Поиск по творчеству и критике
Cлово "HELMET"
Входимость: 1. Размер: 54кб.
Входимость: 1. Размер: 85кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 54кб.
Часть текста: воскрес!" "Воистину воскрес!" - ответила она. Ее память сохранила многие детали этой встречи. Что она вошла через черный ход (парадные были заперты) прямо на кухню: что в кухне было холодно, хотя весна была ранняя, мама даже разрешила ей пойти к Горькому без пальто: что сам он вышел налегке из теплых комнат, там были гости: что, наконец, рыжеволосый человек, который открыл ей, провожая ее, на прощанье просил передать привет от Пильняка. "Запомнишь?" Я ответила, что запомню, эта фамилия была у меня на слуху, я читала его книгу. Итак, 1 мая 1921 года Л. К. Чуковская видела Пильняка в первый и последний раз. И это самое раннее свидетельство о знакомстве Пильняка и Чуковского. О запертом парадном у Горького упоминается в дневнике К. И. Чуковского в записи от 22 мая 1921 года. "На слуху" Пильняк был из-за "Былья" (1920), в котором рассказы о противоречивых путях революции и своеобычная форма обратили на себя внимание публики и принесли автору некоторую популярность в литературной среде, и в большей степени из-за романа " Голый год", который был окончен 6 января 1921 года, передан Б. Пастернаком Горькому, им прочтен, одобрен, и был как открытие читаем впредь до выхода в рукописи (в том числе прочла его чуть позже Ахматова, получив рукопись от Е. Замятина). Горький принял в издании романа горячее участие, свел Пильняка с З. И....
Входимость: 1. Размер: 85кб.
Часть текста: небо того дня, когда она родилась. Небо 1920 года. Родилась для таких страданий. Я рад, что не вижу сегодня этого февральского предвесеннего неба, которое так связано для меня с этими днями ее появления на свет. Воображаю, как чувствует себя М. Б. Думаю, что, несмотря на мой отъезд, она все же не может спать. Сегодня я был у Корнел. Зелинского, у Сейфуллиной и у Мариэтты Шагинян. Сейфуллина больна: у нее был удар не удар, а вроде. По ее словам, всю эту зиму она страшно пила, и пьяная ходила на заседания и всякий раз скрывала, что пьяна. «И на это много требовалось нервной силы». Как-то за обедом выпила она одну всего рюмку, вдруг трах: руки-ноги отнялись, шея напружинилась — припадок. Теперь она понемногу оправляется. Доктор прописал ей вспрыскивания и побольше ходить. Валерьян Павлович при ней неотлучно. Она очень хвалит его — «не покидает своей старой жены, прогуливает ее по Москве, есть ли еще на свете такой муж?» Я сказал: «Хорошо, что вам вовремя удалось закончить свою пьесу «Попутчики».— «Сказать по секрету, не удалось. Валерьян закончил. И у него вышло очень глубоко, лучше, чем у меня. — Ну вот и глубоко! — перебил Валерьян. — Нет, нет, мне бы так никогда не придумать». Лицо у нее остекленелое, глаза мертвые. Мне показалось, что я ей в тягость. Я пошел к Шагинян. У Ш. на столе коньяк, в гостях — Давид Выгодский. Он приехал от «Из-ва писателей» просить Ш., чтобы она исключила из своего дневника, к-рый печатается теперь в Ленинграде, все, что относится к Шкловскому и к его побегу1. Я показывал ей «Чукоккалу», к-рую она смотрела с жадностью, и тут только я заметил, какой у нее хороший, детский, наивный смех. Может быть, потому что она...