Приглашаем посетить сайт
Экранизации (video.lit-info.ru)

Поиск по творчеству и критике
Cлово "BEAUTY"


А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
0-9 A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
Поиск  
1. ЧиЖ. Чуковский и Жаботинский. Глава 1. Учитель и Ученик
Входимость: 1. Размер: 37кб.
2. Переписка К. И. Чуковского с Р. П. Марголиной
Входимость: 1. Размер: 37кб.
3. Об эстетическом нигилизме
Входимость: 1. Размер: 10кб.
4. Марсель Брауншвиг. "Искусство и дитя".
Входимость: 1. Размер: 10кб.
5. Смутные воспомиания об Иннокентии Анненском
Входимость: 1. Размер: 29кб.

Примерный текст на первых найденных страницах

1. ЧиЖ. Чуковский и Жаботинский. Глава 1. Учитель и Ученик
Входимость: 1. Размер: 37кб.
Часть текста: Чуковского вопрос о его знакомстве с Владимиром (Зеевом) Жаботинским. Вдобавок она задала его в письме, которое пришло и ушло в Переделкино с нарочным, — так что никакой цензуры Чуковский мог не опасаться. Кроме того, в эти годы он был настроен на воспоминания и потому ответил охотно и сразу письмом от 11 мая 1965 года, где говорилось: «Вы пробудили во мне слишком много воспоминаний, неведомая мне, но милая Рахиль. У меня в гимназии был товарищ Полинковский[1]. Изредка к Полинковскому вместе со мною заходил наш общий приятель Владимир Евгеньевич Жаботинский, печатавший фельетоны в газете „Одесские новости“ под псевдонимом Altalena (по-итальянски: качели). Он втянул в газетную работу и меня, писал стихи, переводил итальянских поэтов (он несколько месяцев провел в Италии) и написал пьесу в стихах, из которой я и теперь помню отдельные строки. Он казался мне лучезарным, жизнерадостным, я гордился его дружбой и был уверен, что перед ним широкая литературная дорога. Но вот прогремел в Кишиневе погром[2]. Володя Жаботинский изменился совершенно. Он стал изучать родной язык, порвал со своей прежней средой, вскоре перестал участвовать в общей прессе. Я и прежде смотрел на него снизу вверх: он был самый образованный, самый талантливый из моих знакомых, но теперь я привязался к нему еще сильнее».[3] В следующем письме от 3 июня Чуковский добавил еще несколько штрихов: «…Я считаю его перерождение вполне естественным. Пока он не столкнулся с жизнью, он был Altalena — что по-итальянски означает...
2. Переписка К. И. Чуковского с Р. П. Марголиной
Входимость: 1. Размер: 37кб.
Часть текста: печатавший фельетоны в газете "Одесские новости" под псевдонимом Altalena (по-итальянски: качели). Он втянул в газетную работу и меня, писал стихи, переводил итальянских поэтов (он несколько месяцев провел в Италии) и написал пьесу в стихах, из которой я и теперь помню отдельные строки. Он казался мне лучезарным, жизнерадостным, я гордился его дружбой и был уверен, что перед ним широкая литературная дорога. Но вот прогремел в Кишиневе погром. Володя Жаботинский изменился совершенно. Он стал изучать родной язык, порвал со своей прежней средой, вскоре перестал участвовать в общей прессе. Я и прежде смотрел на него снизу вверх: он был самый образованный, самый талантливый из моих знакомых, но теперь я привязался к нему еще сильнее. Прежде мне импонировало то, что он отлично знал английский язык и блистательно перевел "Ворона" Эдгара По, но теперь он посвятил себя родной литературе - и стал переводить Бялика. Вот тогда он стал часто посещать Равницкого, который, если я не ошибаюсь, помогал ему изучать и старинные книги, и древний язык, и разъяснял трудные места в поэзии Бялика. Когда в Вашей книге я увидел "Сиротливую песню", я вспомнил,...
3. Об эстетическом нигилизме
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Часть текста: книге где-то говорится о «коршуне Промефея». Очень это выразительно для автора. Все говорят Прометей, а он — Промефей. Никто ему не указ. Он захочет, — напишет утонченнейший essai о Бальмонте (стр. 213), захочет — сочинит суконнейшую статью о суконнейшем Писемском (75-111). То посвятит чеховским «сестрам» стихотворение в прозе — прелестное стихотворение (169), то побрюзжит насчет «современной драмы настроений с ее мелькающими в окнах свечами, завываниями ветра в трубе, кашляющими и умирающими на сцене» (стр. 83). Захочет — и, на зависть Скабичевскому, отдает десять страниц «характеристике» Анания Яковлева из «Горькой судьбины», а захочет, — и выкрикнет: — «Сумасшедший это, или это он, вы, я? Почем я знаю? Оставьте меня. Я хочу думать. Я хочу быть один» (стр. 37). Капризен очень г. Анненский. Трудно с ним будет г. А. Б. из «Мира Божьего». Кто он, — декадент, толстовец, член партии правого порядка? А темы г. Анненского! — Музыкален ли гений Толстого? — Как отразилась болезнь Тургенева на его «Кларе Милич»? — Параллель между королем Лиром и гоголевским «Носом». — Виньетка на серой бумаге к «Двойнику» Достоевского. — Красочные, отвлеченные, оксиморные и перепевные сочетания у К. Д. Бальмонта. Воистину Промефей — этот г. Анненский. И рад он этому и кокетничает этим. II Книга его — интимнейшее создание в области русской критики. Это даже не книга, а листки из записной книжки, записки из подполья. И. Ф. Анненский — это так необычно в русской критике! — ничего не доказывает, ни с чем не спорит, ни с кем не полемизирует. Он просто отмечает на полях любимых книг свои впечатления, свои мечты, свои догадки, свои заветнейшие, порою неуловимые ...
4. Марсель Брауншвиг. "Искусство и дитя".
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Часть текста: по этой части. Чимабуэ зовется у него Симабуэ (!), фра Беато Анджелико превращается в Ангелико (!), А Иосиф Заттлер становится Жозефом Саттлером! (стр. 44, 89, 193). О Лео-Леонардо да-Винчи и Джиотто бедняга тоже, очевидно, слышит впервые, ибо и эти имена пишутся у него весьма фантастически (стр. 41). На стр. 37 его невинность доходит до того, что отрывок из «Детства и Отрочества» он переводит с французского! Спросил бы хоть у Черткова, если сам не знает: существует ли по-русски книга Tolstoi. «L’enfance, l’adolescence» etc? Чертков охотно помог бы темному соотечественнику. Не странно ли, однако, что подобный перевод выходит под редакцией почтенного В. И. Чарнолусского, в почтенном издательстве «Знания»? Где же, наконец, гарантии для среднего читателя, что хоть почтенные имена и почтенные фирмы уберегут его от хулиганства! А язык перевода! Даже у переводчиков Ната Пинкертона не встречали мы таких, напр., оборотов: «С головой в фуражке мы разговариваем просто, с головой в цилиндре – разговор наш выдержаннее». ...
5. Смутные воспомиания об Иннокентии Анненском
Входимость: 1. Размер: 29кб.
Часть текста: в 1906 году, приблизительно за два года до их личного знакомства. Произошло это так. В начале 1906 года вышла в свет «Книга отражений» - первая книга критической прозы Анненского. Ее автор — поэт, критик и переводчик — был почти неизвестен в литературных кругах и мало связан с ними. Время от времени он печатал в педагогических журналах статьи о русской литературе, публиковал переводы трагедий Еврипида и только в 1904 году впервые издал книгу своих стихов, скромно названную «Тихиe песни», под псевдонимом «Ник. Т-о». Псевдоним был не скоро разгадан, и молодые Брюсов и Блок снисходительно похвалили в своих рецензиях «начинающего» поэта, которому в ту пору исполнилось 49 лет. В момент появления «Книги отражений» имя ее автора не соотнеслось в сознании современников ни с именем «начинающего» поэта, скрывшегося под «сомнительным» псевдонимом, ни — тем более — с именем уже известного переводчика Еврипида. Не исключено, что и для Чуковского имя Анненского в 1906 году прозвучало впервые. Годом ранее Чуковский вернулся из двухлетней командировки в Англию и по приглашению Брюсова начал сотрудничать в журнале «Весы». Критический почерк молодого Чуковского быстро определился. Уже в 1908 году Брюсов писал о нем: «... Трудно забыть отдельные меткие выражения г. Чуковского, которые он с расточительностью богача рассыпает по своим этюдам... Большинство портретов сделаны рукой смелой, уверенной и до поразительности легкой» 1 . В «Книге отражений» 24-летний Чуковский увидел знамение времени. Своей рецензии, блестяще-ядовитой, он дал выразительное название — «Об эстетическом нигилизме». Книга Анненского, писал Чуковский, —...

Главная