Поиск по творчеству и критике
Cлово "BETTER"
Входимость: 1. Размер: 98кб.
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 98кб.
Часть текста: Чуковский-Маршак. Что-то вроде "Ильф и Петров". Или "Маркс и Энгельс". Или "Макс и Мориц". Удобная легенда, создающая иллюзию ясности, когда далеко не все ясно. Дело не только в том, что С. Маршак - выходец из глубоко русифицированной еврейской семьи, проведший детство в скитаниях по бесконечным российским провинциям - из пригорода в слободу, из слободы в предместье, из предместья еще на какую-то городскую окраину, а К. Чуковский, сын украинской крестьянки и неизвестного отца-еврея, родился в Петербурге и провел ранние свои годы в другом большом городе - в космополитическом котле, каким тогда была Одесса. Дело не только в этом, хотя и эти обстоятельства весьма значительны, поскольку все мы родом из детства, тем более - поэты, тем более поэты, сочиняющие для детей. Важно другое: невозможно даже нарочно придумать два столь несхожих человеческих характера, воплотивших себя в творчестве, столь же несхожем. Бурный, экстатический Чуковский - и строгий, уравновешенный Маршак, страсть и захлеб одного - воля и чекан другого, "романтическое" и "классическое". Вот уж кто воистину был "дьяволом недетской дисциплины" - якобы детский поэт Маршак. Вот уж кто взаправду был демоном экстаза - якобы благостный "дедушка Чуковский". "Дионисийству" одного противостоит "аполлоничность" другого, если этим вышедшим из употребления терминам придать метафорический смысл. "Так бегите же за мною / На зеленые луга!" - захлебываясь от безоглядного восторга, восклицает Чуковский. "Полные жаркого чувства / Статуи холодны", - сдержанно напоминает Маршак с незаметной оглядкой на мрамор лессинговского "Лаокоона". Их решительное несходство и яркую индивидуальность - человеческую и литературную в единстве, ибо какое же здесь может быть разделение? - всегда остроумный В. Шкловский передал, сравнив их с Томом Сойером и Геком Финном (не без...
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Часть текста: своих детских книг на английский язык (в «Известиях» вышла статья, так и озаглавленная: «Записки пострадавшего») – а в дневнике писал: «Все это свыше моих сил, но я рад, что голова набита у меня этой соломой, и я благодаря этому отвлекаюсь от своей единственной мысли—о Смерти». Отвлекаться есть на что: постоянно находятся дела, требующие хлопот, заступничества, писем. Клара Лозовская писала: «Корней Иванович хлопотал о квартирах, о пенсиях, о прописках, об устройстве в больницу, в детский сад или в санаторию (так произносил он это слово). Я могу рассказать о том, как Корней Иванович устроил семейное счастье одной бельгийской студентки, которая приехала в Москву для изучения Чехова, как хлопотал о больнице для рабочего Ипатова, как устраивал переделкинских мальчиков в нахимовские и суворовские училища, как беспокоился о ленинградских студентах, несправедливо отчисленных из института, как на несколько дней поселил у себя на даче друга моей дочери, у которого родители попали в автомобильную катастрофу, как он умел помочь каждому, кто обращался к нему за помощью, а тем, кто не обращался, он предлагал ее сам». В начале 1964 года он вместе с Паустовским заступается за северные...
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: or bright red. And I always carried a book with me, a bulky and battered "English self-taught" by Professor Meyendorf. Before starting work, I used to get a piece of chalk and practise writing on the roof. This is the kind of stuff I copied out of the textbook: 'Does the gardener's two-year-old son love the grandson of his little daughter?' I had picked the book up in the market, and some pages at the beginning, where the pronunciation was explained, were torn out: that is why I never learnt to speak English. But I did learn to read. The first book I read was a volume of Swinburne, and I declaimed my favourite lines up there on the roof: From too much love of living. From hope and fear set free, We thank with brief thanksgiving Whatever gods may be. Than no man lives for ever. That dead men rise up never. That even the weariest river Comes somewhere safe to sea. Later I got "The Golden Treasury of English Verse" from a bookbinder friend, and fell in love with William Blake, John Keats, and S. T. Coleridge, with all the passion of my eighteen-year-old heart. If by some miracle an Englishman could have turned up on the roof beside me and heard me spouting 'The Ancient Mariner' or 'Christabel', he would probably not have recognized his own ...