| Приглашаем посетить сайт |
Клюев (klyuev.lit-info.ru)
|
Поиск по творчеству и критике
Cлово "COURSE"
Входимость: 1. Размер: 56кб.
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 56кб.
Часть текста: . Я сейчас внимательно перечитываю «Высокое искусство», с таким же удовольствием как в первый раз. Очень смеялась, читая о том, как переводчики влюбляются в материал, над которым работают. У меня сейчас так с Замятиным (хотя я его и раньше любила), не терплю ни малейшей критики или умаления его мастерства, а больше всего замалчивания, особенно в по-видимому модных в последнее время воспоминаниях «непомнящих». Книгу о Шварце я уже почти прочла. Какая хорошая книга, и какой хороший человек! И когда читаешь, кажется, что дух самого человека отразился на тех, кто пишет о нем. Как-то легче дышится в этой книге чем во многих других. Мне особенно понравились воспоминания Слонимского и Вашего сына Николая. Я пыталась достать что-нибудь Шварца, но здесь это почти невозможно. Придется пойти в библиотеку и там читать. В «Выс[оком] Иск[усстве]» Вы упоминаете сборник “Craft & Context of Translation” 77 . У меня он есть и кажется мне довольно сумбурным. А статья Sidney Monas ...
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Часть текста: свой страх, что покажешься подозрительным, а в ту пору – экспресс «Красная стрела», распускающиеся витки обмоток, звякающие в брезентовом портфеле серебряные ложки... – душа убегала в пятки! Тоже и на Чуковского, как припоминаю теперь, эти обмотки и кубики произвели впечатление, когда ввела меня горничная в комнату Л. Ф. Он впрочем тут же и стал прощаться, складываясь вдвое над ухом собеседницы, потому что была крохотного роста и плохо слышала, но с порога, полуобернувшись, снова любопытно меня оглядел. – Отдала весь свой архив Бончу, – сказала Л. Ф. ему вслед, – а вот все ходит, писем нет ли слепцовских или тургеневских... Расспрашивает. Неистощимый какой-то...* Отчасти из-за этого «неистощимый» и припомнился мне рассказанный эпизод. В самом деле: завидная, до последних дней жизни, работоспособность, пылкий интерес к самым различным граням культуры – детскому творчеству, чистоте родного языка, искусству перевода, поэтике русских и нерусских мастеров слова (Некрасов, Чехов, Уитмен) – вся эта неисчерпаемость творческого духа, вместе с личной одаренностью и эрудицией – главное существо Корнея Чуковского. Таким знали его и за рубежом. В посвященной его памяти статье одного американского профессора, любезно мне присланной автором, читаем: «Чуковский был человеком Возрождения в эпоху порой вполне средневекового обскурантизма, и не существовало такой области интеллектуальной деятельности, в которой он не принимал бы живого участия».** «Ренессансным» был весь духовный облик Чуковского, принадлежавший, конечно же, дореволюционному взлету русской культуры, а после Октября приобретший отчасти миссионерские черты – в смысле представительства и защиты...
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: red. And I always carried a book with me, a bulky and battered "English self-taught" by Professor Meyendorf. Before starting work, I used to get a piece of chalk and practise writing on the roof. This is the kind of stuff I copied out of the textbook: 'Does the gardener's two-year-old son love the grandson of his little daughter?' I had picked the book up in the market, and some pages at the beginning, where the pronunciation was explained, were torn out: that is why I never learnt to speak English. But I did learn to read. The first book I read was a volume of Swinburne, and I declaimed my favourite lines up there on the roof: From too much love of living. From hope and fear set free, We thank with brief thanksgiving Whatever gods may be. Than no man lives for ever. That dead men rise up never. That even the weariest river Comes somewhere safe to sea. Later I got "The Golden Treasury of English Verse" from a bookbinder friend, and fell in love with William Blake, John Keats, and S. T. Coleridge, with all the passion of my eighteen-year-old heart. If by some miracle an Englishman could have turned up on the roof beside me and heard me...