Приглашаем посетить сайт

Норвежский Оскар: "Лихач большого города"

Раннее утро
9 ноября 1908

 

(Корней Чуковский)

Поздно ночью я вернулся домой и застал у себя на письменном столе, заваленном всякого рода бумагами, записку следующего рода:

"Так нельзя начинать реферата. Нужно начать: "Нет ничего более пошлого, чем искусство Франка Ведекинда", и потом уже прибавить: "Так писал один из немецких критиков".

Было ясно, что записку оставил К. Чуковский, прочитавший, очевидно, начало моего реферата.

Этот пустяк удивительно характерен для всего облика Чуковского.

Этот длинный, несуразный юноша, с низко свисающими на лоб волосами, неспособный сохранять в продолжение нескольких минут серьезного выражения лица, то по-кошачьему подвижный, то по-кошачьему же кроткий, жонглерски играющий во время разговора с кем бы то ни было всем, что попадется ему под руку, - отлично знает вкусы толпы.

Ко всякому явлению литературной жизни он подходит по-кошачьи: изовьется, начнет ласкаться, невнятно мурлычет что-то приятное, а потом, гляди - царапнул во всю щеку и издали ухмыляется. Городецкий… Ах, его "стоны, перезвоны"… Это поэт, настоящий поэт… И Чуковский пишет о нем в одной из понедельничных газет восторженный фельетон. Дескать, какой милый юноша Городецкий, какие у него славные стихи, как у него звучна и необыкновенна рифма... А для вящей похвалы в конце фельетона заметит, что, конечно, русской интеллигенции не интересно знать обо всем этом, так как она занята Пройдой…

Ровно через шесть месяцев Чуковский пишет литературный фельетон в газете "Речь" и злорадно хихикает по адресу того же Городецкого. Поди, тоже против Бога восстал юнец неоперившийся и т. д.

Понравился как-то Чуковскому Дымов. Написал о нем не фельетон, а хвалебный гимн. Творчество Дымова - это поэзия города и т. д. А через короткое время Корней Чуковский ушел от Дымова на соответственное расстояние и оттуда тоненьким фальцетом пропищал: "Дымов, - это лихач большого города; ваше сиятельство, прокачу!"

- Знаете, - говорил мне как-то Чуковский, по обыкновению изгибаясь всем своим туловищем, - мы ужасные подлецы. Подходим запросто к писателям и залихватски хлопаем их по плечу. Никакого уважения к ним у нас!

Чуковский, по-видимому, говорил о себе во множественном числе. Можно ли сомневаться после этого в его искренности?

Нужно отдать справедливость Чуковскому, - он мастер на изобретательство тем.

Когда я читаю его статьи, когда я выслушиваю серьезные мнения о нем серьезных людей, мне почему-то кажется, что он стоит за спиной моей, жонглерски подбрасывает вверх стул и ловит его на лету, как он это обыкновенно делает, и тихонько посмеивается. Посмеивается над собой, написавшим то или другое, над тем, о ком он писал, над издателем, печатающим его, над читателем, читающим его…

- На днях выходит третье издание моей книги "От Чехова до наших дней", - сообщает он мне как-то.

- Вы внесли изменения?

- Конечно! Много новых статей. Много заново переделанных.

Заново переделанных - это значит: они написаны совершенно в другом духе.

Не все ли равно! Не обязан же Чуковский оставаться при одном и том же мнении от первого издания своей книги до второго, от второго до третьего.

Любопытнее всего следить за ним, когда он читает свои фельетонные рефераты. Среди слушателей всегда находятся два-три толковых человека, которые во время прений не оставляют живого места в его реферате. Чуковский конфузится, как пойманная на месте преступления кошка, жалобно говорит что-то в свое оправдание вроде того, что "я не то думал, не так хотел сказать", и в финале заявляет, что он вполне согласен с оппонентами.

- Чуковский, каким образом вы попали в "Ниву"?

- Очень просто! Я снес туда первую статью, и мне сказали, что в таком духе в "Ниве" писать нельзя. Я пошел домой и написал ту же статью в другом духе. И, как видите, печатают.

- Но вы знаете, как это называется?

- Знаю. Это называется - современная литература!

Совершенно верно. Чуковский, с его статьями, фельетонами, рефератами - это современная русская литература с ее дешевой литературной шумихой, торжествующим невежеством и благоденствующей наглостью.

Милый, несуразный юноша! Какое жалкое поле деятельности он избрал себе.

Литература?!

Будто в ней можно занять прочное положение!! Дальше словаря Венгерова не пойдешь. Напрасно он так чуждается политики. Ему бы, при его ловкости, да прямо в министры!

рожон не прет. Все больше норовит "на колени" и не прочь "лизать сапоги" власть имущих.

Оскар Норвежский

Раздел сайта:
Главная