Поиск по творчеству и критике
Cлово "GLANCE"
Входимость: 3. Размер: 34кб.
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 3. Размер: 34кб.
Часть текста: был мальчиком при типографии. Пятнадцати стал народным учителем. Потом издавал газету. Потом писал романы против пьянства. Потом запьянствовал сам. Порою – чтобы отвязаться от голоду, - рабочий, порою – чтобы всколыхнуть кровь, - политический агитатор, он – мимоходом, случайно – написал, набрал и напечатал книжку стихов «Побеги травы», самую американскую, самую национальную изо всех, какие создавала доселе его родина. Книжка была неуклюжая, грубая, первобытная, - и одни признали ее бредом, другие великим, гениальным произведением. Среди этих других были Эмерсон, Россетти, Суинберн, Теннисон, Саймондс, Авраам Линкольн, - они все наперерыв выражали ему свое поклонение, - но лесному зверю было не до литературной славы. Наступила Гражданская Война, - и «добрый, седой поэт» встал в ряды освободительной армии. Он сделался санитаром. Три года провел он на войне и за это время – по словам его биографов – облегчил страдания ста тысячам человек – больных и раненых. Здесь он заболел малярией, и никогда уже не мог оправиться от этого недуга. После войны он поступил на службу, - но власти Вашингтона прогнали его, «как автора неприличной книги». В Массачузете его книга была запрещена. Даже почитатели его предлагали ему смягчить кое-какие места, касающиеся половой любви, но он предпочел отказаться лучше от почитателей, чем хотя бы от одной своей строчки, и перед смертью запретил издавать какие бы то ни было сборники своих стихов без этих инкриминируемых строк. Умер он весною 1892 г. от удара, в большой бедности, поддерживаемый друзьями. Такова декорация. Очень красивая и соблазнительная. И многих увлекала она. И многие писали о Уитмане как о «юной необузданной душе, для которой мироздание началось только сегодня, убедительно только сегодня, заманчиво, ценно только сегодня». Многие писали о ...
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Часть текста: Демократия для него сродни океану и звездному небу и совсем не вмещается в рамки той реальной демократической партии, которая существовала в тогдашней Америке. Демократия встает перед ним как бесконечная цепь поколений, идущих по тысячелетней дороге. Он воспринимает ее, так сказать, в планетарном аспекте: …Шар земной летит, кружится, А кругом планеты-сестры, гроздья солнц и планет, Все сверкающие дни, все таинственные ночи, переполненные снами, Пионеры! о пионеры! Это наше и для нас, Расчищаем мы дорогу для зародышей во чреве. Те, что еще не родились, ждут, чтобы идти за нами… («Пионеры! о пионеры!») [1] Обращаясь к демократии, он говорит: Дети мои, оглянитесь, Ради этих миллионов, уходящих в даль столетий, напирающих на нас, Нам невозможно отступить или на миг остановиться. («Пионеры! о пионеры!») «Только редкий космический ум художника, озаренный Бесконечностью, только он может постичь многообразные океанические свойства народа», — утверждает поэт в одной из своих позднейших статей. Этими «океаническими свойствами» была особенно дорога для него демократия родной страны: «Вы только подумайте, — писал он через несколько лет, — вы только вообразите себе теперешние Соединенные Штаты — эти 38 или 40 империй, спаянных воедино, эти шестьдесят или семьдесят миллионов равных, одинаковых людей, подумайте об их жизнях, страстях, будущих судьбах — об этих бесчисленных нынешних толпах Америки, которые клокочут, бурлят вокруг нас и которых мы — неотделимые части! И подумайте для сравнения, какое ограниченно-тесное поприще у поэтов старинной, да и нынешней Европы, как бы гениальны они ни были. Ведь до нашей эпохи они и не знали, не видели множественности, кипучести, небывалого биения жизни… Похоже на то, что космическая и динамическая поэзия...