Фурман Марк: Неизвестное Переделкино

Сейчас в Переделкине два литературных музея - Корнея Ивановича Чуковского и Бориса Леонидовича Пастернака. Обязательно туда сходите, вначале посмотрите, потом уж я дополню. О них известно больше, чем о других писателях, наверное, из-за музеев, да и люди особенные. Это как в костер, куда все время подбрасывают дрова, вот он и не гаснет. Надо побольше таких светлых мест. Вот недавно, слышали, заговорили о Булате Окуджаве. Может, еще один литературный памятник будет...

КОРНЕЙ ИВАНОВИЧ И ЛИДИЯ КОРНЕЕВНА ЧУКОВСКИЕ - ОТЕЦ И ДОЧЬ

Дом Корнея Ивановича Чуковского и прилегающий - почти в два гектара - приусадебный участок располагаются в нескольких десятках метров от Дома творчества. Фактически их разделяет та величественная сосновая аллея, по которой без устали, почти ежедневно, прохаживался Чуковский. Если чуть напрячь воображение, можно представить, как в шестидесятых энергичная медсестра, выйдя через заднюю калитку, торопилась на вызов к писателю.

- Корней Иванович в последние годы часто болел, - рассказывает Валентина Абросимовна, - но писать не бросал. Почти все время трудился или читал. С лекарствами у него складывалось хорошо, поскольку прикрепили к "Кремлевке". Там и наблюдался, иногда, чаще осенью или зимой, лежал в Барвихе. Наверное, с тех пор, как признали за границей, в Англии вручили диплом доктора литературы и почетную мантию, так и прикрепили. Еще дали две машины - черный правительственный "ЗИС" и "Победу", последнюю он больше любил.

Как он заболеет, в последние годы сердце постоянно прихватывало, мучила одышка, так я периодически у Корнея Ивановича жила. Не только наблюдала, делала уколы, но помогала и по хозяйству. Еще у Чуковского оставалась его секретарь - Клара Израилевна, не помню ее фамилии. После смерти Корнея Ивановича она уехала в Америку.

Сам Чуковский любил принимать гостей, но только когда не работал, поэтому приглашал к себе в строго определенное время; у него бывали Образцов, Утесов, Сергей Михалков, Лев Кассиль, известные артисты; постоянно захаживал Пастернак - его он привечал особо. Сам Корней Иванович не пил, не переносил запаха табака, но для других у него все имелось.

Голубева не сказала о причине смерти Чуковского, да и я как-то проморгал, не спросил. Но вот фрагмент из новеллы Андрея Вознесенского: "Человек с древесным именем", проливающий свет на причину его смерти:

"Когда я встречал его, вспоминал строки:
И вот бессмертные на время,
Мы к лику сосен причтены.
И от болезней, эпидемий
И смерти освобождены.

... Я ошибся, отнеся к нему строки о незыблемости сосен. Укол непродезинфицированного шприца заразил его желтухой. Смерть всегда нелепа. Но так...".

- Дочь Корнея Ивановича, Лидия Чуковская, хоть и прожила долго, часто болела, почти все время лечилась. Я была с ней не так близка, как с ее отцом, но все же помогала, доставала кое-какие лекарства или приносила рецепты, которые выписывали наши врачи. Чаще всего требовались глазные капли. У нее было очень плохо с глазами - сильная близорукость.

"Пиво-воды".

Сходство с тогдашними киосками, торговавшими газировкой, и в самом деле большое. Из мебели в домике умещалось три предмета - стол, стул и кровать. Несколько раз мне доводилось посещать "Пиво-воды" по разным вопросам. Лидия Корнеевна приглашала войти, усаживала на кровать. Однажды место оказалось занятым Анной Андреевной Ахматовой, так мы разговаривали с Лидой через окошко, как покупатель с продавцом. Анна Андреевна сразу почувствовала это, очень смеялась.

Когда Чуковский умер, дочери стало худо без него. К тому времени Лидия Корнеевна уже "прославилась": защищала Бориса Пастернака, разругалась с Шолоховым, написав ему резкое открытое письмо; осуждала тех, кто травил Солженицына, писателей Синявского и Даниэля; наконец, вызвала гнев властей речами в защиту Сахарова.

В те годы, из-за политики, наше маленькое Переделкино становилось иной раз местом куда похлеще Москвы. Писатели да друзья, наезжавшие к ним, делились на два лагеря. Таких, как Чуковские, Пастернак да его близкие друзья - Ивановы - говорю о семье Всеволода Иванова, чья дача соседствовала с домом Бориса Леонидовича, - насчитывались единицы. Остальные, даже Федин, до присуждения премии друживший с Пастернаком, осуждали непокорных. Сплетни, разговоры в Доме творчества и вокруг - на прогулках, озере, в больницах Литфонда... Иногда откровенная злоба."

Отвлекаясь от беседы с Голубевой, приведу небольшой отрывок из воспоминаний Лидии Чуковской, отражающий атмосферу тех лет: "В октябре 1969 года скончался мой отец. О своей утрате писать не стану. Опишу лишь военные действия против меня, предпринятые Союзом писателей, непосредственно после смерти Корнея Ивановича. Я к тому времени была членом шести комиссий по литературному наследию - Анны Ахматовой, Н. П. Анциферова, Ф. Вигдоровой, Т. Габбе, Бориса Житкова, М. Ильина. Но в комиссию по литературному наследию Корнея Чуковского меня не включили. Экзекуция на свежей могиле! До такой низости не каждый способен упасть".

"Доктора Живаго", тоже за границей, в 1965 году, в Париже, вышла повесть Лидии Корнеевны "Софья Петровна", отвергнутая на родине, но тут же, после издания, переведенная на многие языки мира. Партийные литературные чиновники не простили отступничества дочери всемирно известного писателя. Когда в семидесятых вышла в свет солидная, на трехстах страницах, монография о жизни и творчестве К. Чуковского, с многочисленными иллюстрациями, в ней нет ни строчки, даже упоминания о Лидии Корнеевне, не то что фотографии, она словно перестала существовать.

Тамару Владимировну Иванову, жену Всеволода Иванова, которая рассказала о том, что на днях состоялось исключение Лидии Корнеевны из Союза писателей. В какой-то из моментов, разволновавшись, Лида уронила бумаги, очки и полностью утратила возможность видеть. Из десятка людей, именуемых писателями, ей никто не помог. Пришлось полуслепой Лидии Корнеевне на коленях ползать по полу, собирая уроненное, - закончила Валентина Абросимовна. - Тогда этот случай вызвал в Переделкине массу мнений и споров, о нем только и говорили.

Уже позже вспомнил, что где-то читал об этом. А как вернулся из Переделкина, снял с полки томик прозы Лидии Чуковской. Оказалось, в автобиографической повести "Процесс исключения" есть страницы, подробно описывающие происшествие на суде.