| Приглашаем посетить сайт |
|
Фонвизин (fonvizin.lit-info.ru)
|
Популярная психология, № 9
2005
Многие факты биографии К. И. Чуковского начинают пониматься по-новому, если рассматриваются в едином пространстве смысла, совместно с персонажами и ситуациями его сказок. По самым различным критериям Корней Чуковский входит в число наиболее значительных авторов. Возможно, он самый популярный писатель за всю историю человечества! Думается, жизнь и творчество этого замечательного человека, уникальной личности, осветят негасимым светом добра и человечности не только детские души, но и те темные пространства зрелой душевной жизни, куда еще не проник наш разум.
Сказка для взрослых
Одно из гениальных творений, нетленный шедевр поэтического мастерства - сказка "Муха-Цокотуха". Начинается сказка с классического волшебства - случайной находки крупной суммы денег. Цокотуха делает нужное приобретение - Самовар, вещь практичная, в хозяйстве пригодится.
Для успешного понимания адаптивной функции сказки в процессе психического развития ребенка, образы и персонажи следует понимать как репрезентаты психических структур и импульсов. С этой точки зрения Самовар, один из наиболее значимых образов у Чуковского, обозначает внутрипсихический конструкт регулирующий распределение объектной и нарциссической (экстра-и интравертной) энергетики.
Муха тут же приглашает гостей - обмыть удачную покупку. Собирается, в современной терминологии, молодежная тусовка. Проясняется коммуникативный аспект самовара - он нужен как средство общения, повод собраться, встретиться, себя показать, на других посмотреть. Муха оказывается в центре внимания. Тут же выясняется, что у Цокотухи - именины, попросту говоря День рождения. Вот истинная причина торжества. Становится понятным смысл волшебства - подарок к празднику. Однако, это не просто подарок, а именно волшебство. Волшебный подарок - реализация желаний самой Мухи, поэтому вроде бы и нет дарителя. Получается, что День рождения не простой, ежегодный, а какой-то особенный - волшебный, когда сбываются заветные мечты и который бывает не часто, а раз в жизни. Речь идет об инициации - взрослении, когда человек, простите, Муха вступает во взрослую жизнь. Закончено половое созревание, из девочки она превращается в девушку. Последующее развитие сюжета - это психологическая драма периода взросления, со всеми жизненными коллизиями и перипетиями, свойственными этому возрасту. Праздник продолжается, следуют ритуальные подарки - сапожки (подчеркивают изящную форму ноги, символ женского влияния на мужчину), мед (молоко пчел; надо заметить, что дарит его бабушка пчела). Гости, букашки-таракашки танцуют, выпивают, слушают музыку. Кажется, ничто не нарушает беззаботного веселья, но...
Вдруг какой-то старичок
Паучок,
Нашу Муху в уголок
Поволок...
Все уже порядком захмелели. Музыка. Танцы. Кто-то хватает именинницу и тащит в угол... Оказывается, старичок:
Хочет бедную убить,
Цокотуху погубить!
Однако из дальнейшего повествования становится ясным, что он преследует какую-то иную цель и не собирается убивать Цокотуху, по крайней мере, в ближайшее время:
Руки-ноги он Мухе веревками крутит...
Старичок-паучок хочет связать ее, лишить сопротивления, которое Муха и так не оказывает. Кроме физического связывания подразумевается связывание психологическое, душевное ("связан по рукам и ногам").
Интересны уменьшительно-ласкательные суффиксы - "старичок", "паучок", какая-то скрытая нежность присутствует в этой брутальной сцене, одновременно подчеркивается возраст паучка, он явно старше всех присутствующих и подавляет их не только своим возрастом, но и некоей духовной силой, авторитетом:
И никто даже с места не сдвинется:
Пропадай- погибай, Именинница!
что принадлежит ему по праву, берет свое. Попробуем разобраться, кем приходится Паучок Мухе. Известны следующие факты: 1) это мужской персонаж, значительно старше большинства присутствующих; 2) его не было среди приглашенных, тем не менее, он на празднике; 3) Муха испытывает к нему нежные чувства и привязанность; 4) Муха ограничена в своем протесте в отношении Паучка; это человек, чей авторитет и власть над Мухой признают все присутствующие.
Все пункты указывают на то, что Паучок - не случайный человек. Отмеченным критериям соответствуют либо отец, либо дед героини. Фигура отца представляется более уместной.
А злодей то не шутит,
Руки-ноги он Мухе веревками крутит,
Зубы острые в самое сердце вонзает
И кровь у нее выпивает...
Сердце рассматривается и как источник чувств, в том числе и любовных. Вообще-то у пауков нет зубов, тем более острых, возможно это фаллическая (агрессивная) символика. Вероятной представляется сцена вербальной агрессии - Родитель агрессивной, злой речью ранит сердце (любовные, нежные чувства) дочери. Еще раз следует заметить, что речь идет не о сценах реальной жизни, а о фантазийных конструктах, отражающих эдипальную констелляцию (constellation - созвездие, англ., то же и в переносном смысле, ред.)
Муха криком кричит
Надрывается,
Ухмыляется...
Заметим, что Муха-Цокотуха только кричит, но не делает попытки вырваться. Ухмылка злодея говорит о садистическом компоненте его наслаждения.
Вдруг откуда-то летит
Маленький Комарик,
Маленький фонарик
Понятно, что "фонарик" это сигнал, отражающий готовность к эмоциональному реагированию, пламя страсти, огонь желаний, символ сексуальной активности. Комарик, (опять уменьшительный суффикс "ик") в отличие от Паука наделен пронзающим инструментом. Столкновение Комарика и Паука - есть противостояние новой и прежней привязанностей. Это конфликт в душе Мухи.
Однако на наш взгляд самое важное слово в этом четверостишии - "вдруг". Это семантико-грамматический оператор сюжетного переключения. Благодаря специфичной фонетике "вдруг" локально фокусирует внимание слушателя. Известный современный специалист по знаковым системам Т. А. ван Дейк называет подобные маркеры смены темы - макроконнекторами, их функция двуедина - "связать" и одновременно "разъединить" текст. Пропозициональная схема всего макросюжета выявляется в сопоставлении с аналогичным фрагментом "Мойдодыра":
Вдруг из маминой из спальни,
Выбегает умывальник
В обоих текстах "вдруг" предваряет-указует явление нового персонажа. Того, кто не дает свершиться инцесту! Внезапность явления ошеломляет слушателя и заставляет его некритично "проглотить" эмоционально насыщенную информацию. И в том и в другом случае подчеркивается стремительность перемещения - Умывальник выбегает, а Комарик летит. Скорость обеспечивает динамизм происходящего.
Подлетает к Пауку,
Сабля - фаллический символ. Комарик, таким образом, (обнажаясь) показывает свою генитальную силу.
И ему на всем скаку
Голову срубает!
Символическая кастрация соперника, обезглавливание пресловутого старичка. Как говорится, победила молодость.
И к окошечку ведет:
Я злодея зарубил,
Я тебя освободил
Обязательным условием прочного союза является освобождение - и символическое, и буквальное. Муха преодолела комплекс Электры, освободилась от инфантильно-эротической привязанности к отцу и готова строить собственную семью.
и опоре в жизни.
И теперь, душа-девица,
На тебе хочу жениться!
Молодой человек надеется, что избранница хотя бы в душе сохранила невинность, это условие крепкого брака.
Слава, слава Комару
Зовите музыкантов
Будем танцевать!
Веселится народ -
За лихого, удалого
Молодого Комара!
Гости славят Молодого Комара! Как-то незаметно комарик превращается в настоящего Комара - мощного, лихого, удалого. Даже оставляя за скобками те смысловые оттенки, которые придает слову "удалой" самое скромное знание этимологии понятно, что комарик стал мужчиной. Подстать жениху и новоиспеченная невеста:
Нынче Муха-Цокотуха
Муха как бы возрождается заново - в новом качестве зрелой женщины. Становится понятна метафора в начале сказки - "позолоченное брюхо" - обозначена перспектива осуществления функции деторождения.
Попутно возникает вопрос, почему героями детской сказки выступают столь вредоносные создания: Муха, Паук, Комар. Почему не кошечки-собачки, не зайчики-барсучки, чьи образы уже освоены детской фантазией? Символическая природа персонажей и связанная с ней семантика реальных отношений выявляется в психолингвистике обыденной речи и научной терминологии. В сказке представлен исключительно мир членистоногих. Этот тип состоит из трех подтипов: хелицеровые (пауки), жабернодышащие (раки) и трахейнодышащие (насекомые). С точки зрения эволюционного развития насекомые более "продвинутые" создания, чем арахниды. Получается, что насекомая молодежь более "прогрессивна" нежели поколение хелицеровых. Более того, Комар и Муха принадлежат к одному отряду Двукрылых, что наводит на мысль об их близком родстве (скорее всего - душевном). В центре внимания современной зоологии членистоногих стоит вопрос о цефализации (образование головы, ред.) - степени участия отдельных сегментов в образовании головы. Граница между "головой" и прочими частями туловища у пауков и насекомых занимает различное положение. У пауков этой самой головы толком-то и нет, а есть просома, образованная передними сегментами тела. Этот на первый взгляд малозначимый факт приобретает иной смысл, когда мы расчленяем родовое имя участников драмы, получается два варианта, не исключающие друг друга: "член-и-сто-ног" и "членис-тые-ноги". Первый вариант, особенно в аспекте проблемы цефализации определяет бессознательные мотивы поведения персонажей. Второй характеризует строение конечностей - на ноге несколько суставов. Arthron - по-гречески "сустав", а буквально "искривление", "изгиб". Научное название этого типа - Arthropoda можно перевести на русский как "кривоногие". Паучок также хромоног, как и Мойдодыр!
Признания сказочника
Интересны обстоятельства создания этого произведения. Сказка написана 29 августа 1923 года, примерно за час(!). Почти через 40 лет(!) Корней Иванович прекрасно помнил мельчайшие детали того дня и описал их весьма подробно в своей статье "Признания старого сказочника". Признания, помимо собственно биографического, несомненно, представляют интерес и в плане исследования душевной механики:
"В тот блаженный и вечно памятный день флаги моей радости нисколько не никли, а, напротив, развевались с каждым шагом все шире, и, чувствуя себя человеком, который может творить чудеса, я не взбежал, а взлетел, как на крыльях, в нашу пустую квартиру (семья моя еще не приехала с дачи) и, схватив какой-то запыленный бумажный клочок, стал набрасывать строка за строкой (неожиданно для себя самого) веселую поэму о мухиной свадьбе, причем чувствуя себя на этой свадьбе женихом. ... Я исписал без малейших усилий весь листок с двух сторон и, не найдя в комнате чистой бумаги, сорвал в коридоре большую полосу обоев и с тем же чувством бездумного счастья писал безоглядно строку за строкой, словно под чью-то диктовку. Когда же в сказке дело дошло до изображения танца, я, стыдно сказать, вскочил с места и стал носиться по коридору из комнаты в кухню, чувствуя большое неудобство, так как трудно танцевать и писать одновременно. Очень удивился бы тот, кто, войдя в мою квартиру, увидел бы меня, отца семейства, 42-летнего, седоватого... как я ношусь по квартире в дикой шаманской пляске и выкрикиваю звонкие слова и записываю их на корявой и пыльной полоске содранных со стенки обоев. В этой сказке два праздника: именины и свадьба. Я всею душою отпраздновал оба. Но чуть только исписал всю бумагу и сочинил последние слова своей сказки, беспамятство счастья ушло от меня, и я превратился в безмерно усталого и очень голодного дачного мужа, приехавшего в город для мелких и тягостных дел".
Нам представляется убедительной версия самого писателя: "Вряд ли я тогда понимал, что эти внезапные приливы бездумного счастья есть, в сущности, возвращение в детство".
Просто, искренне, лаконично и со вкусом. Кроме литературного дара судьба наградила писателя и великой психологической интуицией. К. И. Чуковский, несомненно, описывает состояние регрессии, своеобразного "отключения" взрослых, сформировавшихся способностей и растормаживания моторики и аффектов, свойственных гораздо более раннему возрасту. Недаром Чуковский сравнивает свое состояние с шаманской пляской. Во время ритуального танца - камлания, шаманы впадают в измененное состояние сознания - при этом отмечаются преходящие признаки дезориентировки, сужения восприятия, нарушается связность мышления, упорядоченность ассоциативного процесса, консолидация следов памяти. Социальный "заказ" и отчасти произвольная управляемость подобных изменений определяют их востребованность в общественной практике. Нечто подобное происходит и с писателем. Корней Иванович описывает свое состояние как "бездумное", в то же время ассоциативный процесс явно ускорен и насыщен зрительными образами, которые необычайно легко "передаются" слушателям, что указывает на функциональную элиминацию вторичных процессов и "растормаживание" первичных процессов. Обращает внимание, что писатель через 40 лет подробно воспроизводит многие детали момента появления "Цокотухи". Удивительная память! Следовательно, функциональные изменения психо-эмоционального состояния носят упорядоченный характер. Операционная часть Эго осуществляет временную перестройку значительной части психики для решения актуальнейшей задачи - разрешение эдипального конфликта.
В "Признаниях..." Чуковский вспоминал: "Поэму я задумал давно и раз десять принимался за нее, но больше двух строчек не мог сочинить. Выходили вымученные, анемичные, мертворожденные строки, идущие от головы, но не от сердца". Попытка синтезировать произведение не удается с десятого раза! К счастью для всех, писателю хватило взыскательности и упорства, он не удовольствовался бездарной поделкой. Будто ведомый бессознательным терапевтом продолжал он мучительный поиск целительного решения. И оно созрело в недрах его Бессознательного. Однажды множество ассоциаций расположились в необходимой последовательности, выстроились в цепи, замкнулись в невидимые фигуры, образовав многомерное пространство смысла, порождая образы и символы, сюжеты и целые картины. Ослепительное переживание пронзило мозг и сердце! Вот он единственно правильный ответ человека на нечеловеческую загадку. Ответ, меняющий судьбу личности и общества. Чуковский за час написал сказку, которую не мог написать несколько месяцев. Написал тогда, когда "почувствовал себя на этой свадьбе женихом"! Как только реальность проникла в фантазию, фантазия восстановила реальность.
По секрету всему свету
"Серебряный герб", которая имела говорящее название "Секрет" (Пионер, 1938, №4, стр. 85-93) Корней Иванович смог поведать о смутных ощущениях своего детства: "... уже тогда, шестилетним ребенком, я начал догадываться, что мы хуже других, что в нашей жизни есть что-то стыдное, какой-то позорный секрет. Кто в этом виноват, я не знал. Но мне часто вспоминалась та печальная песня, которую пела мне мама с самого раннего детства: "Мене, прокляту, я - твоя мати - мене клени"". По-русски, эти слова означают: "Меня, меня проклинай, проклятую, потому что я твоя мать". И разве в ту лунную ночь не просила у меня мама прощения? За что? Не за то ли, что я ее сын? ... Должно быть, преступление, совершенное ею, было огромно, если ей приходилось так тяжко расплачиваться за него в течение всей своей жизни. А для того чтобы знали, что она большая преступница, полиция выдала ей особый паспорт, в котором ясно указано, что ее нужно ненавидеть и презирать как злодейку. Вся беда была в том, что в ту пору существовал такой закон: если мужчина и женщина полюбят друг друга, они непременно должны отправиться в церковь к попу. А если случится, что они любят друг друга без благословения церкви и не обращаются за молитвами ни к какому попу? Если без всяких церковных обрядов у них, скажем, родится ребенок? Или двое детей? Женщина считалась с этой минуты преступницей, и царское правительство объявляло ее детей незаконными, и соседи давали этим детям обидные клички, называли их "байстрюками", "байстрятами", считая, что они какие-то скверные, так как господь бог в небесах не дал им разрешения родиться. Чтобы еще сильнее оскорбить и унизить ту женщину, у которой есть "незаконный" ребенок, правительство продолжало называть ее по-прежнему девушкой - и это считалось в ту пору позором. Из-за этого позора тысячи женщин, у которых были "незаконные" дети, убивали и их и себя. В паспорте у моей мамы была именно такая свирепая строчка: "Девица с двумя детьми". И эта строчка на всю жизнь придавила ее".
В тексте сказки есть малоприметное обращение Комара к своей избраннице, выше уже отмеченное нами: "душа-девица", несомненно, это образно-символический агглютинат (что-то склеенное вместе) детских переживаний автора "Цокотухи". Компенсаторно Чуковский дает матери (и себе самому) то чего ей так не хватало - официального брака ("теперь жениться"), причем не убогого "гражданского" брака, а высшего небесного, духовного благословения. Болезненная детская ситуация образно-символически связывается в социальную, эволюционную схему триадных отношений, утрачивая большую часть своей патогенной энергии. Тем самым открывается доступ к детским воспоминаниям и переструктурированию субъективного опыта, с последующим осознанием и разрешением "проблемы".
Так или иначе, но пример Корнея Чуковского убеждает нас в том, что проблема актуализации знаний распадается, в свою очередь, на две самостоятельные проблемы - извлечения и осознания этих знаний.
Непроизвольность творческого процесса отражает функционирование самоисцеляющей зоны психики, свободной от "внешнего управления" социальной регламентации. В условиях сознательного, социально регламентируемого запрета на "незаконнорожденное" происхождение в психике Чуковского активируется креативный сегмент, спонтанно продуцирующий образно-символический материал, перестраивающий личную историю автора. Травматическая ситуация, для того чтобы утратить неврозогенную энергетику, сначала должна быть выражена, обозначена, а после перейти в сферу сознания. По меткому выражению Б. М. Величковского, проблема "сначала должна быть узнана, и лишь потом названа".
"проекция" ее в текст. Это выводит всю ситуацию на надличностный уровень, делает ее достоянием общественного сознания, которое теперь несет всю полноту ответственности за ее развитие. В то же время Эго "приобщается" к неисчерпаемой энергетике социума, выходя в миллионный тираж, отказываясь от собственной исключительности, как бы заявляя: "Я такой же, как все! Я - законный". Подобные "сценарии" принадлежат одновременно и всей культуре и индивидуальной психике. Слова классика, ставшие трюизмом: "Человек общественное животное", - указуют путь исцеления - восстановление самости, что возможно лишь в пространстве интерперсональных отношений. Социальная природа человека создает проблемы, она же указывает пути их разрешения.
в стороне и империалистическая общественность. Оксфордский университет присвоил писателю звание почетного профессора. Но, пожалуй, самой главной наградой стал неугасающий десятилетиями интерес миллионов детей и взрослых к его замечательным сказкам! Сказка ложь, да в ней намек. Добрым молодцам урок!
Игорь Пудиков
| Главная |