Кочеткова А.: Диссертация.
Заключение

Заключение

В литературной критике начала ХХ века К. Чуковский оставил заметный след. О его месте и роли в литературном процессе высказался В. Брюсов - интерпретации Чуковского редактор "Весов" считал необходимым противовесом собственной "академической" критике и "злобствующей критике Антона Крайнего"¹. Статьи, посвященные творчеству отечественных и зарубежных писателей, представляют собой интересную конкретизацию мировой литературы в контексте русского модернизма. Кроме того, неизменный интерес критика вызывала сфера массовой литературы и ее потребителей - образцы анализа этой части культурного спектра даны в статьях "Вербицкая" (1910) и "Нат Пинкертон и современная литература" (1908). Выступления Чуковского, посвященные современной литературной ситуации, неизменно исполнены публицистического пафоса и его мнение удивительно созвучно позиции авторов сборника "Вехи": только внутренней духовной жизни личности надлежит быть основанием общественного бытия².

Работы критика отличает стремление определить черты конкретной индивидуальности, "души" художника, особенности писательского "жизнечувствия". Ассонансный "жизнетворчеству" младосимволистов термин "жизнечувствие" означает синтезирующее, по преимуществу интуитивное, восприятие окружающего мира. В системе воззрений Чуковского "цельность", всеохват и непреднамеренность мироощущения являются организующим принципом специфической иерархической структуры, в которой корреляты гений и талант противопоставлены имитатору. Свою задачу критик видит в наблюдении динамики общественных процессов с тем, чтобы обозначить социокультурный сдвиг, когда на первый план искусства выступает какой-либо из членов оппозиции, а другие отходят на периферию.

Как показало предпринятое диссертационное исследование, система Самоцели, источниками которой стали философские доктрины И. Канта, Ф. Ницше, а также импрессионистическое искусство начала ХХ века, основное внимание уделяет субъекту восприятия. Будучи методологической базой "универсальной" критики, эстетическая концепция Чуковского определяет читательскую направленность его писаний: от названия рубрики "Заметки читателя", которую критик вел в течение многих лет в провинциальных и столичных изданиях, до выбора жанров (характеристика, литературный портрет требуют повышенной сосредоточенности реципиента). Поскольку возможность сотворчества читателя постулируется самой природой словесного произведения, задача критика заключается в том, чтобы указать опорные точки читательской интерпретации. Критическое творчество Чуковского обращено к широкой аудитории, о чем свидетельствует повышенная насыщенность его работ культурно-историческими и литературными ассоциациями, отсылками к общеизвестным произведениям классики и современности; вместе с тем, синтетическая манера, использующая традиции ярмарочного, площадного искусства (лубка) и творческого поведения (амплуа юродивого), за редким исключением, не была оценена адекватно даже в высокоинтеллектуальной литературной среде^{3 Тяготение к}. выявлению универсальной сущности писателя в сочетании с композиционной антиномичностью статей и игровой манерой порождало впечатление деформации, гротескного искажения воссоздаваемого облика.

Дидактическое антиповедение, по мнению современных исследователей, привлекает внимание многих современников критика возможностью парадоксального утверждения абсолютного идеала. В отличие от футуристов, чей поведенческий экстремизм лишен идеального полюса⁴, Чуковский сохраняет представление об абсолюте, основанное на кантовской триаде "истина-добро-красота". Внимание к гносеологическим проблемам, стремление к установлению инвариантов через изучение их вариативных проявлений становится характерной приметой метода "универсальной" критики, формировавшегося в контексте искусства символизма. Кроме того, пристальный интерес Чуковского вызывает творчество, рассматриваемое как родственная игре деятельность, которой по природе присущи черты самоцели. Размышляя о методологических принципах литературной критики в ходе дискуссий первого десятилетия ХХ века о судьбах этого рода словесности, критик утверждает приоритет эстетических критериев оценки художественных произведений. К концу 1900-х годов проявляется отличительная черта критических разборов Чуковского - анализ писательского языка и стиля, на основе которого выносятся суждения о состоянии "души" современных художников слова.

Сознавая трафаретность господствующих в литературе подходов, Чуковский незамедлительно вступает с ними в полемику - так возникают травестийные модификации истории русской интеллигенции Р. Иванова-Разумника (сборник "От Чехова до наших дней") или утопии соборного творчества Вяч. Иванова (статья "Нат Пинкертон и современная литература"). Переводчик У. Уитмена проповедует совершенный образец общественного устройства, восходящий к платоновской демократии. Своеобразная утопия критика, обращенная, как и его представления о природе слова, к традиции, встречает сопротивление со стороны представителей авангардного искусства: "Чуковский <…> предложил нам соснуть в участке Уитмена и какой-то кратии" ⁵.

Оригинальные литературно-критические сочинения Чуковского имеют синтетическую жанровую природу и сочетают признаки устного выступления (лекции), эссе и фельетона. "Критические рассказы" являются одним из примеров критической прозы начала ХХ века, начало активному изучению которой было положено в обширном исследовании Д. Максимова⁶. Нацеленность на игру с читателем, интенсивная афористичность, ассоциативная образность, наличие постоянных мотивов делают чрезвычайно перспективным исследование поэтики текстов критика, предваряя которое, можно сделать ряд замечаний.

В период формирования самобытной формы критического высказывания актуальным для Чуковского остается ведущий принцип импрессионизма - ориентация на воспринимающее сознание, что влечет за собой стремление передать собственное впечатление, эмоционально воздействовать на читателя. Своеобразие прототипических для "критических рассказов" жанров эссе и фельетона обусловлено повествовательной установкой.

Эссеистический стиль, приметами которого являются разговорная интонация и лексика, привлекает внимание к личности автора субъективно окрашенного сочинения⁷. Пристрастие к "эссеям" (в оригинальной орфографии литератора) Чуковский сохранит до последних дней. В 1962 году в речи, произнесенной на церемонии присуждения степени доктора литературы Оксфордского университета, он отмечает особую форму и стиль эссеистики, и с сожалением констатирует, что питающаяся традициями публицистики "русская критика всех направлений в сущности не знает эссеев. Методы эссеистов ей чужды"⁸.

Английская эссеистика, на которую ориентировался Чуковский, тесно связана с журналистикой, благодаря чему изначально приватный жанр ("Essaise", "опыты" М. Монтеня) получил широкое распространение⁹. В современном зарубежном литературоведении эссе рассматривается как преимущественно информативная литературная форма. Среди отличительных признаков упоминают нарративное начало (по характеру его проявления выделяются типы "повествовательного", "разъясняющего", "дискуссионного" и "эссе-размышления"), простоту, ясность изложения и стремление активно воздействовать на реципиента. Как пишет Р. Ди Янни, большинство авторов эссе пытаются убедить читателей в чем-либо¹⁰.

Фельетон окончательно оформился в отечественной критике с середины ХIХ века и, согласно формулировке Б. Егорова, превратился "в живой рассказ о чем угодно: о погоде, о психологии, о фактах европейской и русской жизни, главным образом анекдотического характера", с фрагментами анализа литературных произведений¹¹. Отношение современников Чуковского к газетному жанру противоречиво и варьируется от пренебрежительного отрицания (А. Белый) до внимательного изучения. Так, по мнению Н. Рыковой, М. Волошин при написании статей, составивших книгу "Лики творчества", исследует возможности эссе и фельетона. Последний определяется как преображенная живая речь: "Писатель и читатель в фельетоне равны. Не беседа, а разговор, болтовня (causerie). Но болтовня очень серьезная. Фельетон, касаясь вещей временных и текущих, открывает в них вечное" ¹².

В работах о современных писателях Чуковский, несомненно, использует опыт так называемой "массовой" газетно-журнальной критики¹³. Наиболее ярко это проявляется в названиях статей, сохраняющих признаки газетных заголовков. Они являются особым средством речевого воздействия и языковой игры¹⁴"Взгляд и нечто", "Невский проспект", "Третий сорт", "Навьи чары мелкого беса" и пр. Наряду с этим, устанавливается дистанция по отношению к жанровым экспериментам отдельных представителей фельетонной критики, например, к "беллетристическим репортажам" А. Измайлова, которые, помимо критических оценок, включали биографические подробности о писателях, анекдоты, пародии¹⁵.

Художественное или "беллетристическое" повествовательное начало своих сочинений Чуковский акцентирует в предисловии к первому изданию "Критических рассказов": "Автора этой книжки очень часто обвиняли в том, что его статьи есть, в сущности, беллетристика. Отсюда и заглавие…"¹⁶ критика, "от чужого лица… от лица "Моего Современника"". Таким образом, становится очевидна стратегия игрового взаимодействия с читателем, подчеркнутая замечанием: "в критике это недопустимо, но ведь на то у меня и "рассказы""¹⁷. Плодотворным следует признать исследование поэтики игры и масковой образности в интерпретациях Чуковского. Теоретическое обоснование подобная работа получает в трудах отечественных и зарубежных ученых: Вяч. Иванова, М. Бахтина, Вс. Иванова, А. Михайловой, Е. Ковтуна, С. Исаева, К. Леви-Стросса и др.¹⁸. Кроме того, актуальной задачей представляется анализ отношений автора и героя (повествователя) критического произведения, особенностей проявления внутренней диалогичности в оценочном высказывании и ее влияния на диалог критика с аудиторией. Опорой подобного исследования должны стать фундаментальные труды М. Бахтина, В. Прозорова, Б. Бурсова, Е. Прохорова, Б. Егорова, Ю. Борева, посвященные теории литературного диалога и поэтике литературной критики. Пристальное изучение трансформации устоявшихся традиционных форм искусства интерпретации и оценки, а так же стилистических и композиционных особенностей критических сочинений К. Чуковского, в соотнесении с творчеством Ю. Айхенвальда, М. Волошина, И. Анненского, А. Измайлова, Н. Абрамовича, П. Пильского, сулит немало интересных и важных заключений о мастерстве литературной критики серебряного века.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 Письма Валерия Брюсова //Чуковский К. Из воспоминаний. М., 1959. С. 454.

3 См. эпистолярный отклик С. А. Венгерова на книгу "От Чехова до наших дней": "Вы прирожденный гамен, и это очень ценно… ничто так не убивает всякую пошлость, как персифлаж гаменов" (Чуковский К. И. Собр. соч.: В 15 т. М., 2002. Т. 6. С. 24).

4 Иванюшина И. Ю. Русский футуризм: идеология, поэтика, прагматика. Саратов, 2003. С. 218.

5 Хлебников В. [Полемические заметки 1913 года] //Хлебников В. В. Неизданные произведения. М., 1940. С. 343.

6 Максимов Д. Е. Поэзия и проза А. Блока. Л., 1981. С. 192-415.

8 Чуковский К. Русскими глазами (Оксфордская речь) //Чуковский К. И. Собр. соч.: В 15 т. М., 2001. Т. 3. С. 492.

9 См.: "When we reach the 18th century, we find the essay suddenly become a dominant force in English literature. It made its appearance almost as a new thing, and in combination with the earliest development of journalism" (Essay, essayist //The encyclop?dia Britannica. 14th ed. London, 1929. Vol. 8. P. 716-717).

10 The primary purpose of essays is not to delight or move us,.. but to instruct and persuade us <…>Instead of the suggestiveness of language and concern with symbolic form associated with the other genres, the essay is typically more direct and explicit <…>In choosing the essay form, in fact, writers signal their intention to persuade us of their views <…>We can classify essays in a rough way as speculative, argumentative, narrative, and expository (Reading Essays //DiYanni R. Literature: Reading fiction, poetry, drama, and the essay. London, N-Y. 1990. P. 1523 - 1547.).

11 Егоров Б. Ф. О мастерстве литературной критики: Жанры. Композиция. Стиль. Л., 1980. С. 159.

13 О термине см.: Книгин И. А. История русской литературной критики. Ч. 2. Программа курса //Русская литературная критика. Саратов, 1994. С. 37.

14 Ванькаева А. Ю. Заголовки как средство речевого воздействия (на материале газеты "Аргументы и Факты" //Филологические этюды: Сб. статей молодых ученых, посвященный 100-летию со дня рождения Г. А. Гуковского. Вып. 6. Саратов, 2003. С. 280-284.

15 Тяпков С. Н. А. А. Измайлов //Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь. М., 1992. Т. 2. С. 403.

16 Чуковский К. Критические рассказы. Кн. 1. Спб., 1911. С. 5.

"Владимир Короленко как художник" к переизданию, Чуковский предуведомляет читателя об этом: "… я предоставляю слово коллективному герою тогдашних книг" //Чуковский К. И. Собр. соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 181.

гос. ун-та. 2000. №1. С. 5-11. Приводится библиография работ, посвященных этой проблеме.