Шебуев Н.: Господа Чукопильские

"Ранее утро" №317
5 декабря 1908 г.

Попал в литературно - художественный кружок.

По вторникам там "вторники".

Этот был отдан петербургскому гастролеру Д. В. Философову и его реферату: "Апофеоз беспочвенности в русской критике".

Есть в Петербурге два молодых талантливых критика - Петр Иванович Пильский и Петр Иванович Чуковский, - Бобчинский и Добчинский.

Они талантливо резвятся почти во всех модных журналах и газетах.

Играют с мальчишеским задором, с воодушевлением, которым и вас, читателя, заразят, в бабки.

Вместо бабок-авторитеты.

Поставят авторитеты и их биткой-сакастой ниспровергают.

А то спорить начнут:

- Это я, Петр Иваныч, первый сказал "эгэ"!

- Нет, я!

Пильский всех убедительнейше просит не смешивать его с Чуковским.

Чуковский - с Пильским.

Но не смешать их нельзя - двойники.

Я так и прозвал их: Чукопильский и Пильчуковский.

Я очень люблю их обоих.

И уезжая из Питера, с сожалением думал:

Пришел в кружок и... глазам не верю.

- Ба! Да ведь это на кафедре Чукопильский пильчуковствует!.. И битка у него в руке сакастая! И боязнь, как бы его с двойником не спутали!

Слышите, слышите, и выражения чукопильские: "Наплюйте на Чуковского и Шестова, они похабники! А я, напротив, религиозный человек!"

Какой-же это Философов! Это Пильчуковский.

Но, вот, он кончил чукопильствовать, и на его месте появился г. Давыдов, едва ли не приват-доцент.

Референт возмущается тем, что критика не может обходиться без ругани (например, Антон Крайний), а сам ругается: обозвал уважаемых людей щенками. В критике, действительно, хаос! Но это потому, что и в литературе хаос. И в философии хаос - переоценка ценностей, переоценка абсолютов. Черт знает, что за ерунда пошла: объекта от субъекта и то не отличишь. Марксизм переоценил этику Гегеля. А сам умер. Русская интеллигенция осталась без бога. Ницше ушел от Канта и близок к Авенариусу.

Вообще непорядки. Везде хаос и больше всего - в докладе Философова.

Куда лекции Чуковского "Нат Пинкертон и современная литература" до лекции едва ли не приват- доцента Давыдова!

Но вот он нисшел с кафедры, и новое светило восходит.

- Ба! Знакомое лицо! Да когда же это Пильский успел?

- Это Андрей Белый.

- Ну, что вы! Конечно, Пильский. Вы только посмотрите, как он ломается. Послушайте, что он говорит.

Андрей Белый:

- Где мы? В кружке или в университете. Что это за наивные поучения. Я занимаюсь Кантом 7-8 лет. Я этого самого Канта насквозь вижу. И Чуковского тоже. И Шестова. Чуковский, это, я вам доложу, такой продуктик нашего времени, что... Шестовым я тоже занимаюсь лет 7-8. Кант и Шестов, Шестов и Кант. Шестов выше Канта, как Гиляровский выше Максима Горького. Шестова надо уважать не за то, что он говорит, а за то, что он не говорит. Шестов - великая "недотыкомка" земли русской. Его влияние на умы современников неотразимо. Он влияет не тем, что высказал, а тем, что выскажет когда-нибудь.

Адогматизм ведет к цинизму. Литературная сволочь собирается в "Вене", истязает кошек, читает рефераты...

Тут Андрей Белый поперхнулся и замолчал. Его мысль дополнил Борис Грифцов:

- Когда Чуковский говорил о литературных хулиганах, он позабыл назвать себя. То же сделал и Андрей Белый. И Философов. Последний по-хулигански, слишком неуважительно отнесся к отрыжке Шестова, между тем...

Батюшки! Да какой же это Грифцов... Ведь это Чукопильский распильчуковствовался!

И манера его: возьмет какого-нибудь Шестова и раздувает, раздувает, будто он юбиляр.

Но на кафедре раздалось первое бодрое слово-г. Скворцова:

- Я прослушал сейчас интеллигентскую мелодию и литераторскую исповедь. Литераторы взмолились: "спасите нас от самих себя!" Спастись легко: объявить бойкот "венцам" и кошкодавам, - не читать их произведений!.. Впрочем, и венцы зло не столь большой руки. Теперь не в фаворе все "всеобщее и равное", и многим кажется, будто надо догматы пересмотреть, пообчистить. Но переменится атмосфера, и все увидят, что догматы не устарели. И выпрямятся литераторы-горбуны. Тут говорили, что марксизм переживает кризис. Да ведь не было ни одной эпохи без кризиса! Вспомните Германию в 1887-89 годах. Шмоллер воскликнул: "Марксизм умер! " И у нас - кризис с тех пор, как Булгаков сделался православным, Струве застрял между кадетом и октябристом. Философов и Белый принимают пену жизни за саму жизнь. Философов охарактеризовал среду Философова. Среда Философовых, интеллигенция, переживает кризис. Это верно. Но при чем тут Шестовы, которых никто не читает? Для Философова будет большой похвалой, если сказать только, что его реферат ненаучен.

Гром аплодисментов.

Андрей Белый:

- Ну, и публика! Кто аплодирует, тот не понимает, что над самим собой смеется! Ведь вы ни черта не понимаете из того, что здесь говорили! Кто бы что бы ни говорил, хоть противоположные диаметральности, - вы все равно аплодируете!.. У вас не миропонимание в голове, а кэквок! Вы пришли сюда не для реферата, а для ужина!..

В оскорбленной публике раздались невероятный свист, шум, шиканье:

- Долой! Молчать! Зазнался!

Но Пильчуковский не понял, что он перечукопильствовал.

Должен был вмешаться Мережковский и напомнить о чёрте и 15 томах, написанных им (т. е. Мережковским):

и Тошей Крайним из Петербурга!). А раз вы аплодируете и мне и моему противнику, - вы этим доказываете, что у вас нет собственного миропонимания!

Г-жа Марголина резонно заметила философу.

- Вы забываете, что аплодируют не одни и те же лица! От лица оскорбленной публики я заявляю, что Андрей Белый держит себя непозволительно.

Тщетно Мережковский путанно и бестолково говорит что-то о мистических хулиганах и о яде, который выпускает из себя Шестов.

Тщетно г. Поярков, ни с того, ни с сего, вспоминает о семи поэтах, которые были сперва талантливыми, но потом "стали любезничать с рабочими" и записали бездарнейшие вещи: 1) Бальмонт, 2) Автор "Песен мстителя", 3) Минский, 4) Брюсов, б) Жемчужников, 6) Тан и 7) Скиталец (Петров).

Филя Философов что-то промямлил, и все пошли ужинать.

Всех аппетитнее ужинал Андрей Белый.

Увидав это, некая дама из публики возмутилась:

- Нас смеет упрекать в ужине, а сам лососину уписывает!.. Не дам ему доужинать!.. Не смейте ему подавать бараний бок с кашей, иначе я устрою скандал! Даму, однако, удалось обезоружить (она вооружилась горчичницей), и бараний бок был преблагополучно водружен в недра декадента. Так кончился вечер Чукопильских, критиковавших критику Пильчуковских.

Н. Шебуев