Ефимов Борис: Николай Корнейчуков - Корней Чуковский

- А кто это такой? - спросит иной читатель. - Что-то не слыхивал я про такую личность.

- А про Корнея Чуковского вы слышали?

Он может обидеться:

- Да вы что? - скажет. - Странный вопрос! Кто же его не знает? Популярнейшего писателя для детей. Целые поколения маленьких читателей знают наизусть его веселые сказки «Крокодил», «Мойдодыр», «Айболит», «Чудо-дерево», «Бармалей», другие, не менее звонкие, забавные, доходчивые, поучительные.

детей. Пожалуй, и начинал он свою литературную биографию совсем не детскими сказочками, а острыми критическими статьями, имевшими широкий успех у вполне взрослых людей. Помню, как я буквально зачитывался всем, что появлялось в печати за подписью Корнея Чуковского - всегда интересное, дерзкое, едко-сатирическое, «невзирающее на лица». Для него не существовало устоявшихся писательских авторитетов - он смело, остроумно и доказательно «разносил» Горького, Леонида Андреева, Бунина, других литературных «олимпийцев».

Затем из-под пера Чуковского начали выходить серьезные, фундаментальные (но так же ярко и занимательно написанные) труды о Некрасове, Чехове, книги о русском языке - «Живой как жизнь», о принципах художественного перевода - «Высокое искусство», интереснейшие воспоминания о Репине, Маяковском, Блоке, Алексее Толстом, Луначарском, других выдающихся людях нашей культуры. Нельзя не назвать и его художественные переводы английских и американских писателей. Всего не упомнить и не перечислить.

Эти сведения о Корнее Чуковском можно почерпнуть из любого литературного справочника или энциклопедии. А мне хочется рассказать о своих личных встречах с этим поистине уникальным и обаятельным человеком, щедро одаренным природой и не менее щедро дарившим людям - и детям, и взрослым - свое многогранное, умное, веселое, доходчивое творчество. Впервые воочию увидел я Корнея Чуковского на квартире у Михаила Кольцова. Зайдя как-то к брату, я застал там высокого худющего человека, непринужденно, по-домашнему распивавшего с хозяином дома чаи.

- Знакомься, - сказал Кольцов, - Ты, наверно, любишь читать Корнея Чуковского. Так вот он собственной персоной.

Я воззрился на Чуковского с огромным интересом. А его присутствие на дому у Кольцова понял так, что речь идет о каком-то выступлении Корнея Ивановича на страницах редактируемого Кольцовым «Огонька». Но дело было совсем в другом, о чем можно узнать из воспоминаний самого Чуковского:

«В самом начале тридцатых годов умер близкий мне человек, у постели которого я провел в Крыму безотлучно полгода. В Москву я приехал весь больной, одичалый и нищий. Работы у меня не было. Книги мои не печатались. Встретившись случайно со мной на улице, Кольцов повел меня к себе и потребовал, чтобы я поселился у него. Он раздобыл мне кое-какую одежду, накормил, приласкал, окружил меня самой сердечной заботой, и все это без всяких сантиментов, словно то было в порядке вещей».

Все это было. Было и прошло. Остались в далеком прошлом тяжелые для Чуковского времена, когда «…работы у меня не было. Книги мои не печатались…» Пришли годы признания, успехов, славы, миллионных тиражей. Большая комфортабельная дача Корнея Ивановича в писательском поселке Переделкино широко славилась гостеприимством ее хозяина. Здесь не прекращались всевозможные веселые мероприятия - детские праздники, занимательные встречи, пионерские костры, литературные чтения, «заводилой» которых неизменно был неутомимый и неугомонный Корней Иванович, уже вошедший в весьма почтенный возраст, но полностью сохранивший молодой задор, азарт, неиссякаемый интерес к жизни, к людям и особенно к детям.

Когда была утверждена Комиссия по литературному наследию Кольцова и в издательстве «Советский писатель» готовился к печати сборник воспоминаний «Михаил Кольцов, каким он был», я, естественно, не мог не обратиться и к Корнею Ивановичу.

Услышав, что я собираюсь в Переделкино к Корнею Чуковскому, мой восмилетний внук Витик твердо заявил:

- Дидя! Я поеду с тобой.

«А в самом деле, почему бы мальчику не увидеть легендарного писателя…»

Мы поехали, и я нисколько не пожалел об этом. Чуковский принял нас, как дорогих гостей. Написать о Кольцове он согласился мгновенно. А потом я просто диву дался, с каким увлечением и удовольствием семидесятипятилетний Чуковский занялся мальчиком. Он показывал ему разные интересные книги и альбомы, читал стихи, расспрашивал, какие он знает сказки, и советовал прочесть то, другое… Наконец, достал свою книжку «Чудо-дерево» и сделал на первой странице такую надпись:

«Дорогому Витюше от старика деда Чуковского сердечный привет. Переделкино. 14 апреля 57».

- Ну, Витик, - сказал я. - теперь Поросюкевич будет тебе завидовать.

- Какой Поросюкевич? - заинтересовался Чуковский.

- А почему Поросюкевич? Такая фамилия у родителей?

Я рассмеялся.

- Да нет же, Корней Иванович. Он с рождения у нас толстенький и круглый, как поросенок. Потому и прозвали.

Чуковский стал неудержимо хохотать:

… Это замечательно! Нет, мы и Поросюкевича не обидим.

Чуковский ринулся к книжной полке, достал еще одно «Чудо-дерево» и повторил надпись:

«Дорогому Андрюше от старика деда Чуковского сердечный привет. Переделкино. 14 апреля 57».

С этими трофеями мы с Витиком и вернулись в Москву.

А через несколько дней я снова приехал к Корнею Ивановичу (уже один) за обещанной статьей о Кольцове. И получил от него небольшое по размеру, но проникнутое глубоким чувством воспоминание, несколько строк из которого я уже приводил выше. Вот что еще было там написано:

«Михаил Кольцов, один из самых обаятельных людей, каких я когда-либо знал… Его гибель была для меня личным несчастьем, так как мне не раз приходилось испытывать на себе его широкую душевную щедрость».

Мне думается, что эти слова характеризуют не только Кольцова, но и самого Чуковского, его чуткость, благородство, высокую порядочность.