И.В. Вдовенко. Стратегии культурного перевода.
Введение: Некоторые замечания о плагиате и хронологии. Г. Лофтинг. Текстовое пространство сказок Чуковского

В 1924 г. в Ленинградском отделении Детгиза вышла книга, на титульном листе которой значилось: "Лофтинг Гай. Доктор Айболит. Для маленьких детей пересказал К. Чуковский. Рис. Белухи. Л. Гос. Изд. 1925".

В этих выходных данных стоит обратить внимание сразу на четыре момента: имя автора, название, формулировка "для маленьких детей пересказал" и дата выхода.

Самая простая проблема - с датой. 1925 г., проставленный на титульном листе, - обычная в издательской практике уловка, когда выходящую в конце ноября или декабре книгу помечают следующим годом для сохранения новизны издания.

Имя автора, неверно указанное в обоих первых русских изданиях Лофтинга ([в] пересказе Чуковского и переводе Хавкиной), - издательская же ошибка. Работниками Государственного издательства имя автора (инициал "Н.", стоящий на обложке оригинального издания) было неверно истолковано, возможно (если имя вообще было известно), как сокращенная форма. Косвенно данная ошибка свидетельствует, кстати, об одном немаловажном обстоятельстве. Русский Лофтинг начинался как издательский проект. Причем проект "разновозрастной" - предоставленный издательством материал Хавкина переводила для среднего возраста¹, Чуковский пересказывал для младшего. Вероятно, планировалось издание серии книг (во всяком случае, в послесловии к переводу Хавкиной анонсировалась вторая книга Лофтинга из серии - "Путешествия доктора Дулитля"², причем обещалось, что "эта книга также выйдет в русском переводе в издании Госиздата").

По вполне понятным причинам продолжения не последовало. Ни вторая, ни третья книги в двадцатых годах так и не вышли.

Впервые на русском языке эти книги появились в начале 1990-х гг., во время детского "издательского бума", когда сразу четыре издательства: "Рудомино", "Сигма-F", "Кристина и Ольга" и "Издательство русского Пен-клуба" (вероятно, не знакомые с планами конкурентов) практически параллельно запустили свои проекты по переводу "полного", "настоящего", "неискаженного" Лофтинга.

Одномоментность, повлекшая за собой перенасыщение рынка, сыграла в этой истории злую шутку. Ни один из вышеназванных издательских проектов нельзя признать полностью завершенным: "Рудомино" выпустило несколько случайных книг Лофтинга в случайном порядке³, "Сигма-F" вообще ограничилось одним томом⁴, так же как и "Кристина и Ольга", запустившие вероятно самый любопытный из проектов (огромный, превосходящий по объему лофтинговский текст практически в два раза авторский перевод-пересказ Л. Яхнина⁵). В наиболее полном варианте Лофтинг оказался представлен в пересказе Б. Давыдовой⁶, вышедшем в "ППП". Но здесь мы имеем дело опять же с декларируемым "пересказом", причем опять же не всех книг. Таким образом, что касается "полного" переводного Лофтинга, то приходится признать, что на сегодняшний момент на русском языке его не просто не существует, но и в ближайшее время вряд ли стоит ожидать его появления.

Впрочем, свое дело эти проекты сделали. Читатели ознакомились, наконец, с текстами Лофтинга (пусть и не полностью) и получили возможность сравнить нашего "русского" Айболита с американским доктором Дулитлом (перевод Хавкиной, вышедший в 1925 г. тиражом в 7000 экземпляров и с тех пор ни разу не переиздававшийся, конечно, нельзя считать общеизвестным).

Знакомство это, правда, не прошло без эксцессов и даже некоторой доли скандала. В разного рода периодических изданиях (не говоря уже об электронных источниках информации) появились многочисленные разоблачения "плагиатора" Чуковского, "укравшего" Айболита у заокеанского коллеги и скрывшего сам факт кражи от русскоязычных читателей.

Настоящая работа не ставит своей задачей включаться в эту полемику. Или тем более как-то "защищать" Чуковского. Но все же, поскольку косвенно все эти многочисленные обвинения имеют некоторое отношение к тому, чем будем заниматься мы, здесь, в начале работы, вероятно, следует сказать о них пару слов.

Итак, открыла сезон охоты на Чуковского статья Ф. Гринберг с показательным названием "Здравствуй, дядя Джон", помещенная в первом томе Лофтинга издательства "Сигмы-F". В этой статье Чуковский, если и не обвинялся прямо в плагиате (хотя вскользь и было замечено, что предпосылаемое прозаическому тексту сказки предупреждение: "по Гью Лофтингу" - всего лишь строчка, и "ни дети, ни их родители обычно этих строчек не читают"), то, вероятно, лишь потому, что ему предъявлялась гораздо более серьезная, с точки зрения автора, претензия: переводчик подменил "хороший" авторский текст своим "плохим" пересказом - все упростил, сделал плоским, убрал специфичность лофтинговского текста, его психологичность, разноплановость и т. д. и т. п. Процитируем небольшой фрагмент:

"Романы Лофтинга, рассчитанные на подростков и взрослых, превратились в сказки для совсем маленьких детей. Романы Лофтинга - прежде всего о жизни в Викторианской Англии. Сказки Чуковского - истории о сказочной стране. В романах Лофтинга действуют конкретные люди и звери, наделенные чертами людей, в сказках Чуковского - условные поселяне, моряки и "просто добрые" животные. Когда Джон Дулиттл отправляется в Африку спасать обезьян от эпидемии - это гуманный англичанин едет спасать туземцев. Когда в Африку едет доктор Айболит - это всего лишь переезд из одной сказочной страны в другую. Поросенок с ухватками балованного мальчика превращается у Чуковского в свинку Хрю-Хрю. Филин-математик - в сову Бумбу, рачительная домоправительница утка Даб-Даб - в добрую утку Кику [...]

определенным правилам, и поэтому негодует на брата, который стремится жить не так "как велят", а "как хочется".

Вообще в романах Лофтинга нет природных злодеев, есть просто люди, наделенные человеческими слабостями"⁷.

Не будем сейчас спорить с некоторыми положениями статьи (в общем контексте воспринимаемыми в качестве "выпадов"), с тем, например, что "для совсем маленьких детей" - это крупный минус, или с тем, что герои условны. Тем более, что, по большому счету (и по самому первому приближению), все сказанное о пересказе Чуковского - сказано достаточно верно. Если бы автор цитируемых строк знал о том, что "пересказ" Чуковского шел в свое время в параллель с переводом Хавкиной (и эта параллель - издательская идея, намеренно "разводящая" детское и подростковое), возможно, общий тон данной вступительной статьи несколько изменился бы. Во всяком случае, хочется верить в то, что вопрос стоял бы так: почему первый - довольно удачный - перевод остался практически неизвестен; почему он не был продолжен?

Впрочем, незнание - не порок (автор статьи честно предупреждает читателя о том, что он пишет не научную статью и не владеет всем объемом информации). Гораздо хуже, когда из приблизительного знания отдельных фактов делаются далеко идущие выводы или предположения. Так, именно "знание" о существовании первого русского перевода может привести к обвинениям в плагиате:

"Первый роман Хью Лофтинга был переведен почти на все языки мира. В 1924 году он был издан в Советской России и тогда же, вероятно, попался на глаза Корнею Чуковскому, который и превратил его в доктора Айболита. И уже этот симпатичный старичок на долгие годы стал непременным спутником советских малышей. Но все же…". ⁸

Процитированный пассаж достаточно типичен в этом смысле.

В чем здесь причина? Вероятно не в злом умысле, а в некоторой путанице. Ни на обложке, ни на титуле госиздатовского Лофтинга (перевода Хавкиной) дата выхода не указана. Обычно она (вряд ли верно) восстанавливается⁹ по дате, которой подписано послесловие, - "август 1924 г.". В реальности (исходя из самых общих представлений об издательском процессе Госиздата) книга не могла появиться в продаже раньше 1925 г. В то время как пересказ Чуковского, помеченный 1925, вышел, наоборот, в 1924 (нам, по случайности, даже известна точная дата его выхода - 17 декабря 1924 г.¹⁰).

Мы даже не можем предположить, что Чуковский был знаком с переводом Хавкиной до начала работы над собственным текстом. Во-первых, совершенно непонятно, для чего свободно читающему по-английски переводчику нужен подстрочник; во-вторых, перевод и пересказ проходили по разным отделениям Госиздата (московскому и ленинградскому); и, наконец, мы опять же практически точно знаем, что работа по пересказу книги Лофтинга была начата и выполнена Чуковским еще в 1923 г. (более подробно об этом периоде и о конкретных датах мы поговорим чуть позже).

Не менее удручающая путаница, связанная все с той же проблемой "первенства", возникает и по другому поводу. В особенности в статьях "защитительного характера", появившихся в качестве реакции на обвинения в плагиате, замалчивании и т. д. и т. п. Например, в статье И. Линковой, опубликованной на сайте Российской Государственной Детской Библиотеки (вполне серьезном и солидном интернет-источнике), говорится:

"Первый раз доктор Айболит появился в сказке про Бармалея. Никаких зверей он там не лечил, а только пытался с помощью Крокодила спасти непослушных детишек Танечку и Ванечку, которые без спросу сбежали в Африку. История эта вышла в свет в 1925 году, что и следует считать "днем рождения" любимого доктора"¹¹.

Действительно, не совсем все ясно на первый взгляд: "Бармалей" опубликован в 1925 (тогда же, когда - по датам - и пересказ Лофтинга), но ведь написан-то он в ноябре 1924. На обложке Добужинского (на первом издании), включенная в рисунок, авторская дата - "1924 XI". Так, может, и вправду произошло почти мифическое совпадение: сначала написал, потом перевел?

Взаимоотношениями "Бармалея" и прозаического ("по Лофтингу") "Доктора Айболита" мы будем заниматься очень подробно. Они вообще - в центре данной работы, вынесены в ее заглавие. Сейчас же стоит отметить лишь то, что проблема с этой "путаницей" - не нова. Возникает она не всегда из незнания каких-то хронологических подробностей или из намеренного отделения авторских стихотворных сказок Чуковского ("Бармалей", "Лимпопо") от переводного "Доктора Айболита" (как бы совсем иной книги, напрямую не связанной со сказками).

Подлинная ее причина - в самой ситуации двоичности героя, его параллельного существования сразу в двух конкурирующих пространствах, то разделяющихся, то превращающихся в нечто единое. Впервые, в достаточно брутальной форме, проблема эта была сформулирована еще при жизни Чуковского. Сформулирована как парадокс (и чего за ним больше - прямого желания ввести в заблуждение, литературной игры или "веления времени" - сегодня уже точно не выяснишь). Я имею в виду появившееся в издании "Доктора Дулитла" 1936 года следующее "Послесловие":

"Несколько лет назад произошла очень странная вещь: два писателя на двух концах света сочинили одну и ту же сказку об одном и том же человеке. Один писатель жил за океаном, в Америке, а другой - у нас в СССР, в Ленинграде. Одного звали Гью Лофтинг, а другого - Корней Чуковский. Друг друга они никогда не видели и даже не слыхали друг о друге. Один писал по-русски, а другой по-английски, один стихами, а другой - прозой. Но сказки получились у них очень похожие, потому что в обеих сказках один и тот же герой: добрый доктор, который лечит зверей. Чуковский назвал своего героя Айболит, а Гью Лофтинг дал ему имя Дулиттл. Но, конечно, и Айболит и Дулиттл, в сущности один и тот же человек.

Сказки Чуковского о докторе Айболите ("Бармалей" и "Лимпопо") хорошо знакомы советским ребятам. А сказка Гью Лофтинга о докторе Дулиттле до сих пор почти не известна. И Чуковский решил пересказать ее для советских ребят. Но пересказал по-своему: назвал доктора Дулиттла Айболитом, и прибавил от себя несколько таких приключений, которых в книге Гью Лофтинга нет. И даже ввел в эту сказку своего Бармалея"¹².

Конечно, данное послесловие подписано не "от автора", а "от редакции". Но, возможно, есть здесь (в самой этой странной ситуации - даже не в том, что она возникла, а в том, что никогда по сути дела не была конца исчерпана) некоторая доля участия, вины и самого Чуковского. Ведь он никогда не упоминал Лофтинга в своих более поздних возвращениях "к истории создания" сказок - ни в "Истории моего "Айболита"", где он рассказывает о том, как он работал над "Лимпопо", ни в целом ряде воспоминаний, описывающих возникновение "Бармалея" из имени Бармалеевой улицы¹³, ни на страницах дневника (например, в той известной 1955 г. записи, в которой он вспоминает, что герой - доктор Айболит - был придуман им еще в 1913 или 1914г.¹⁴), ни в широко цитируемых в различных статьях и предисловиях письмах историку В. Бикуличу, в которых он соглашается с предположением о существовании прототипа Айболита (но только не литературного персонажа, а реального доктора - вильнюсского врача Т. О. Шабада¹⁵).

Действительно, в 1925 г., в тексте "пересказа" Дулитл превратится в Айболита. Практически в то же время Чуковский написал своего "Бармалея" и в этом "авторском" тексте "присвоил" героя Лофтинга, и так уже достаточно видоизмененного, обрусевшего, очуковленного. Через некоторое время Бармалей появился в тексте "по Гью Лофтингу" и т. д. и т. п. Так что вскоре стало совсем непонятно, где чей герой, где начинается авторский и заканчивается переводной текст, где заимствуемый, а где оригинальный сюжет, и есть ли вообще какие-то границы между произведениями.

Несколько выше мы привели достаточно большую цитату из статьи Ф. Гринберг - предисловия к новому изданию Лофтинга, - заметив по ее поводу, что, вероятно, большая часть претензий здесь связана с непониманием самой ситуации, возникшей в 1924 г. с переводом и пересказом. Однако, по сути, главное обвинение, содержащееся в этой статье (пусть не высказанное прямо, не сформулированное в подобающем виде), заключается в том, что "авторские" сказки Чуковского (т. е. те, перед текстом которых с полным правом не стоит предупреждения "по Гью Лофтингу") в детском - или просто в нашем, в обыденном сознании неотделимы от переводной, прозаической сказки, которая к тому же, фактически, не столь известна. Т. е. речь идет не о качестве пересказа, а о подмене. Подмене, происходящей, в первую очередь, в сознании. И пафос статьи, предваряющей "первый русский полный перевод" (вспомним на секунду о пафосе борьбы Руднева с Заходером), в том, что нам вместо одного подсунули другое, причем так ловко, что вроде как и не придерешься. Здесь и некоторое недоумение - как это так произошло? И смутное разочарование - так вот оно в чем дело...

Именно эта подмена никак не могла произойти внезапно или случайно, без авторского участия. Вопрос с плагиатом (во всяком случае, в тех формах, в которых он ставится в процитированных выше статьях) здесь, конечно, не стоит. Исключается также простое бесхитростное "использование" или случайное стечение обстоятельств, превратившее пересказ в подлинник (автор пересказа не становится автором произведения).

хоть какое-то значение?

лишь в последние несколько лет, достаточно обрывочны, а нередко и просто неверны.

***

Хью Джон Лофтинг родился 14 января 1886 года в Англии в местечке Мейденхед (Беркшир) в смешанной англо-ирландской семье. После окончания в 1904 г. частной школы в Честерфильде решил посвятить себя карьере гражданского инженера. Учиться отправился в Массачусетский технологический институт в Америку. Через год вернулся в Англию, где продолжил учебу в Лондонском политехническом институте. В 1908 г., после непродолжительных попыток найти достойную работу в Англии, переехал в Канаду. В 1910 г. работал инженером на железной дороге в Западной Африке, затем опять на железной дороге, в Гаване. Но к 1912 г. романтика перемены мест и тяготы такого рода походной жизни начали предаться, и Лофтинг решил изменить жизнь: он переехал в Нью-Йорк, женился и стал писателем.

Во многих статьях, посвященных жизненному пути Лофтинга, отмечается курьезный факт: первый рассказ бывшего инженера, вдоволь поездившего по миру и набравшегося самых разнообразных впечатлений, был вовсе не об африканской или кубинской экзотике, а о дренажных трубах и мостах. Людям же, знающим Лофтинга лишь по эпопее о приключениях доктора Дулитла, и вовсе кажется странным, что начинал он как вполне "взрослый" писатель и что "История Доктора Дулитла", так заметно по тону и наивности изложения отличающаяся от других книг, - не "первый опыт начинающего писателя".

К 1913 г. у Лофтинга-писателя уже достаточно устойчивая репутация среди издателей нью-йоркских журналов, в которых он с заядлой регулярностью публикует свои короткие рассказы и очерки. Жизнь постепенно налаживается. Рождаются дети: Элизабет в 1913г. и Колин - в 1915. К началу Первой мировой войны Лофтинг все еще является британским подданным. В 1915 г. он поступил на службу в Британское Министерство информации, а в 1916 был призван в армию в звании лейтенанта в полк Ирландской гвардии (мать Лофтинга - ирландка).

небольшими порциями в письмах детям.

В ряде статей в российских изданиях излагается, вероятно, в какой-то момент выдуманная самим Лофтингом легенда о том, что дети писателя якобы самостоятельно передали письма отца в одно из издательств, и к моменту возвращения последнего с фронта книга была уже издана. Реальность - немного прозаичнее. В 1918 г. Лофтинг был тяжело ранен и уволен из армии по инвалидности. Его семья встретилась с ним в Англии, и в 1919 они решили вернуться в Нью-Йорк. Еще до возвращения домой Лофтинг принял решение переработать истории о зверином докторе в книгу. По счастливому стечению обстоятельств, на корабле, на котором семья возвращалась в Америку, писатель познакомился с Сесил Робертс - известным британским поэтом и новеллистом - и она, ознакомившись за время плаванья с рукописью, рекомендовала ему обратиться к ее издателю, мистеру Стоуксу.

В 1920 г. в издательстве Стоукса вышла первая книга. В 1922 - первый сиквел. С этого момента, вплоть до 1930 г. Стоукс начал выпускать по одному "дулитлу" в год. Успех серии оказался не феноменальным, но устойчивым. К 1925 г. - году выхода российских перевода и переложения Лофтинг уже известный в Америке и Европе автор. Лауреат нескольких литературных премий. Выходят и готовятся к изданию несколько переводов его книг. В какой-то мере можно даже сказать, что его доктор Дулитл стал символом - символом нового "послевоенного гуманизма".

В чем эта символичность? В 1923 г. на церемонии вручения премии Ньюбери, присуждаемой Американской Библиотечной Ассоциацией, Лофтинг "признался", что идея "Истории Доктора Дулитла" пришла ему в голову при виде лошадей, убитых и раненных в сражении, что там, на фронте, он был столь впечатлен мужественным поведением лошадей и мулов под огнем, что выдумал для них маленького доктора, чтобы сделать для них то, что не было сделано в реальности, - сделать малое (собственно, этот принцип иллюстрирует и сама говорящая фамилия доктора - dо-little).

Но "сделать малое" означает также вернуться в прошлое и переиграть, сделать невозможным происходящее сегодня.

"Доктор Дулитл" - не просто сказка или приключенческая серия для детей и подростков, но один из первых развернутых проектов альтернативной истории. Недаром действие эпопеи относится к 30-м - середине 40-х гг. XIX в. - "почти сто лет тому назад", и без упоминаний о "ценностях" Викторианской Англии не обходится практически ни одна развернутая рецензия.

Всего дулитловский цикл Лофтинга насчитывает четырнадцать книг. Десять из них - романы, написанные и изданные при жизни автора:

История доктора Дулитла (The Story of Doctor Dolittle. 1920);
Путешествия доктора Дулитла (The Voyages of Doctor Dolittle. 1922);
Почтовая служба доктора Дулитла (Doctor Dolittle's Post Office. 1923);

Зоопарк доктора Дулитла (Doctor Dolittle's Zoo. 1925);
Караван доктора Дулитла (Doctor Dolittle's Caravan. 1926);
Сад доктора Дулитла (Doctor Dolittle's Garden. 1927);
Доктор Дулитл на Луне (Doctor Dolittle in the Moon. 1928);

Доктор Дулитл и Тайное Озеро (Doctor Dolittle and the Secret Lake. 1948).

Две - компилятивные, изданные Ольгой Фрикер (сестрой третьей жены Лофтинга, Джозефины) после его смерти ¹⁶. Еще две - "добавочные", составленные Лофтингом в промежутках: сборник рассказов "Поваренная книга поросенка Габ-Габ" (Gab-Gab's Book, An Encyclopedia of Food. 1932) и "Записная книжка доктора Дулитла" (Doctor Dolittle's Birthday Book. 1936) - иллюстрированный ежедневник с цитатами. Все без исключения книги оснащены авторскими иллюстрациями, наследниками тех картинок, которыми Лофтинг сопровождал свои письма домой.

"внутренней хронологии"¹⁷ постоянные персонажи. Действие начинает строиться как воспоминание (задним числом и происходящее в первой книге оказывается не просто предысторией, а как бы тоже воспоминанием, хотя и пересказанным с чужих слов). Вообще, стиль повествования заметно изменяется. Это - приключенческие повести для детей среднего возраста, насыщенные событиями, многочисленными вставными эпизодами, на чередовании которых и строится внутренняя логика рассказа.

Именно со второй книги звери у Лофтинга начинают приобретать "человеческие черты" (причем эти человеческие черты не идеализированы, они даются "без прикрас", звери ищут выгоду, ленятся, капризничают, мотивировки их поступков во многом продиктованы эгоизмом и т. д.). Именно со второй книги мы начинаем узнавать какие-то подробности из жизни самого доктора, его семьи (историю жизни сестры Сары), окружающих его людей (Томми Стаббинс, Мэтью Магг).

Здесь, вероятно, и возникает один из парадоксов, проявляющихся в сознании людей, сравнивающих миры доктора Дулитла и доктора Айболита. Если мы исходим не просто из первой сказки Лофтинга, а хотя бы из трех-четырех повестей цикла, мы начинаем рассматривать ее как часть целого, как некий предварительный подход, только лишь обозначающий, набрасывающий систему взаимоотношений персонажей, но не передающий еще всей ее сложности и полноты (при том, что ядро все равно остается там, в первой книге). Герои изменяются, взрослеет рассказчик (Томми Стаббинс), взрослеют потенциальные читатели (это все, конечно, не некая "отличительная черта" цикла Лофтинга, подобное же происходит с героями Милна, Туве Янсон, Роулинг и т. д.).

Когда же мы начинаем сравнивать цикл Лофтинга с циклом Чуковского, оказывается, что (при практически равных объемах) герои сказок Чуковского остаются как бы неизменными. Дело даже не в отсутствии "сплошной хронологии". Каждая сказка Чуковского - это отдельный мир, причем миры эти не просто параллельны, они оказывают друг на друга влияние, они взаимопроницаемы (пусть и до определенного предела).

По сути, мы не можем даже сказать ничего определенного о тождественности героев. Действительно, Айболит "Бармалея", Айболит "Лимпопо", Айболит разных вариантов лофтинговского "Доктора Айболита", Айболит "военной сказки" и т. д. и т. п. - это буквально один и тот же герой? Если да, то почему один живет где-то там за границей, другой в Ленинграде, третий в африканской стране Айболитии? А Бармалей? А Крокодил? И почему, если Бармалея съели акулы, он снова нападает на Айболита с Таней-Ваней? А если это было до того, так ведь он уже исправился, почему же он себя снова так плохо ведет, что в конце концов его съедают акулы? Или даже вовсе не акулы, а доблестный Ваня Васильчиков отрубает ему голову?

"инвариантами": инвариантами героев, происходящего с ними, наших оценок. Т. е. первая книга Лофтинга (пересказанная Чуковским и ставшая если не центром этого мира, то первым шагом в него) в этой системе взаимоотношений не получает того развития, которое она получила в системе книг Лофтинга. Развитие здесь идет совсем в ином направлении.

При этом стоит особо отметить также и то, что здесь у текстов не только нет прямой хронологии, нет даже обязательного набора самих текстов. Потенциальный читатель всегда будет располагать неким усеченным вариантом, будет иметь заведомо обрывочное представление даже не о целом, а о соотношении имеющихся в его распоряжении частей. То количество вариантов и редакций сказок, которое мы имеем на сегодняшний момент (только лофтинговский "Доктор Айболит" имеет четыре основных варианта, отличных друг от друга не только объемом, но и героями, сюжетным построением, общим направлением действия), гигантские тиражи книг (не дающие до конца бесследно исчезнуть тем или иным отвергнутым или исправленным редакциям), отсутствие четких авторских указаний, помноженное на произвол или некомпетентность издательств при отборе материалов¹⁸, создают ситуацию, в которой читатель сам (но неосознанно, по воле случая) составляет для себя некую индивидуальную карту чтения.

Мы, по возможности, будем пытаться работать со всем основным корпусом текстов, пытаться проследить основные движения внутри этого особого пространства. Но даже в настоящем исследовании возможно рассмотреть лишь основные варианты, содержащие кардинальные сюжетные и смысловые различия (в то время как Чуковский вносил правку практически во все издания 1920-1950-х гг.).

***

Приведем сразу список текстов (в хронологическом порядке¹⁹

1. "Доктор Айболит" (по Лофтингу), первый вариант (1925)²⁰. Переложение текста первой книги Лофтинга "для маленьких детей". 2. "Бармалей", первый черновой вариант (ноябрь 1924)²¹. 3. "Бармалей" (1925) - "канонический текст", опубликованный издательством "Радуга" (этот текст затем с незначительными изменениями перепечатывался во всех изданиях до 1955 г. и после 1969-го)²². 4. "Лимпопо" - машинопись (условное название) - "Первый вариант, запрещенный Соцвосом в 1928 году"²³"Лимпопо" ("Приключения Айболита") - канонический вариант (1929)²⁴. 6. "Приключения белой мышки". Рассказ по Г. Лофтингу²⁵. 7. "Доктор Айболит" (по Лофтингу) - второй вариант (1936). Расширенная редакция текста в двух частях. (Перепечатывалась с незначительными изменениями во всех переизданиях вплоть до появления окончательной версии 1954 г.²⁶.) 8. "Доктор Айболит" (по Лофтингу) - третий вариант (1938). Расширенная редакция текста в четырех частях²⁷. (До появления версии 1954 г. воспроизводилась лишь один раз - в 1950 г.) 9. "Одолеем Бармалея! (военная сказка)" (1942) ²⁸"Доктор Айболит" (по Лофтингу) - четвертый (канонический) вариант текста, в двух частях (1954)²⁹. 11. "Бармалей", вторая (поздняя) редакция, содержащая новый вариант концовки (1955)³⁰"Айболит и воробей" ("У доктора Айболита"), "Айболит и мотылек", "Топтыгин и лиса" ("Айболит и медведь"), "Спасибо Айболиту" ("Радость").

Последний пункт этого списка нужно отметить особо, так как само его наличие является достаточно существенной характеристикой. Элементы повествования, персонажи, ситуации и даже фрагменты текстов переходят из одного произведения в другое, образуя некое единое пространство.

Чуковский ведет работу над этим пространством в течение почти трех десятков лет (с 1923 - первый вариант Лофтинга - по 1954-й - последний вариант).

"авторские" поэтические тексты, распадаясь в силу тех или иных причин (запретов на публикацию, переработку и т. п.), остаются в этом пространстве в виде поэтических фрагментов, но и поэтические ("авторские"), и прозаические ("переводные") тексты оказываются взаимопроницаемыми (как на уровне проникновения отдельных фрагментов, ситуаций, повествовательных схем, так и на уровне общего движения, развития самого этого пространства).

Первое положение достаточно легко проиллюстрировать. Давайте посмотрим несколько примеров: так, первый вариант "Лимпопо" - машинопись 1928 г. - содержит фрагмент, который мы можем условно назвать "Айболит и мотылек" (Л-М-НБП. С. 405-406).

И пришел к нему печальный мотылек:
Я на свечке себе крылышко обжег... и т. д.,

который вместе с еще рядом поэтических вкраплений (как из той же "машинописи", так и из более ранних набросков) -

Позвонил крокодил:
"Я Ворону, да, ворону
По ошибке проглотил..." (Л-М-НБП. С. 407),

Доктор, доктор, спаси бегемота! У бегемота икота! ("Айболит" - наброски - НБП. С. 404) -

"Доктора Айболита по Гью Лофтингу"³¹.

При этом в скобках стоит также заметить, что звонящий по телефону крокодил - уже известный публике персонаж "Телефона" (1926), сказки, которая в одном из более поздних изданий³² стала носить название "Телефон доктора Айболита" ³³ (т. е. подверглась одной из многочисленных попыток "циклизовать" тексты³⁴). А строчки про бегемота, страдающего икотой (не включенные в опубликованный в 1929 г. текст "Лимпопо"), появились еще раз в 1942 в военной сказке "Одолеем Бармалея".

"военной сказки" "Одолеем Бармалея" после запрещения последней превратились как в самостоятельные произведения ("Айболит и воробей", "Спасибо Айболиту"³⁵), так и переместились в текст других сказок цикла: "Айболит и воробей" стал (в ряде изданий после 1955) частью "Айболита"³⁶, а фрагмент финала "военной сказки":

Нет на свете Бармалея
Кровожадного злодея и т. п.

"Бармалея"³⁷, который, в свою очередь, смыкается с последней версией финала прозаического "Доктора Айболита" (1954) и т. д.

Эти приведенные выше примеры связаны со своего рода "безотходностью производства", присущей рабочей манере Чуковского. В силу тех и иных причин как идеологического, так и художественного плана он может отказываться от того или иного варианта "целого" произведения, подвергнув его в дальнейшем значительной переработке (мы увидим дальше, как это происходило с тем же первым вариантом "Лимпопо"). Но фрагменты, поэтические находки отвергнутого варианта нашли свое место в более поздних произведениях цикла, необязательно непосредственно в следующем, "переработанном" варианте. Очищенные от сюжетных, смысловых, идеологических и прочих привязок, они стали своего рода дивертисментами, дополнениями, ремарками на полях большого текста, пролегающего через и включающего в себя разнообразные произведения.

То же самое относится и к многочисленным предварительным наброскам и "подходам", скапливавшимся в рабочих тетрадях и черновиках и не находившим себе места в окончательных публикуемых вариантах того или иного произведения. Рано или поздно - не обязательно, но, как правило, - они находят свое место и появляются в печати, становясь известными читателю, пусть даже и ненадолго.

В дальнейшем мы не будем обращать особое внимание на примеры подобного рода. Их каталогизация - не столь интересная задача. Нас же главным образом будет интересовать само основное движение, происходящее внутри текста, и связанное с ним переосмысление тех или иных его элементов.