Приглашаем посетить сайт
Шмелев (shmelev.lit-info.ru)

Лукьянова Ирина: Не отрывайте хвосты головастикам!

Фома, № 10/78
октябрь 2009

Корней Чуковский о религиозном воспитании детей

Сорок лет назад, 28 октября 1969 года, умер Корней Иванович Чуковский - знаменитый поэт, критик, переводчик. Многие поколения воспитаны на его творчестве, его книги навсегда вошли в отечественную культуру. Но если Чуковский-писатель известен всем, Чуковский-критик - многим, то Чуковский - мыслитель и педагог большинству наших современников совершенно незнаком. Мы частично восполняем этот пробел, публикуя статью Ирины Лукьяновой, автора книги "Корней Чуковский", вышедшей в серии ЖЗЛ.

приобщить детей к вере. Теми же вопросами задавался молодой Корней Чуковский, когда подрастали его дети.

Можно ли считать Чуковского авторитетом в области религиозного воспитания? О собственных его отношениях с Богом трудно рассказать в двух словах - подробную статью Павла Крючкова об этом "Фома" опубликовал несколько лет назад. Весьма вероятно, что необходимость воспитывать детей в Православии была для молодого Чуковского в основном продиктована культурными соображениями и внешними условиями: семья (как минимум формально) считалась православной, с детьми ходили в церковь, водили их причащаться. Младшие Чуковские в конечном итоге от Церкви отошли, и родители их не удерживали. Историческая обстановка не способствовала сохранению хотя бы внешнего православного уклада во времена исторических катаклизмов: взросление детей Корнея Ивановича пришлось на эпоху войн и революций, когда весь строй жизни был уничтожен до основания.

И все-таки к Чуковскому стоит прислушаться: он понимал ребенка как никто другой. Он едва ли не первым в России стал внимательно исследовать внутренний мир ребенка. Он читал - по-русски и по-английски - всю доступную ему новую литературу по педагогике и детской психологии, но каждую научную теорию поверял живым опытом отцовства. Принимать в расчет психологические особенности ребенка, учитывать этапы его возрастного развития - это в начале ХХ века было ново не только для православной педагогики, но и для педагогики в целом.

"Одна нога на луне..."

О религиозном воспитании детей Чуковский писал дважды, и оба раза в 1911 году, когда его дети были еще совсем маленькими: Борису было два года, Лиде четыре, Коле семь лет. У Лидочки вопросы только начинались - а вот у Коли их было множество: "Когда Бог спит? Есть ли у Него жена? И как это Он вездесущий?"

"Малые дети и великий Бог". Статья эта вышла в газете "Речь" в том же 1911 году и впоследствии не входила ни в одно собрание сочинений Корнея Ивановича. Рассказывается в ней о детях Лялечке и Куке, в которых отлично угадываются Лидочка и Коля. Лялечка сожалеет, что Христос "пошел и распялся" - был бы дедушка, "старенький, добренький, я бы его любила". Кука воспринимает Бога как удивительного фокусника и говорит о Нем "с каким-то спортсменским азартом: "У него миллионы тысяч глаз!! Он бежит и лежит в одно время! Одна нога на луне, другая на крыше! Он режет Себя на кусочки и - пролезет в любую дырочку!"

Говорить о Боге с дошкольниками в самом деле очень трудно - это, наверное, знает каждый родитель (ну, кроме книжных родителей благочестивых малюток, которые всё знают с самого начала). Скажешь, что Бог добрый - потребуют у Него в молитве новый велосипед и обидятся, что тот не упал с неба сию минуту. Расскажешь о том, что Он вездесущий - откажутся входить в спальню, пока Он оттуда не выйдет. Помнится, я однажды сыну, тогда трехлетнему, сказала, что в церковь мы идем молиться Богу, - так он по возвращении рассказывал, что видел там Бога: золотого, бородатого, и все ему кланялись. А потом спросил, зачем Богу сумочка. "Какая сумочка?" - "Из которой дым идет". Так же конкретно мыслит и мальчик Тёма, герой прелестного маленького рассказа Марии Кондратовой "Хорошо, когда их три": он путем простых умозаключений понял, что у Бога была бабушка, а вспомнив икону "Троица", решил, что бабушек, как у него самого, было три.

Об этой особенности детской психики Чуковский и пишет: "Вообще это сплошное отчаяние говорить с ребятами о Боге. Они всё понимают буквально, их мышление - предметное, вещное, отвлеченных понятий у них нет, и, преждевременно сообщая им о различных качествах Божьих, мы тем самым невольно побуждаем их богохульствовать, подстрекаем, так сказать, к кощунству".

Он рассказывает, как Кука, впечатленный всеведением Бога, "не раз чертил на клеенке стола многоглазое, многоухое чудище и шептал мне на ухо, что это "Бох"". Вспоминает пятилетнего мальчика, который "вылепил из глины трехголового идола, уверенный, что это и есть святая, единосущная Троица!" Чуковский убеждает родителей, что нельзя ругать ребенка за то, что кажется нам кощунством: ведь малыш сводит все к тому, что ему позволяет понять его небольшой и очень конкретный опыт; к тому, что он может вообразить в знакомых образах и красках. "Ему надо понять, а понять он может только уподоблением всего чуждого обыкновенным земным фактам. Отсюда - откровенное материалистическое направление детской теологии".

Иногда взрослому кажется кощунством простая попытка ребенка разобраться в происходящем. Четырехлетний сын моей подруги, которому мама рассказала о Крестном ходе в Великую пятницу, запротестовал: "Это не настоящая Плащаница, это чучело!" Звучит жутко - а ведь ребенок просто не нашел в своем лексиконе слова "копия"… Но проблема на самом деле глубже: как объяснить не понимающему символов четырехлетке символическое значение выноса Святой Плащаницы? А православный педагог Софья Куломзина вспоминала, как однажды дети, которым учительница рассказала о том, что в Причастии принимается Тело и Кровь Христовы, перепугались и отказались причащаться.

"Даже благость Божию - и ту дети воспринимают как дети. Они молятся Богу о ниспослании им шоколада Кайэ, о комнатном Блерио (французский конструктор самолетов и пилот начала ХХ века. - И. Л.) или о рыболовных крючках, - и горе тому Богу, который глух к их мольбам! Они его отвергнут, забракуют, как и всякие другие дикари. "Обычною причиною религиозного сомнения в детстве, - говорит У. Друммонд, - является неполучение непосредственного удовлетворения в ответ на молитву"".

Обида на Бога, ожидание страшного наказания, попытки искушать Господа (а вот если попросить Его бросить с неба сто рублей - бросит?) - все это слишком трудные материи для детского сознания, а спровоцировать младенческое богоборчество неосторожным словом очень легко.

Бутербродная жертва

Ребенок многое принимает за чистую монету: мир в его глазах непознаваем, чудесен и одушевлен. Чудеса для него реальны, деревья живые, звери умеют говорить, а под кроватью живут страшные чудовища, которых надо умилостивить. "Я в детстве думал, что в шкафу живет Страшилик и по ночам выходит, - поделился со мной 11-летний сосед Саша. - Я ему приносил бутерброды, чтобы он меня не съел, и ставил перед шкафом. А к утру они пропадали. Я только потом узнал, что их наша собака ела". А Чуковский в своей статье рассказывает о страшном божестве по имени Убзика, в которого он сам верил в детстве: это Убзика утащил сандалию, это он унес внезапно пропавших кошкиных котят, это ему доставались выпавшие молочные зубы…

Для ребенка первобытное мышление - не кощунственно, а естественно. Ребенок будет строить свои мифы и сказки из любого подручного материала, и если давать ему только христианство, то сделает игру и сказку из него. Ребенок восприимчив к чуду, и это чистое, доверчивое состояние детской души протоиерей Василий Зеньковский называл "религиозной одаренностью". И сказочный период детства замечательно подходит для того, чтобы не упустить этой одаренности - чтобы позволить ребенку взять все самое лучшее из этого таинственного, яркого, насыщенного чудесами времени, воспользоваться им, чтобы заронить в детскую душу не догмат, а теплоту, восхищение и любовь.

"Матерям о детских журналах" Чуковский размышляет о том, какое чтение годится для религиозного воспитания детей. Он вполне солидарен с современными ему авторами, которые утверждали, что ребенку трудно понять ветхозаветного Бога с морами и язвами, что преподаваемый в школе Закон Божий совершенно оторван от детского опыта. "Мы, например, твердим ему на уроке Закона Божьего: "Отдай всю одежду, до последней рубашки!" - но интересно бы посмотреть на ту маменьку, которая поощряла бы сына к ежедневному раздаванию своих новых штанишек и курточек". Все это верно, и все эти претензии к религиозному воспитанию совершенно справедливы, говорит Чуковский, если бы не одно обстоятельство: васильки. И цитирует прелестную, нежную сказку из журнала "Тропинка" - о том, как Бог послал на землю святого Василия и дал ему райских семян, и тот засеял ими проклятую гору Голгофу, где росли только колючки, репейник, белена и дурман…

Нет, в "Тропинке" Чуковскому тоже не нравятся стихи о том, "что Христовы страдания были нужны для неведомых божественных целей" или что святая Дева, "любимая в Слове", "воплотила зарю Божьего света" и "всемогущею стопою сокрушила главу коварному змею". Куда более подходящими для малышей ему кажутся другие стихи и сказки в журнале: в одной "Господь разбивает на кусочки старую луну и делает из осколков звездочки", в других "разговаривает с совою и дает ей поручения", "заключает условие со Снегом" и "приказывает Старичку-Часовичку нести бремя веков". Все это - родное, милое ребенку, все это приближает к нему Бога. Это - "религия с мясом и костями, "теплая", "кровеносная" религия, а не та абстракция, которая занесена в "одобренный и рекомендованный" учебничек".

Корней Иванович убежден: самая питательная среда для детского религиозного чувства - это русский быт. "Не школьная религия, не догматическая, не "бессеменное зачатие" и не "искупление рода человеческого", а религия бытовая, народная, национальная - такая близкая к нам, такая несомненная, переплетающаяся с нашей природой, с нашими деревьями, снегами, свиньями, курами, - почти растущая в наших лесах, почти текущая в наших реках, - вот где необходимая религиозная пища для наших детей". Чуковский сочувственно цитирует известного педагога Петра Каптерева: "Православная Русская Церковь, церковно-православное христианство есть не только известное религиозное воззрение, но и известный уже уклад жизни, своеобразный быт, сумма народных особенностей. Праздники Рождества и Крещения с колядами, елками, гаданьями, зимними катаньями и удовольствиями, праздник Пасхи с весенним солнцем, куличами и пасхами, красными яйцами, христосованием и разговением после долгого поста, Крещенское водосвятие с купаньем в проруби желающих, Великий пост, службы Страстной недели с звонами и свечками, говенье, Троица с березками, молебны, панихиды, просвирки, лампадки, колокольный звон - все это сделалось элементом быта у русского народа, все это выражает известный уклад жизни, а не только религию".

Непосредственное ощущение близости Бога воспитывает любовь лучше, чем книжное поучение. В самом деле, достаточно почитать Шмелева, чтобы понять, как ребенок пропитывается христианством, вбирает его из повседневности.

Эпоха варварства

"онтогенез повторяет филогенез". Значит, ребенок должен пройти в сокращенном виде все стадии развития человечества - от первобытной до цивилизованной. Концепцию эту со временем сменили другие, более точно описывающие развитие детской психики. Но главная мысль Чуковского актуальности не утратила: религиозное воспитание должно учитывать возраст ребенка и особенности этого возраста, иначе это похоже на отрывание хвостов головастикам, чтобы они были больше похожи на взрослых лягушек.

Не надо бояться сказки в детском восприятии христианства. Так и предчувствую опасения взрослых: а не кощунство ли - сочинять про Бога и какую-то сову? Не кощунство ли - сеять васильки на Голгофе? Уж очень многого нынешние православные боятся как неканонического, еретического.

Не надо бояться стихийного детского язычества, всех этих страшиликов в шкафах и убзик, похищающих сандалии. Это только стадия в развитии детской души, убеждает Чуковский: "У трехлетнего ребенка и Бог трехлетний. Что же! Ребенок растет, а с ним растет и Бог".

"Подождите немного, - говорит он дальше, - и дети из дикарей станут варварами, и их, особенно мальчиков, увлечет в Библии другое: сражения, события, преступления, драматические, героические действия, казни, интриги, герои. Но эпоха варварства минет, наступит стадия "культуры" - и тогда станет доступен детям Новый Завет, и обаяние любви к ближнему, - а потом и философия христианства".

И в самом деле: пяти-шестилетние уже с удовольствием слушают о приключениях и сражениях. Девочки - о Моисее в тростниковой корзиночке, мальчики - о Давиде и Голиафе, о Самсоне, перебившем филистимлян ослиной челюстью.

… И чтобы справиться с ответами на них, и ребенку, и взрослому нужно не только знание догмата, но и золотой запас любви, тепла и доверия к Богу. И дошкольное детство - самый подходящий возраст для того, чтобы подарить ребенку этот запас - чудо и счастье христианства.

Ирина Лукьянова

"Господи, спаси Бармалея!", о статье Ирины Лукьяновой см. по ссылке.

Раздел сайта:
Главная