Приглашаем посетить сайт
Мандельштам (mandelshtam.lit-info.ru)

Каверин Вениамин: Памяти К. И. Чуковского

28 октября 1969 года умер выдающийся советский писатель лауреат Ленинской премии Корней Иванович Чуковский. Редакционная коллегия и весь коллектив "Нового мира" глубоко скорбят по случаю смерти старейшины советских литераторов, многолетнего друга и сотрудника нашего журнала.

Скончался Корней Иванович Чуковский, знаменитый критик, историк литературы, переводчик, поэт, один из самых своеобразных и значительных деятелей нашей культуры. Сейчас, в первые дни после его кончины, писать о нем очень трудно, почти невозможно. Это - дело будущего, когда войдет в силу закон расстояния, когда совокупность знаний и впечатлений дополнит новыми страницами историю нашей литературы. Сейчас душой владеет не память, а чувство, и это чувство стремится к попытке постижения, а не познания.

Каков он был, этот писатель, известность которого напоминает своей сказочностью его же собственные сказки? Как создался вокруг него целый мир духовных ценностей, бесконечно разнообразный, оригинальный, привлекший внимание великого множества людей - от школьников до известнейших ученых? Как достиг он единства, нерасторжимо соединившего в нем и писателя и человека?

Смысл его жизни заключался в его поглощающей преданности литературе. С юных лет он пылко и навсегда влюбился в нее, и эта любовь нашла в его творчестве выражение, удивительное по своей разносторонности. Нечто подвижническое было в неустанности, беспрерывности его работы. Но самому ему, конечно, показалась бы высокопарной такая оценка.

Литература была для Корнея Ивановича не деянием, а делом, воздухом, которым он дышал, повседневностью- единственной возможностью существования. Он писал медленно, обдумывая каждое слово, без конца возвращаясь к написанному, сопоставляя бесчисленные варианты. И вместе с тем он трудился весело, легко, с чувством счастья. Литература была для него делом веселым, счастливым, легким - не потому, что легко написать хорошую книгу, а потому, что без легкости, без чувства счастья он не мог бы ее написать.

Вот почему он навсегда запомнится всем, кто знал его, человеком общительным, остроумным, громогласным собеседником, любящим и понимающим шутку. Но он был еще и воплощением одушевленной памяти, которая с величайшей свободой рисовала не беглые наброски, а целые картины.

Разговаривая, рассказывая, слушая собеседника (а Корней Иванович был восприимчивым, внимательным слушателем), он никогда не забывал о времени. Как все большие писатели, он знал, что такое "мертвая хватка работы", прикованность к письменному столу, без которой ничего значительного написать невозможно. Не только друзья или знакомые знали его раз и навсегда установленный распорядок рабочего дня. Можно было бы прибавить - и ночи. Он ложился рано и в шестом часу утра уже сидел за столом.

Он жил в шуме молодых голосов. Десятки писателей, среди которых можно назвать тех, кто нынче составляет становой хребет советской литературы, обратились впервые именно к нему - и он протянул им свою огромную добрую руку.

Доброта его была требовательная, беспощадная, отражавшая кристаллически-строгий, безошибочный вкус. Случалось и мне приносить ему рукописи, которые переписывались с первой до последней страницы после его пяти-шести почти на ходу оброненных слов,

его статьи, направленные против канцеляризмов, пошлости, безграмотности, самодовольной тупости мещанства,- и это продолжалось десятилетиями, всю жизнь. И с такой же неутомимой последовательностью он приветствовал в литературе все новое, оригинальное, внушающее надежду. Могло показаться, что, работая над мемуарами, историко-литературными сочинениями, переводами, он жил как бы в некотором отдалении от нашей литературной жизни. Это было бы ошибочное впечатление. Он всегда держал руку на пульсе литературы. И, может быть, самое поразительное заключалось в том, что, живо интересуясь нашими делами, дискуссиями, литературной борьбой, сегодняшним днем, он никогда не забывал об историческом значении русской литературы. Он был единственным среди нас обладателем необъятного опыта, и его мудрые всепонимающие глаза смотрели проницательно-зорко.

- Понимание современности, живое, беспрестанное участие в ней удивительным образом соединялось в нем с чувством "вечности" нашей литературы, идущей своим особенным путем почти десять столетий.

"Крокодила", "Тараканища", "Мойдодыра" ее вообразить невозможно. Это бесценное дело удалось ему потому, что он первый с высоты своего огромного роста наклонился к ребенку и прислушался к его речи, проник в сущность его интересов. Он понял, что дети должны как бы сами писать для себя, потому что книги взрослых, написанные вне этого открытия, проносятся мимо детского сознания. В нем самом навсегда осталось что-то детское - вот почему ему удалось заговорить с детьми на их собственном языке. Он как на сцене разыгрывал перед детьми их же собственный мир. Вот почему его детские книги не стареют - и никогда не состарятся. Через детство проходят все, а детство и книги Корнея Ивановича нерасторжимы. Мы расстались с удивительным человеком. Мы привыкли к нему за десятилетия. Это была крупно прожитая жизнь. Он словно задался целью опровергнуть пушкинский упрек: "Мы ленивы и нелюбопытны".

Избаловав нас своей жизнерадостностью, отзывчивостью, всегдашно стью, он унес с собой неоценимо важную часть нашей жизни.

Раздел сайта:
Главная