Купченко Владимир: Корней Чуковский

"Остров Коктебель". Библиотека "Огонька" (№ 37). М., изд-во "Правда"
1981 г.

Чуковский знал Волошина еще по Петербургу, с осени 1906 года. Оба они сотрудничали в журналах "Весы" и "Аполлон", в альманахе "Шиповник". Без сомнения, Чуковский хорошо знал творчество Волошина - стихи и статьи об искусстве. В январе 1911 года он обратился к нему с предложением перевести для собрания сочинений "Нивы" две статьи и несколько стихотворений Оскара Уайльда. Волошин, знавший английский язык очень слабо, предложил Чуковскому в качестве переводчика свою знакомую А. В. Гольштейн, и несколько ее переводов впоследствии вошли в редактированное Чуковским издание.

Однако только весной 1916 года Волошин, встретившись с Чуковским в Париже, почувствовал к нему "глубокое дружеское доверие". 23 марта, в кофейне на улице Гренель, он надписал "Корнею Ивановичу на память" свое стихотворение "Любовь твоя жаждет так много...". Осенью того же года, получив предложение редактировать детский альманах, Чуковский сразу вспомнил Волошина. "Первое имя, которое мне пришло в голову, - Ваше",- писал он. Волошин послал свой перевод шведской колыбельной песенки и вновь порекомендовал других сотрудников - Цветаеву, Ходасевича и художницу Оболенскую.

сути, первый съезд гостей в волошинский дом после революции - и он оказался крайне удачным. "Это лето было очень хорошо, радостно и содержательно: как лучшие лета довоенного времени, - итожил сам Волошин в декабре. - В известном смысле общий дух дома был даже лучше, т. к. совсем не было жильцов, а только гости". Если прежде Елена Оттобальдовна, державшая хозяйство в своих руках, сдавала комнаты за плату (пусть умеренную), то Волошин предоставлял их безвозмездно. Все были на равных правах, главным было духовное общение - и в совместных прогулках, творческих чтениях, общих беседах возникал своеобразный дружеский коллектив.

О времяпрепровождении Чуковского в Коктебеле известно немного. Вспоминают, что Чуковский "придумывал массу игр и развлечений" для детей волошинского дома "и сам с удовольствием принимал в них участие". Дети обожали Чуковского и не отходили от него. Разумеется, он воздал должное волошинской библиотеке; читал свои сказки на общем сборе; общался с другими гостями Дома поэта. В то лето там отдыхали поэты Г. Шенгели и М. Шкапская, актриса Малого театра Е. Буткова, художник - феодосиец К. Богаевский, политкаторжанин-народоволец И. Зелинский, приходили со своей дачи писательницы Н. Манасеина и П. Соловьева. Чуковский, вне сомнения, вносил в общую жизнь много веселья, которое еще увеличилось с приездом писателя Евгения Замятина. 5 сентября М. С. Волошина писала знакомой: "Сейчас у нас самая яркая пора: Чуковский и Замятин".

Вечерами собирались на плоской крыше - "вышке", слушали "под коктебельскими звездами" чтение стихов хозяина дома. (Через много лет, в 1957-м, Чуковский вспоминал, как Волошин читал "Протопопа Аввакума".) По просьбе Чуковского Волошин сделал запись для его рукописного альманаха "Чуккокала". Как бы полемизируя с брюсовской строкой "Хотел бы я не быть Валерий Брюсов", Волошин написал шуточное:

Вышел незванным, пришел я непрошенным. Мир прохожу я в бреду и во сне... О, как приятно быть Максом Волошиным - Мне!

Мария Степановна Волошина пела некоторые стихи мужа и других поэтов на собственные мотивы, и Чуковского пленило исполнение ею "Зари-Заряницы" Сологуба. Он так и звал ее - "Заря-Заряница", в свою очередь, получив ласковое прозвище "Чукоши". По воспоминанию А. Вьюговой, Максимилиан Александрович также завоевал сердце Чуковского. Он как-то сказал, что Волошин мог бы своей внешностью и манерами "завоевать полмира"... Надолго запомнилось Чуковскому прощание: в письме к Волошиным он позднее жалел, что у него нет башни, с которой он мог бы "так же долго и бурно" махать им флагом, как махали ему они...

"габриаки", волошинскую акварель, а главное - хороший запас бодрости. "Мне все кажется, что я недостаточно поблагодарил Вас за Ваше участливое, ласковое, изумительное отношение ко мне",- писал он 17 октября. В осеннем Ленинграде он, переносясь мыслями в Коктебель, снова слышал споры А. Вьюговой (старушки, носившей прозвище "Божий дар") с И. Зелинским, мечтал "посидеть в комнате у Марии Степановны, пойти на свою могилу", вспомнить "забвенные тени, гостившие здесь".

Именно в это лето, по существу, вместо былого "Обормотника" родился "Дом поэта", и Чуковского Волошин считал одним из активнейших его создателей. 12 октября поэт с удовлетворением писал Вересаеву: "Мое лето было очень удачное - не в смысле работы - заниматься успевал только живописью, - а в смысле осуществления моего Дома отдыха. У меня перебывало за лето около 120 человек... В смысле общего духа было очень хорошо и удавалось создать семейную близость и единодушие. Чувствовалось, что каждый уезжал, набравшись тишины и отдохнув... "Именно у Чуковского, Замятина и Шкапской Волошин советовал Мариэтте Шагинян справиться "о строе и стиле коктебельской жизни". Прямо называя Корнея Ивановича "представителем волошинского дома", он просил его "озаботиться об интересном и хорошем составе гостей на будущее лето". "Благодарю судьбу, что она занесла Вас в Коктебель",- писал ему Волошин 20 ноября 1923 года.

ему была осуществлена одна добрая затея Волошина. Знакомая поэта В. Финкельштейн потеряла единственную, пятнадцатилетнюю дочь, писавшую стихи, высокоодаренную девочку. Чтобы спасти мать от охватившего ее отчаяния, Волошин посоветовал ей написать книгу о дочери, включив туда ее стихи, выписки из дневников и писем. Чуковский нашел эту книжку очень нужной и так отозвался о ней: "Она волнует, заставляет бережливо относиться к ребенку, затрагивает множество вопросов, а описание голода и политических событий создает большой общественный интерес". Он взял на себя все хлопоты по изданию, и в ноябре 1924 года книжка "Нерасцветшая" (с предисловием Волошина) вышла в издательстве "Земля и фабрика".

Весной 1924 года писатели встретились в Ленинграде. Вместе навестили Федора Сологуба, вместе были в издательстве "ACADEMIA", куда Волошин сдал свои переводы из Анри де Ренье. 2 мая ленинградские коктебельцы собрались на квартире Шкапской. Чуковский вспоминал: "Чествуя поэта, занялись сочинением буриме... Нам были предложены Волошиным такие рифмы: Коктебель, берегу (существительное), скорбели, берегу (глагол), Крыма, клякс (или загс), Фрима (жена Антона Шварца), Макс... Когда мы прочитали вслух все написанные нами буриме, первый приз получил Евгений Замятин..." Тогда же Чуковский подарил Марии Степановне - "дорогой Заре - Зарянице" - свою книгу "Приключения Крокодила Крокодиловича".

В эту встречу Волошин ответил на анкету Чуковского о Некрасове, а Чуковский по просьбе Волошина письменно отозвался о его поэме "Россия". Отметив отдельные недостатки, он в то же время так высказывался о других местах: "Ваша сила - вдохновенный каталог", "все мускулисто, завинчено крепкой рукой". "Не сомневаюсь, что эта поэма будет когда-нибудь известна каждому грамотному", - утверждал Чуковский.

"Это великое счастье - в 20 лет попасть в общество Андрея Белого, М. Волошина, Остроумовой". По-видимому, с ними Волошин переслал Корнею Ивановичу свою акварель, так надписав ее 18 июля: "Дорогой Корней Иванович, спасибо за все: книги, письма, заботу, любовь. Ждем Вас в Коктебель. Сердце, время, мысли разорваны между людьми и акварелями..." Осенью, улучив время для писем, Волошин спрашивал Чуковского: "Как вы нашли Колю и Марину после возвращения? Какое на них влияние имел Коктебель? Здесь они хохотали и визжали целыми днями, совсем очумелые от радости бытия..."

"коктебельскую "Чуккокалу" - альбомище для "Коктебелии". Максимилиан Александрович внял этому совету: летом 1924 года в Доме поэта появилась "Книга разлук" - тетрадь, в которую гости записывали свои впечатления о Коктебеле перед отъездом. Валерий Брюсов, в частности, отметил: "Коктебелю и его радушным хозяевам, Марии Степановне и Максимилиану Александровичу, я навсегда признателен за то, что после Тавриды узнал Киммерию, край суровый и прекрасный...". Мария Степановна записала также такие слова Брюсова: "Вот, раньше ездили в Ясную Поляну, а теперь есть Коктебель. Только в Ясную Поляну ездили исповедываться, а в Коктебель ездят работать...".

"Мир искусства" в 1924 году Чуковский с радостью увидел несколько портретов Волошина и на одном из них (Кустодиева) фоном - "облачный и гармоничный Коктебель". Весной 1927 года друзья снова встретились в Ленинграде. 13 мая 1928 года в ответ на приглашение Волошиных Чуковский высказывал намерение - "если хватит сил" - приехать "во второй половине лета". В 1930 году он обращался в Коктебель за советом по поводу болезни дочери (у нее был костный туберкулез), и горячий отклик Волошиных глубоко его тронул. "Для Вас обоих помогать человеку в беде - ежедневное, заурядное дело, - писал он, - но меня всякий раз Ваша творческая доброта удивляет, как чудо...". И через много лет Корней Иванович не мог забыть "мудрой сердечности (вернее, осердеченной мудрости)" Марии Степановны. В последнем своем письме к ней (от 2 сентября 1958 года) он писал: "Максимилиана Александровича чту и люблю. Стихи его знаю и помню. Никогда не забуду его доброго расположения ко мне...".

Владимир Купченко