Приглашаем посетить сайт
Есенин (esenin-lit.ru)

Поиск по творчеству и критике
Cлово "EARNEST"


А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
0-9 A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
Поиск  
1. Кацис Леонид: Из Петрограда в Ленинград
Входимость: 1. Размер: 17кб.
2. Лукьянова И. В: Корней Чуковский. Опять тоска
Входимость: 1. Размер: 15кб.
3. Дневник Чуковского. 1922
Входимость: 1. Размер: 126кб.

Примерный текст на первых найденных страницах

1. Кацис Леонид: Из Петрограда в Ленинград
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Часть текста: размышлений о русско-еврейской двойственности духовного мира этого жесткого и злого литературного критика. Напомним, к этому времени он стал уже автором знаменитых детских сказок. Были, конечно, свои нюансы: советские педагоги, предводительствуемые Н. К. Крупской, все время создавали проблемы для их публикации. Да и "проходные" вроде бы книги о Н. В. Некрасове и русских писателях-демократах сталкивались с яростной критикой тех, кто оберегал "светлые образы" своих любимцев. Возвращаясь к русско-еврейской теме, отметим тем не менее очевидное ее присутствие в дневниках советского периода. Причем, чтобы оценить глубину размышлений Чуковского на эту непростую тему, надо помнить о том, что из его сознания не исчез образ друга и учителя В. Е. Жаботинского. Вот две записи Чуковского 1922 года. Первая о праздновании Нового года в Доме литераторов: "Явился запоздавший Анненков. Стали показывать пьяные лица, и тут только я заметил, что большинство присутствующих - евреи. Евреи пьяны бывают по-особенному. Ходасевич еще днем указал мне на то, что почти все шкловитяне - евреи, что "формально-научный метод" - еврейский по существу и связан с канцелярскими печатями, департаментами". Далее Чуковский дает несколько характеристик (Эйхенбаума, Тынянова и др.) в связи с отзывами на свои работы. Здесь много забавного. Ведь именно в это время внук известного антисемита Я. Брафмана, автора позорно знаменитой "Книги кагала", В. Ф. Ходасевич переводит для хрестоматий Лейба Яффе ивритских поэтов. 26 марта 1922 года Чуковский пишет, что его сын Коля "… прочитал мне, страшно волнуясь, свою...
2. Лукьянова И. В: Корней Чуковский. Опять тоска
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Часть текста: было почти нечем, продать тоже нечего (за предыдущие годы все, что можно, было уже продано), издание книг всячески тормозилось и плохо оплачивалось. Однако – и в этом сказались первые результаты нэпа – появились частные издательства, то есть стало возможно книгоиздание как таковое. В конце декабря Чуковский писал Репину: «Теперь мне легче жить: можно печатать книги. Я сразу печатаю пять книжек. Благодаря гонорару я имею возможность каждый день обедать, что кажется мне огромной роскошью после трехлетнего голода». Пять книжек – это, вероятней всего, упомянутые выше три книги о Некрасове («Поэт и палач», «Жена поэта», «Некрасов как художник»), «Книга об Александре Блоке» и «Оскар Уайльд». 1922 год стал поворотным для русской литературы, поскольку советская власть окончательно подмяла под себя книгоиздание, а институт предварительной цензуры вполне оформился. В Госиздате уже царил товарищ Ионов, брат Златы Лилиной, жены петроградского вождя Зиновьева – «сварливый, бездарный и вздорный маньяк», как в одном мемуарном фрагменте охарактеризовал его Чуковский, не называя, впрочем, имени; Владимир Милашевский писал об этом...
3. Дневник Чуковского. 1922
Входимость: 1. Размер: 126кб.
Часть текста: Она месяца 3 назад сказала мне: — Ну что, не помогли вам ваши товарищи спасти Гумилева? — Какие товарищи? — спросил я. — Большевики. — Сволочь! — заорал я на 70-летнюю старуху — и все слышавшие поддержали меня и нашли, что на ее оскорбление я мог ответить только так. И, конечно, мне было больно, что я обругал сволочью старую старуху, писательницу. И вот теперь — она первая подходит ко мне и говорит: «Ну, ну, не сердитесь...» Говорились речи. Каждая речь начиналась: — Уже четыре года... А потом более или менее ясно говорилось, что нам нужна свобода печати. Потом вышел Федин и прочитал о том, что критики напрасно хмурятся, что у рус. лит. есть не только прошлое, но и будущее. Это задело меня, потому что я все время думал почему-то о Блоке, Гумилеве и др. Я вышел и (кажется, слишком неврастенически) сказал о том, что да, у литературы есть будущее, ибо русский народ неиссякаемо даровит, «и уже растет зеленая трава, но эта трава на могилах». И мы молча почтили вставанием умерших. Потом явился Марадудин и спел куплеты — о каждом из нас, причем назвал меня Врид...

Главная