёмными сводами хвойных на участке К. И. - многими часами, с безнадёжным сердцем, и бесплодно пытался осмыслить своё положение, а ещё главней - обнаружить высший смысл обвалившейся на меня беды"⁵.

Без малого три десятилетия спустя после этой записи, в феврале 1996-го, в печальный день прощания с Лидией Корнеевной, Солженицын расскажет в столовой Дома Чуковского о своей предвысыльной жизни в переделкинском доме: "... меня можно было смахнуть как муху, а здесь - не возьмёшь. И летом того же года пришлет в музей книжное издание "Телёнка" с надписью: "Дому Корнея Чуковского, давшему мне приют в это тяжкое моё время. Август 1996. Солженицын".

Об Александре Солженицыне посетители музея начали активно спрашивать, начиная со второй половины 1980-х. В финале долгого путешествия по дому мы непременно заходили с ними в "ту самую", "выставочную", как ее иногда называем, комнату, - показывали рабочий стол Солженицына, говорили о нём и его книгах. Вспоминали устные рассказы Лидии Корнеевны и Елены Цезаревны Чуковских, приводили слышанные нами свидетельства секретаря Корнея Ивановича - Клары Израилевны Лозовской.

Это было ещё до публикаций.

"Процесс исключения" с мемуарными страницами, посвященными Солженицыну и его пребыванию в Доме К. И., вышел только в 1990-м.

... Тогда, до официального открытия Дома-музея эта комната имела несколько другой вид, чем сейчас: у правой стены стояла тахта, над нею - деревянная этажерка для книг (после возвращения в Россию в 1994-м Александр Исаевич попросит отдать её ему на память). Слева от входа - платяной шкаф, за которым прятались вилы, переехавшие впоследствии в Москву (Солженицын держал их тут на случай возможной обороны). У полукруглого окна - стол. Он, повторюсь, и сейчас на месте.

В течение многих лет, ко дню рождения Корнея Ивановича сотрудники музея устраивали в этой комнате выставки, посвященные новым книгам и отдельным сюжетам, связанным с литературной и человеческой судьбой Чуковского. На столе Солженицына - под стеклом, ксерокопии его записок к Лидии Корнеевне и Кларе Израилевне: "Я уже приехал! Уезжайте. Плиту уберу сам. Не делайте ничего".

Современному читателю объяснить уклад солженицынской работы в доме приветивших его друзей было не просто: "он что же, оставляет записку, а сам закрывается в комнате и садится работать?"

И - наоборот, отработав: "Я уехал в город. Приеду завтра в девятом часу утра".

"... Слежка его - за самим собою - была, пожалуй, неотступнее, чем та, какую вели за ним деятели КГБ, - вспоминала в "Процессе исключения" Лидия Корнеевна, - (столь удивлявшая и сердившая его знакомых), была неистовой спешкой к средоточию и глубине: к выполнению урока. Поблажек он себе не давал, садился за труд ни свет ни заря. Иногда на холодильнике в кухне я находила краткую записку: "Если Вы освободитесь к девяти, послушаем вместе радио". Это означало, что сам он в этот день ранее обычного окончил урок и дает себе неожиданный отпуск минут на 20. Послушать, поговорить, расспросить, рассказать⁶.

Здесь, в этом доме, 28 декабря 1973, "во время обычного дневного пережёва под слушанье дневного Би-Би-Си" Солженицын услышал о выходе в Париже первого тома "Архипелага" на русском языке. Бирнамский лес тронулся.

Арестовали писателя через день после отъезда из Переделкина в Москву, 12 февраля 1974. Уезжая в город, он "оставил на месте свой быт, поверхность письменного стола, книги"⁷. Потом его рабочее хозяйство сложной "левой почтой", переправилось к нему за границу. Но, перед тем, один из друзей дома сфотографировал эту комнату в том виде, в каком ее оставил Солженицын. Впоследствии такая фотография была включена автором в российское издание Очерков литературной жизни.

Экспозиция распределена по шести стендам (горизонтальным и вертикальным), использован и стол, на котором - только фотографии и книги. Среди книг - сборник "Слово пробивает себе дорогу", биобиблиографический указатель "Александр Исаевич Солженицын" (2007).

На боковой стене - стенды, горизонтальные и вертикальные. Над ними - единственный совместный фотоснимок Александра Солженицына с Корнеем Чуковским (снимала Н. Решетовская), по бокам - фотопортреты Александра Исаевича (1965) и Лидии Корнеевны (1990), - все на той же садовой скамейке.

А над всем - увеличенное факсимиле Корнея Ивановича из рукописи Дневника: "Сегодня был у меня Солженицын..."

Тема "Чукоккалы" и первого знакомства представлена полноцветными копиями автографов Солженицына для домашнего альманаха Корнея Ивановича (крохотка "Шарик" и "Заметки между делом" об искусстве и писательстве), а также - большим фрагментом первого письма Солженицына - Чуковскому, с благодарностью за отзыв на рукопись "Одного дня... "⁸. И - письмом с вопросами-предложениями о том, какие именно свои автографы Александр Исаевич мог бы предложить для альманаха.

"Чукоккалы" (2006) в том виде, каким бы мечтал увидеть свой альманах его хозяин. Книга раскрыта на страницах Солженицына.

Рядом - факсимиле первой записи А. И. в альманахе (6 июня 1963) и фрагмент еще одного письма Чуковскому с предложением передать для "Чукоккалы" автограф стихотворения о русских поэтах (8 апреля 1966).

Центральный настенный стенд продолжает тему отношений Чуковского и Солженицына. Здесь - факсимильные фрагменты рукописи Дневника К. Ч., посвященные Солженицыну (начиная с той, где неведомый писатель еще не назван по имени, до записей, когда Солженицын уже поселился в доме по приглашению Корнея Ивановича). Тут же страницы журнальной публикации "Одного дня Ивана Денисовича" с авторской правкой и дарственной надписью: "Дорогим моим друзьям, неизменно радушным деду Корнею и внучке Люшеньке Чуковским. С сентября 65 г. - и далее, и далее... А. Солженицын". Между первой страницей журнальной публикации и страницей с восстановительной правкой - фрагмент цветной фотографии: Корней Иванович в оксфордской мантии рядом с внучкой Еленой. Скоро он будет завещать ей свой архив... Ниже этого стенда - интереснейший сюжет, который можно назвать "Александр Солженицын - читатель ранних книг Корнея Чуковского". Здесь впервые выложены все издания сборника статей Чуковского "От Чехова до наших дней" (книга вышла в течение 1908 года - трижды!). Рядом - факсимиле фрагментов писем Солженицына с восторженными впечатлениями от чтения этих ранних статей. ".. . Почти все они сделаны в одном приёме: обнажается и вытягивается главный нерв автора (это достигается как будто - на взгляд - экономными средствами), а увидев его, мы, собственно, уже и не нуждаемся осматривать всю остальную массу мускулатуры. Очень здоров, очень! С опозданием в пятьдесят семь лет мне хочется Вас поздравить!! Лично для меня эта книга объяснила и многое, чего я не знал о той литературе вовсе или не знал отчетливо".

Вероятно (это чувствуется из контекста аналогичного письма), что Корней Иванович отозвался в разговоре о своей ранней книге несколько пренебрежительно, и Солженицын бросился его переубеждать. "Пренебрежительность", думаю, вызвана укорененным осознанием Чуковским того горького факта, что как критик он уже давным-давно выброшен из истории литературы. И вправду: последняя критическая книжка Чуковского - "Рассказы о Некрасове" - вышла в 1930...

он передаёт рукопись "неизвестного беллетриста" Солженицына на критический отзыв.

Завершается экспозиция факсимиле последнего письма Солженицына Чуковскому, дарственной надписью для Лидии Корнеевны на "Архипелаге" (1991), газетной вырезкой из "Книжного обозрения" со статьей Елены Чуковской "Вернуть Солженицыну гражданство СССР" (1988)⁹. И - книгой Солженицына "По минуте в день" (1995), надписанной и посланной Лидии Корнеевне за день до её кончины. Именно эта книга, составленная из еженедельных выступлений писателя на телевидении, оказалась её последним чтением.

Здесь же и последний подарок Александра Исаевича музею: надписанный им первый том своего тридцатикнижного собрания: "Дому-музею Чуковского - к юбилеям Корнея Ивановича и Лидии Корнеевны. Март-апрель 2007. А. Солженицын".

"Это никакая не заслуга: прочитать великое произведение искусства и обрадоваться ему как долгожданному счастью. "Иван Денисович " поразил меня раньше всего своей могучей поэтической (а не публицистической) силой. Силой, уверенной в себе: ни одной крикливой, лживой краски; и такая власть над материалом; и такой абсолютный вкус. А когда я прочитал "Два рассказа" ("Матрёнин двор" и "Случай на станции Кречетовка". - П. К.), я понял, что у Льва Толстого и Чехова есть достойный продолжатель.

Спасибо за доброе письмо. Как и всякий читатель я, конечно, хочу, чтобы Вы не отрывались от писательства. Но если у Вас будет случайный досуг, приезжайте, пожалуйста: Переделкино. Городок Писателей. Ул. Серафимовича, 3. Любящий Вас Корней Чуковский".

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни. М.: Согласие, 1996. С. 660.

2 Русское подвижничество. М.: Наука, 1996. С. 415 -456.

3 Жизнь и творчество Корнея Чуковского. М.: Детская литература, 1978.

5 Солженицын А. И. Указ. соч. С. 125.

6 Лидия Чуковская. Процесс исключения. М.: Международная ассоциация деятелей культуры "Новое время" и журнал "Горизонт", 1990. С. 227.

7 Солженицын А. И. Указ. соч. С. 345,359.

8 Солженицыну рассказали об отзыве Чуковского в редакции "Нового мира" (Твардовский не показал его автору повести, "боясь испортить"). В своем письме Солженицын писал: "Все передавали мне, что Вы отнеслись к моей повести и ко мне с большим личным участием. Я глубоко этим тронут и благодарю Вас. Ответно признаюсь Вам, что в тумане моего младенчества не вспоминаю никакой книги прежде Вашего "Крокодила" - она отпечаталась раньше всех и сильнее всех".

"Крокодил" - вышла из печати еще до рождения автора "Ивана Денисовича", в 1917 году, в приложении к журналу "Нива".

9 В позднем примечании (1990) к главе "Елена Цезаревна Чуковская" ("Невидимки" /"Бодался теленок с дубом"), - Солженицын писал: "Читателям выглядело люшино выступление как чей-то голос со стороны, никто не знал, сколько сил, времени и сердца отдала она этому автору" (Солженицын А. И. Указ. соч. С. 486).