Поиск по творчеству и критике

1. Иванова Евгения: Литературная критика в газетах и журналах начала ХХ века

Входимость: 7. Размер: 51кб.

Часть текста: должное литературе "серебряного века", нельзя забывать о том, что даже в период своего расцвета, эта литература, всегда оставалась камерным явлением с небольшой читательской аудиторией, в чем легко убедиться, сравнивая статистические сведения о читательском спросе на символистские журналы со спросом на журналы других направлений. В отчетах Императорской библиотеки в Петербурге указано, что первые места по популярности делили либеральный "Вестник Европы", народническое "Русское богатство", а вот связанный с символистами журнал "Новый путь" занимал 13-е место, журнал "Весы" - 30-е, а журнал "Мир искусства" и вовсе не попал в эту статистику, поскольку в нее включались журналы, затребованные более 100 раз. Существенно отличались и тиражи символистских изданий: если в 1900 году тираж "Вестника Европы" составлял 7 тысяч, то тираж символистского журнала "Весы" колебался между полутора и двумя тысячами. А за тиражами горьковских альманахов "Знание" символистские сборники и подавно не могли угнаться - там соотношение будет едва ли не один к двадцати, разумеется, не в пользу символистов. Итак, литература "серебряного века" была небольшим островом, в окружении "другой литературы", убежденной что она продолжает "лучшие традиции русской литературы", придерживается "честного гуманного направления", олицетворением которого были тени Белинского, Добролюбова и Чернышевского. Здесь были свои авторитеты, свои кумиры, здесь всходила звезда Максима Горького, Леонида Андреева, Александра Куприна, не говоря об устоявшихся авторитетах Чехова и Толстого. Литература начала XX века в ее целом продолжала развиваться по инерции, набранной еще в предшествующие десятилетия, и имела свои неписаные законы. Начиная с 60-х годов XIX века основными объединяющим центром общественной и политической жизни стал так называемый "толстый журнал",...

2. "... Ваша благородная, изящная, светлая личность" (Л. П. Гроссман и К. И. Чуковский: из переписки 1909-1963 годов)

Входимость: 5. Размер: 47кб.

Часть текста: гимназию с серебряной медалью, затем продолжил свое образование в Париже и в Одесском университете на юридическом факультете. Уже в студенческие годы начал публиковать в авторитетных столичных изданиях “Вестник Европы”, “Русская мысль” и др. историко-литературные работы: “Бальзак и Достоевский”, “Вольтер и Достоевский”, “Тютчев и сумерки династии” и др. В 1920 году Гроссман состоял преподавателем в Одесском гуманитарно-общественном институте, а в 1921 году переехал в Москву, где вел курсы в университете им. Свердлова и ВЛХИ им. В. Брюсова. На конец 20-x - начало 30-х годов приходится пик исторической прозы Л. Гроссмана. Одно за другим выходят его произведения “Преступление Сухово-Кобылина”, “Пушкин в театральных креслах” (1926), “3аписки д’Аршиака” (1930), “Рулетенбург” (19З2), “Бархатный диктатор” (1933). В 1935 году Гроссман стал членом Пушкинской комиссии при Академии наук; до 1948 года он преподавал в Московском педагогическом институте им. В. Потемкина и оставил у многих своих учеников благодарную память о себе. Лейтмотивом в научной и творческой жизни Л....

3. Чукоккала. Страницы 212-222

Входимость: 4. Размер: 22кб.

Часть текста: Нормой, чем всевозможные словесные описа ния. То же самое можно сказать и о переводах гениальных произведений. Счастлив переводчик, которому удалось хотя отчасти достигнуть той общей прелести формы, которая неразлучна с гениальным произведением: это высшее счастье и для него и для читателя. Но не в этом главная задача, а в возможной буквальности перевода; как бы последний ни казался тяжеловат и шероховат на новой почве чужого языка, читатель с чутьем всегда угадает в таком переводе силу оригинала, тогда как в переводе, гоняющемся за привычной и приятной читателю формой, последний большею частью читает переводчика, а не автора» (Фет, Предисловие к Ювеналу). Хотя Блок не был приверженцем этой фетовской теории буквализма, защищающей «тяжеловатость и шероховатость» стиховых переводов, он, по его словам, переписывал эту страничку с любовью, так как питал к Фету особую нежность. — Фет, — говорил он, — своими стихами искупал и дурные свои переводы и свои неверные теории о них. Началось с того, что, редактируя Диккенса, я сделал одно горькое открытие. Оказалось, что Иринарх Введенский, которого мы лет шестьдесят или семьдесят считали лучшим переводчиком «Пиквикского клуба», «Дэвида Коп-перфилда», «Домби и сына», на самом-то деле был бесцеремонным...

4. Смутные воспомиания об Иннокентии Анненском

Входимость: 3. Размер: 29кб.

Часть текста: молодые Брюсов и Блок снисходительно похвалили в своих рецензиях «начинающего» поэта, которому в ту пору исполнилось 49 лет. В момент появления «Книги отражений» имя ее автора не соотнеслось в сознании современников ни с именем «начинающего» поэта, скрывшегося под «сомнительным» псевдонимом, ни — тем более — с именем уже известного переводчика Еврипида. Не исключено, что и для Чуковского имя Анненского в 1906 году прозвучало впервые. Годом ранее Чуковский вернулся из двухлетней командировки в Англию и по приглашению Брюсова начал сотрудничать в журнале «Весы». Критический почерк молодого Чуковского быстро определился. Уже в 1908 году Брюсов писал о нем: «... Трудно забыть отдельные меткие выражения г. Чуковского, которые он с расточительностью богача рассыпает по своим этюдам... Большинство портретов сделаны рукой смелой, уверенной и до поразительности легкой» 1 . В «Книге отражений» 24-летний Чуковский увидел знамение времени. Своей рецензии, блестяще-ядовитой, он дал выразительное название — «Об эстетическом нигилизме». Книга Анненского, писал Чуковский, — «интимнейшее создание в области русской критики. Это даже не книга, а листки из записной книжки, записки из подполья. ... Он (Анненский. — И. П.) просто отмечает на полях любимых книг свои впечатления, свои мечты, свои догадки, свои заветнейшие, порою неуловимые мысли — мысли подпольного человека» 2 . Эта рецензия — один из тех критических поединков, где удары нападающего обрушиваются на беззащитную мишень. Чуковский бросается на Анненского с молодым задором. «Книга отражений» представляется ему откровенным воплощением эстетизма, запоздалым отголоском теории «искусства для искусства». Демократически настроенный Чуковский 3 , усматривал в этом прямую опасность для...

5. Шварц Евгений: Белый волк

Входимость: 4. Размер: 43кб.

Часть текста: Цепляясь за землю, стараясь не закрывать глаз, не показывать, что песок пустыни скрипит на зубах, я скрывал от всех и от себя странность своей новой должности. Я всячески старался привиться там, где ничто не могло расти. У Корнея Ивановича никогда не было друзей и близких. Он бушевал в одиночестве, не находя пути по душе, без настоящего голоса, без любви, без веры, с силой, не открывшей настоящего, равного себе выражения, и потому недоброй. По трудоспособности я не встречал ему равных. Но какой это был мучительный труд. На столе его лежало не менее трех-четырех работ: вот статья для "Всемирной литературы ", вот перевод пьесы Синга, вот предисловие и примечания к воспоминаниям Панаевой, вот детские стихи 2 . Легкий, как бы пляшущий тон его статей давался ему нелегко. Его рукописи походили не то на чертежи, не то на карты. Вклейки снизу, сбоку, сверху, каждую страницу приходилось разворачивать, раскрывать, расшифровывать. Отделившись от семьи большой проходной комнатой, он страдал над своими работами, бросался от одной к другой как бы с отчаянием. Он почти не спал 3 . Иногда выбегал он из дому своего на углу Манежного переулка и огромными шагами обегал квартал по Кирочной, Надеждинской, Спасской, широко размахивая руками и глядя так, словно он тонет, своими особенными серыми глазами. Весь он был особенный: седая шапка волос, молодое лицо, рот небольшой, но толстогубый, нос топорной работы, но общее впечатление - нежности, даже миловидности. Когда он мчался по улице, все на него оглядывались, - но без осуждения. Он скорее нравился прохожим высоким ростом, свободой движения. В его...