| Приглашаем посетить сайт |
|
Толстой А.Н. (tolstoy-a-n.lit-info.ru)
|
Ведомости, №36 (1810)
01. 03. 2007
Знаменитая “Чукоккала” впервые издана в том виде, в каком этот альманах хотел выпустить главный его вдохновитель, составитель и режиссер - Корней Чуковский. “Чукоккала” родилась в 1914 г. в финском поселке Куоккала. Здесь отдыхали тогда молодой Чуковский с семьей, художники Илья Репин, Юрий Анненков, поэт Осип Мандельштам и другой артистический народ. Свои экспромты, рассказы, рисунки, шаржи на страницах импровизированного альманаха оставили и они, а затем еще великое множество писателей, художников, филологов, критиков, переводчиков.
Показывая альманах гостям, Чуковский никогда не выпускал его из рук. Слишком много здесь было запретных имен и опасных записей. Они не попали в многострадальное издание “Чукоккалы” 1979 г. - и вошли в нынешнее. Автографы Гумилева, Замятина, Зинаиды Гиппиус, шутливые расшифровки аббревиатуры РСФСР (Редкий Случай Феноменального Сумасшествия Расы, Рабочие Сняли Фуражки Снимут Рубашки), леденящая кровь запись Александра Блока: “Все это, конечно, имело свои окраски и у меня, но память моя заржавела, а новых звуков давно не слышно. Все они притушены для меня, как, вероятно, для всех нас. Я не умею заставить себя вслушаться, когда чувствую себя схваченным за горло, когда ни одного часа дня и ночи, свободного от насилия полицейского государства, нет и когда живешь со сцепленными зубами” (1919).
В страшном признании - тяжесть наступающего нового времени. “Чукоккала” задумывалась как книга веселья, сборник литературных и художественных хулиганств и поначалу такой и являлась: шаржи Маяковского - с носатым хозяином альманаха, со сладеньким старичком Репиным, шутливые оды в честь Чуковского, карикатуры, пародии, сценки, афоризмы. Во времена Первой мировой войны и вплоть до начала 1920-х даже всеобщая нищета, отсутствие дров и голод - всего лишь повод для шуток. Всем пока еще смешно, даже тщедушный и меланхоличный у других мемуаристов Осип Мандельштам в воспоминаниях Чуковского предстает “бурно веселым”, стройным богатырем, готовым искупаться в ледяной воде Балтийского моря, хохочущим шутником и сочинителем эпиграмм. “Мне ни с кем так хорошо не смеялось, как с ним!” - приводит Чуковский слова Ахматовой о Мандельштаме. Но постепенно, неизбежно смех стихает, последние отголоски его звучат в стихах Олейникова и Хармса в середине 1920-х.
Чуковский описывает, как однажды пришел в дом, где одновременно собрались три знаменитых юмориста - Ильф, Петров и Зощенко. Вопреки ожиданиям вечер получился мрачным — все трое были угрюмы, шутить никому не хотелось, в альманахе остались вялые, унылые записи.
Так что “Чукоккала” - не просто история российской литературы в полвека длиной, это история смеха, точнее, история его мучительной болезни, превращения молодого, счастливого хохота в невеселое зубоскальство, тоскливую, как зубная боль, иронию.
Вот писатели отчаянно скучают на втором писательском съезде, слушая бесконечную речь Суркова и вымученно шутят: “Сурковая масса”. Эммануил Казакевич сочиняет злую эпиграмму: “Михайла Шолохов - Толстой для олухов”. Это уже не смех, это насмешка, произносимая, по слову Блока, со “сцепленными зубами”. В конце “Чукоккалы” нет и того - почтительные поздравления, извинения за попадание на страницы (“Страницы эти знали Блока, теперь довольствуются мной”, — писал молодой Наум Коржавин). Появляются скорбные, обличительные стихи Александра Солженицына, лозунговые - Вознесенского и Евтушенко. Озорной, веселой “Чукоккалы” давно нет и быть не может - и не только потому, что никто уже не смеет так запросто фамильярничать с живым классиком и патриархом литературы, но и потому, что безвозвратно изменилось время. И почти не осталось даже тех, кто мог бы о нем вспомнить.
“Чукоккалы” в библиотеке “Русское зарубежье”), 86-летний Чуковский делает удивительное признание. “Чукоккала”, пояснил он, возникла лишь потому, что “существовало содружество” - художников, поэтов, писателей. И добавил: “Все мы любили друг друга, так было принято тогда”. “Принято” среди коллег по цеху, конечно, а не среди домашних, оттого и литература так легко превращалась в дело домашнее.
“Чукоккала” более всего напоминает именно домашний литературный альбом ХIХ в., и ценна не художественными достоинствами - как ни высок был уровень экспромта в начале прошлого века, все же часто перед нами - всего лишь поэзия к случаю, стихи-однодневки. Альманах бесценен внутренней атмосферой. Он дает четкое представление о том, что такое литературная среда и что такое ее отсутствие. Он открывает: ничего похожего у нас сейчас нет. Нет того творческого, кипящего бульона, в котором варились когда-то и из которого выскакивали литераторы краше прежнего.
В конце марта Корнею Чуковскому исполняется 125 лет, в те же дни исполнится 100 лет со дня рождения его дочери, Лидии Корнеевны, автора трехтомных “Записок об Анне Ахматовой” и чудных воспоминаний об отце “Памяти детства”. Оба издания специально к юбилею выйдут в издательстве “Время”. “Русский путь” выпустит и критическую работу Чуковского “О Чехове”; о биографии автора “Мухи-Цокотухи”, только что выпущенной в “ЖЗЛ”, “Ведомости” уже писали (№ 17 от 1. 02. 2007); а 30 марта в Литературном музее в честь двойного юбилея откроется большая выставка. Перед нами тот самый случай, когда юбилейные события — не только дань памяти двум прекрасным людям, но еще и повод осмыслить, в какой точке своего пути находятся наша сегодняшняя литература и ее создатели.
Майя Кучерская
| Главная |