Рейсер С.: Через пятьдесят шесть лет…

Вопросы литературы, № 2
1986

Пятьдесят шесть лет тому назад - 1 и 20 ноября 1929 года - я в начале моей литературной деятельности выступил в Ленинграде в Государственном институте истории искусств и в Некрасовском музее с докладом "Новооткрытые строки Некрасова". На этих многолюдных собраниях (шутка ли: двести с лишним ранее неизвестных строк Некрасова!) присутствовали среди прочих Б. Бухштаб, В. Евгеньев-Максимов, Ю. Оксман, А. Попов, Ю. Тынянов, К. Чуковский, Б. Эйхенбаум. В прениях они поддержали мои выводы о том, что найденная тетрадь с текстом поэмы "Светочи", приписываемой Некрасову, - фальшивка, и внесли некоторые дополнения. Более или менее полный текст работы был вскоре (при активном содействии Н. Бельчикова и Б. Козьмина) напечатан в московском журнале "Литература и марксизм" (1929, № 6).

Никак не думал, что более чем полвека спустя мне придется обращаться к той же теме.

Речь идет о поэме Некрасова "Дедушка" (1870), в текст которой в разных местах включены 214 строк, усиливающие революционный пафос поэмы. Тетрадка, содержащая этот текст, была приобретена в апреле 1929 года Демьяном Бедным: текст им сразу же был напечатан в "Правде" и вышел отдельным изданием в серии "Дешевая библиотека классиков" Госиздата.

Хотя виднейшие некрасоведы тех лет В. Евгеньев-Максимов и К. Чуковский категорически отвергли авторство Некрасова¹, но, подчиняясь авторитету видного поэта, принуждены были в 1931 году ввести текст "Светочей" (так называлась поэма в новом ее варианте) в приложение к 6-му изданию стихотворений Некрасова - текст "Дедушки" остался в основном разделе, с уклончивым комментарием. Вскоре, однако, подделка стала столь очевидной, что "Светочи" бесследно исчезли из сочинений Некрасова и о них стали вспоминать только в разделах "Подделки" книг по текстологии².

Авторами фальшивки были в устной традиции названы третьестепенный журналист Е. Вашков, уже ранее изобличенный в неблаговидных литературных проделках³, и беллетрист А. Каменский. Он и сознался К. Чуковскому в коммерческом характере подлога. Это признание, изложенное в виде короткой записки, я, с разрешения К. Чуковского, впервые опубликовал в примечаниях к поэме "Дедушка" в Большой серии "Библиотеки поэта" (см.: Полн. собр. стихотворений в 3-х томах, т. 2, Л., 1967, стр. 634).

Вопрос о "Светочах" был, казалось бы, навсегда закрыт.

К сожалению, еще в 1973 и следующие годы Л. Розанова сделала попытку воскресить "Светочи", то ли в качестве аутентичного некрасовского текста, то ли в виде агитационного произведения революционных групп 1870-1880-х годов.

Это обстоятельство вынуждает снова обратиться к старой теме, тем более что статья Л. Розановой "Загадка "Светочей"" перегружена ненужными справками и материалами, а точка зрения автора допускает различные интерпретации.

Начну с того, что, просмотрев свою давнюю статью, я не счел возможным отказываться от ее выводов, хотя сегодня написал бы ее, вероятно, иначе, может быть, лучше. Разумеется, я никак не считаю себя связанным с прежней работой и постараюсь привести другие доводы и соображения⁴.

Моя прежняя статья, как и нынешняя - Л. Розановой, относится к области атрибуции и атетезы - одной из интереснейших, но и сложных проблем текстологии, - подходить к ней надо с чувством особой ответственности, исчерпав все доводы "за" и "против".

Приобретенная Демьяном Бедным книжечка (120?270 мм) была вскоре же (через П. Щеголева) передана для обследования авторитетнейшему в те годы судебному эксперту по графической идентификации А. Салькову, незадолго до того завершившему анализ посланного Пушкину в 1836 году "диплома".

Обширное и обстоятельное заключение А. Салькова полностью не издано, но хорошо известно ученым - экземпляр его есть, в частности, в ЦГАЛИ (в фонде И. Власова); его изучала и Л. Розанова. Здесь достаточно напомнить выводы эксперта: 1. Тетрадка сделана из двух сортов бумаги конца 1870-х - начала 1880-х годов. Изготовление же самой тетрадки и переплета к ней относится, по-видимому, к более позднему времени. 2. Текст написан кемпешевыми чернилами, изготовление которых в России относится ко времени после 1895 года. 3. Записи в тетрадке сделаны в 1924-1927 годах "и в самом крайнем случае - после Февральской революции".

За истекшие полстолетия графическая экспертиза сделала огромный шаг вперед. Ее выводы стали обязательными для исследователя. Теперь изучение производится с учетом электронной техники, лазеров, оптических преобразователей, фотографии в ультрафиолетовых и инфракрасных лучах и т. д. и т. д. Литературоведы и историки не раз прибегали к помощи графической экспертизы и сделали ряд важных выводов, касающихся текстов Пушкина, Чернышевского, Есенина и других авторов. Во всяком случае, до тех пор пока экспертиза А. Салькова не заменена новой (в Москве ее осуществить нетрудно), я имею право ссылаться на нее, как сохранившую свою ценность и как достоверный источник наших знаний о бумаге, чернилах, почерке и пр.

Очевидно, что первейшая обязанность современного исследователя - начинать свою работу с документированного изучения интересующего нас текста.

Как это ни покажется удивительным, но подобная работа Л. Розановой не проведена, отношение ее к экспертизе 1929 года не выявлено. Дело в том, что заключение А. Салькова обессмысливает попытку Л. Розановой доказать подлинность текста. Ведь если записи сделаны максимум пятнадцать лет назад, то ни о каком современном Некрасову тексте говорить не приходится. На этом нужно было остановиться или же организовать работу по современным методам. Ни то ни другое не сделано.

в подлоге - в том, в чем он никем и никогда уличен не был. Л. Розанова избирает третий, наиболее порочный путь: просто игнорирует неудобные ей факты, - такого "метода" изучения советская наука пока еще не знала. Поэтому вполне естественно, что когда Л. Розанова выступила в июне 1980 года в Ивановском государственном университете на очередной Всесоюзной Некрасовской конференции с докладом "Загадка "Светочей"", она встретила решительное неприятие своих предположений. Видные некрасоведы нашей страны - М. Гин, В. Жданов, Г. Краснов, М. Теплинский - отметили полную несостоятельность воскрешаемой гипотезы⁵.

На этом, собственно говоря, следовало бы закончить оценку статьи Л. Розановой, но мне бы хотелось привести еще некоторые дополнительные соображения.

1. О происхождении злополучной тетрадки существуют разные версии: то ли она куплена на толкучем рынке в Иванове (революция и в самом деле вынесла на поверхность много разрозненных бумаг), то ли тетрадка найдена в каком-то семейном архиве (и это звучит правдоподобно), то ли она восходит к местному богачу Я. Гарелину, то ли к краеведу А. Овсянникову, то ли находилась среди бумаг Н. Бояркина (см.: Розанова, стр. 124-126) и т. д.

Характерно, что, продавая тетрадку, Е. Вашков ничего точного и определенного не сказал - эта осторожность понятна: ведь назвать источник - значит повести исследователя по пути углубленных поисков в целях установления аутентичности документа, а это меньше всего входило в планы наших негоциантов.

"Дедушки" отчасти сохранились - они полностью вошли в четвертый том академического издания Некрасова (1982, стр. 338-344). Всего в поэме Некрасова 465 строк, черновики составляют 233 строки, то есть касаются половины текста поэмы. Но в черновиках нет ни одной строки, отдаленно напоминающей хоть одну из строк "Светочей". Конечно, этого не могло быть, если бы текст "Светочей" в чем-то восходил к "Дедушке". Некрасов мог не бояться держать у себя крамольные строки; рядом лежали более острые стихи "Русских женщин" и других произведений.

Мы хорошо знаем, что такое записная книжка, - редкий из нас без нее обходится. Записи не всегда делаются подряд и систематически, часто - на ходу, наспех, иногда стоя, на первой попавшейся странице, иногда в перевернутом по отношению к остальному тексту виде, то карандашом, то чернилами.

А в данном случае перед нами псевдозаписная книжка, более точно - симуляция записной книжки. В тетрадке очень аккуратно (возможно, восходя к каким-то подлинникам) чередуются адреса, записи поговорок, справки о температуре, стихи, слухи о манифесте, о кладе, о колоколе. После каждой записи пробел и черта, - никто и никогда так запасной книжки не вел; перед нами нет примет настоящей записной книжки - это ее фальсификат. Он служит как бы "конвоем" написанной тем же почерком поэмы и должен дополнительно убеждать в ее якобы подлинности.

4. Заметим, что Л. Розанова, собравшая в своих работах довольно большой материал о распространении стихов Некрасова в русской революционной практике⁵, назвала ряд произведений Некрасова, бытовавших в вольной русской поэзии 1870-х и следующих годов, но ни разу не назвала "Светочей". Уж если б они были распространены в рабочей и крестьянской среде, хоть какой-то отголосок прозвучал бы в просмотренных материалах и, конечно, Л. Розанова их бы привела.

- полностью элиминировать их нельзя. В пушкиниане, например, не раз приводились стихи, приписываемые Пушкину, но отвергнутые без спора, ибо есть некий предел, не декретированный никакими нормами, но грозящий дисквалификацией ученого.

Именно таков случай со "Светочами". Действительно, у Некрасова, особенно в начале его литературного пути, встречаются стихи разного достоинства, но Некрасов всегда был поэт. Это заставляет нас не оскорблять его память и не признавать его автором малограмотных и совершенно безвкусных стихов:

Жутко-пленительной были
Незавершенный полет?

Рад, что тот сумрак унылый


Как наше барство крутило
С серым, простым мужиком.

Слезы и вопль в каждом слове...

Капли запекшейся крови,


Светлое - пустим в века!..

Полемика по поводу этих строк излишня. Впрочем, Л. Розанова гораздо более снисходительна, хотя и допускает, что "часть строк в тексте "Светочей" "расходится" с общим высоким уровнем стиха Некрасова" (Розанова, стр. 133). Некоторые стихи ее даже "впечатляют" (Розанова, стр. 134), при этом она полагает, что само изложение "строго и обстоятельно" (там же, стр. 131). Спор бесполезен.

6. Итак, никакой "загадки" "Светочи" не представляют. Перед нами фальшивка, предпринятая с коммерческими целями. Весьма вероятно, что Демьяну Бедному это вскоре стало ясно и он потерял к поэме всякий интерес. Ненужную ему тетрадку он в июне 1937 года подарил ивановскому краеведу И. Власову - поступок для коллекционера и страстного библиофила совершенно невозможный. Раньше Демьян Бедный крепко держался за книжечку и не выпускал ее из рук, даже на короткое время, - ср. его слова И. Власову: "... дать вам этой книжки я не могу. Вдруг вас... раздавит поезд, и вместе с вами и эту книжку" (там же, стр. 149). Демьян Бедный понял, что стал жертвою своей доверчивости. Но в гораздо более конфузном положении оказываются исследователи, которые, игнорируя современные методы изучения и приемы текстологической критики, пытаются гальванизировать примитивную подделку.

С. Рейсер

1 См. письмо К. Чуковского Демьяну Бедному начала 1930-х годов. - "Литературное обозрение", 1982, № 4, с. 106; К. И. Чуковский, От дилетантизма к науке. - В кн.: "Люди и книги", М., 1960, с. 394-395 (и ряд перепечаток).

2 Л. Розанова в статье "Загадка "Светочей"" полагает, что "в тридцатые годы "Светочи" в качестве некрасовского текста включались в авторитетные издания". - См.: "Н. А. Некрасов и современность. Сборник статей и материалов". Ярославль, 1984, с. 126 (в дальнейшем - Розанова). Эта справка совершенно ошибочна: "Светочи", как указано, были перепечатаны в приложении к однотомнику Некрасова 1931 года (6-е изд.), в изданиях 7 - 9-м (1934 - 1935) они отсутствуют, а в примечаниях к изданию 1937 года сказано: "Так как возникшая по этому поводу полемика... не дала положительных доказательств авторства Некрасова, я не считаю возможным помещать "Светочи" в настоящем издании" (с. 554).

"темная личность", Демьян Бедный говорил И. Власову в беседе 21 мая 1934 года (см.: Розанова, с. 146); ср. на с. 149: кое-кто "считал его… "авантюристом"".

4 См. об этом: "Вопросы литературы", 1981, № 1, с. 308-309; "Русская литература", 1981, № 1. с. 251; С. А. Рейсер, Русская палеография нового времени. Неография, М., 1982, с. 100.