Приглашаем посетить сайт
Орловка (orlovka.niv.ru)

Лурье Самуил: Воспоминания о Корнее Чуковском

«Звезда» № 6
2012 г.

Тут тоже почему-то не обойтись без цитаты из Бродского:



И громоздкая письменность с ревом
идет на слом,
Никому не давая себя прочесть.

Кто-кто, а Корней Чуковский знал, как любят читатели производить над писателями (не над естествоиспытателями! не над композиторами! не над живописцами!) беспощадную мыслительную операцию, называемую: “понимать”. Собственно говоря, он сам - лучший критик - научил русскую публику этой забаве и приучил к ней. Решать писателя, как кроссворд. Как шараду. Выводить “жизнь и творчество” из одной какой-нибудь цветной запятой - а потом сводить к яркой точке.

Больше всего он боялся, что это проделают с ним. И на каждого из окружавших смотрел как на потенциального мемуариста - то есть врага. Сам был мемуарист. Выработал сложную, неумолимо последовательную систему самозащиты.

Ведь что значит - понять человека (а писатель - тоже человек до некоторой степени)? Это невозможно, если не угадать или не подслушать, что сам этот человек думает о себе. Тут и бери его тепленьким. Немного смешным, как все.

Стало быть, самое главное - никому никогда ни за что не проронить про это ни единого серьезного слова. Если все-таки не выдержал - пережить любого, кому проронил. И постоянно притворяться, что постоянно притворяешься. А слог привязать к наивной такой, искренней ноте - одной и той же.

Никому не дал прочесть себя. А т. н. советская власть никому не дала вовремя прочесть лучшие его книги. Загадочный человек-гора. До чего большая гора - уже почти никому не видно.

До чего загадочный человек - можете лишний раз убедиться. Его стратегия оказалась безукоризненной. Уж на что опрощающий, снижающий жанр - “воспоминания о”. Какого хочешь сочинителя низведут в персонажи. Но только не Корнея Чуковского. Он остается литературным героем. Центром блестящих текстов, проникнутых изумлением.

Один называется: “Памяти детства”. Другой - “Белый волк”. Третий - “Талант жизни”. Авторы: Лидия Чуковская; Евгений Шварц; Павел Бунин.

Много и других - содержательных и достоверных документов. Из каких обычно состоят качественные сборники воспоминаний. Но только этот - благодаря этим троим авторам - не позволяет вам решить, дочитав, что итог подведен.

“Он был окружен как бы вихрями, делающими жизнь возле него почти невозможной. Находиться в его пределах в естественном положении было немыслимо, как в урагане посреди пустыни. И, к довершению беды, вихри, сопутствующие ему, были ядовиты”.

“Потому ли, что он всегда, при всем своем интересе к людям, ощущал непоправимость одиночества? Потому ли, что изначально не верил в любые другие способы глубокого общения с людьми, кроме как через искусство? И всего себя подчинял труду? Потому ли, наконец, что униженность, испытанная им в юности, навсегда искривила его доверие к другим и к себе? Отучила от прямоты? Почему бы там ни было, а дружбы его отличались неровностью, взрывчатостью; другом его оставался только тот человек, кто в состоянии оказывался беззлобно переносить отливы. Отливы чего? Не то чтобы симпатии, но пристрастного, сосредоточенного внимания...”

“... с пафосом читает: „Муж хлестал меня узорчатым, вдвое сложенным ремнем...“

Я. Втрое надо было...

К. И. (как бы останавливаясь с разбега, тупо на меня смотрит). Что - втрое?.. Кто - втрое?

К. И. (с нехорошим знанием). Едва ли...”

Самуил Лурье

Раздел сайта:
Главная