Приглашаем посетить сайт
Клюев (klyuev.lit-info.ru)

Поиск по творчеству и критике
Cлово "KING"


А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
0-9 A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
Поиск  
1. «Я люблю Ленинград любовью писателя…» (из писем)
Входимость: 1. Размер: 50кб.
2. Переписка К. И. Чуковского с В. Я. Брюсовым. Часть 4
Входимость: 1. Размер: 98кб.
3. Artur H. Adams. London Streets. T. N. Foulis. London and Edinburgh. 1906. 3 s. 6 d.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
4. Андроникашвили-Пильняк Б.Б.: Метеор? Прометей?
Входимость: 1. Размер: 54кб.
5. Лонгфелло
Входимость: 1. Размер: 6кб.
6. Дневник Чуковского. 1922
Входимость: 1. Размер: 126кб.

Примерный текст на первых найденных страницах

1. «Я люблю Ленинград любовью писателя…» (из писем)
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Часть текста: в Петрограде, в частности Дома искусств. «С августа по ноябрь 1919 года, - писал он одному из сотрудников издательства «Всемирная литература», - я занимался организацией Дома искусств <...> Я устроил «Студию» - т. е. почти бесплатно в холодной комнате проводил с молодежью десятки часов, сплотил ее, читал вороха рукописей, устраивал экскурсии и проч. Такие молодые писатели, как Познер, Полонская, Зощенко, Лунц, Тихонов, Наппельбаум <...> вышли из этой студии <…> Я служил Дому искусств до полного забвения своих нужд и потребностей». В «петербургско-ленинградский» период своей жизни К. Чуковский часто бывал и в Москве, где он близко познакомился с В. Брюсовым, которого впоследствии называл своим крестным отцом в литературе. По существу, и как критик и литературовед, и как детский писатель, и как теоретик перевода он сформировался в Петербурге и, поселившись, в 1938 году в Москве, навсегда сохранил самую нежную привязанность к городу своей литературной молодости. «Я родился в Ленинграде и прожил, там всю свою...
2. Переписка К. И. Чуковского с В. Я. Брюсовым. Часть 4
Входимость: 1. Размер: 98кб.
Часть текста: я обязуюсь доставить статью о Шевченко – 1 1/2 листа 2 . Теперь же написал «Открытое письмо к Валерию Брюсову», и жду только Вашей обещан<ной> статьи в «Аполлоне», и ответа Адрианову в «Рус<ской> М<ысли>» - чтобы придраться к случаю 3 . «Рус<скую> М<ысл>ь» прочитал запоем. «Чертова кукла» очень приятная вещь, есть превосходные строчки 4 . У Вашей психодрамы 5 гениальная тема – я уверен, что на театре она имела бы большой «успех». Зелинский есть Зелинский, Крайний – есть Крайний и т. д. 6 Книга живее тысячи предыдущих, но есть ли подписка? Статей и фельетонов я в «Рус<скую> Мысль» присылать не могу: я слишком беден для этого, да и не нужен я Вам: Антон Крайний – фельетонист замечательный. Весь Ваш Чуковский 1 Ответ на п. 77. Открытка; почтовые штемпели: Kuokkala. 25. 1. 11; Москва. 13. 1. 11. 2 Ср. первую запись Чуковского за январь 1911 г.: «Пишу о Шевченко. Т. е. не пишу, а примериваюсь» (К. Чуковский. Дневник 1901-1929. С. 46). 13 января, в день получения письма Чуковского, Брюсов известил П. Б. Струве: «К. Чуковский обещает к мату доставить статью о Шевченко» (Литературный архив. Вып. 5. С. 320). Статья Чуковского «Шевченко» напечатана в апрельском и майском выпусках «Русской Мысли» за 1911 г. (№ 4. Отд. II. С. 86-101; № 5. Отд. II. С. 99-110). В новейшее время переиздана с предисловием Мирона Петровского (Радуга (Киев). 1989. № 3. С. 121-136). См. также: К. Чуковский. Собр. соч. В 15 т. Т. 9. С. 426-451. 3 «Открытое письмо Валерию Брюсову» в печати не появилось. Чуковский предполагал включиться ...
3. Artur H. Adams. London Streets. T. N. Foulis. London and Edinburgh. 1906. 3 s. 6 d.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Часть текста: И «словно гонимые души, из тумана в туман перелетают кэбы» – тоже хорошо. «Гайд-Парк – накидка, оброненная деревней в бегстве от объятий города». «Придет шикарная портниха – весна и разошьет ее белым и золотым». Или разве дурно: «Колокола раскрашивают музыкой покров тишины. Моторы кричат, как совы, и подкалывают тишину кинжалами, а вдали замирает звенящая лирика кэба». Или: «За мною влачится по улицам бескрайнее великолепие лавок». Или: репортер – «неведомый Эврипид, воздвигающий шумную драму минуты» – разве дурно? После чтения Эдемса так разрозненными и запоминаются эти хорошо придуманные слова. Выразительно для англичанина: Эдемс воспевает отдельные улицы и отдельные кварталы Лондона. Синтез городского безумства ему чужд. Он индивидуализирует Гайд-Парк, Темпл, Уайтчепел. И еще типично: стихосложение. Статика феодальных традиций доныне не позволяет английскому стиху прорваться в покорный городскому ритму vers libre. Городской поэт Англии в формах песнетворчества скован тесной догмой средневековья. Песни Эдемса предупреждаются интродукцией, разделяются интермедиями, связываются тройственными рифмами. Они лишены прихотливой городской текучести. Они изображают большими буквами средневековых баллад: бледную Юность, томящееся Богатство, убиенное Счастье. Они называют своих героинь Андромедами, Атропами, Эвредиками. Весь каданс стиха средневековый, – тот, который оживлен Чаттертоном, Китсом, Россетти. И Эдемс кокетничает своей устарелой речью о современном, особую красоту полагая в том, чтобы, например, клерк, влюбленный в переписчицу на ремингтоне, говорил о своей любви словами какого-нибудь древнего сэра Ланселотта или самого Ancient Mariner'a, – соблюдая жесты и улыбки отошедших эпох: I am a clerk in prison held, To a fat ledger mancled. И, зная, что мы при этом вспомним ну хотя бы King's Tragedy (1437): I Catherine am a Douglas born, A name...
4. Андроникашвили-Пильняк Б.Б.: Метеор? Прометей?
Входимость: 1. Размер: 54кб.
Часть текста: (парадные были заперты) прямо на кухню: что в кухне было холодно, хотя весна была ранняя, мама даже разрешила ей пойти к Горькому без пальто: что сам он вышел налегке из теплых комнат, там были гости: что, наконец, рыжеволосый человек, который открыл ей, провожая ее, на прощанье просил передать привет от Пильняка. "Запомнишь?" Я ответила, что запомню, эта фамилия была у меня на слуху, я читала его книгу. Итак, 1 мая 1921 года Л. К. Чуковская видела Пильняка в первый и последний раз. И это самое раннее свидетельство о знакомстве Пильняка и Чуковского. О запертом парадном у Горького упоминается в дневнике К. И. Чуковского в записи от 22 мая 1921 года. "На слуху" Пильняк был из-за "Былья" (1920), в котором рассказы о противоречивых путях революции и своеобычная форма обратили на себя внимание публики и принесли автору некоторую популярность в литературной среде, и в большей степени из-за романа " Голый год", который был окончен 6 января 1921 года, передан Б. Пастернаком Горькому, им прочтен, одобрен, и был как открытие читаем впредь до выхода в рукописи (в том числе прочла его чуть позже Ахматова, получив рукопись от Е. Замятина). Горький принял в издании романа горячее участие, свел Пильняка с З. И. Гржебиным, с которым было решено, что роман выйдет одновременно в Берлине, Москве и Петербурге. По этим хлопотам Пильняк несколько раз приезжал в Питер, останавливался у Горького, с которым у Пильняка установились дружеские отношения. Как раз 1 мая 1921 года Горький подарил Пильняку второе издание своих "Воспоминаний о Л. Н. Толстом" с многообещающей надписью: "Борису Андреевичу Вогау с твердой верой в его большое будущее". Это было время их наибольшей близости. К. И. Чуковский, тогда уже известный критик, роман, скорее всего по близости к Горькому, с которым общался почти...
5. Лонгфелло
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: Лонгфелло. Он был очень образованный, воспитанный и благородный человек. Кончив учение, он на казенный счет поехал в Европу, исколесил Испанию, Францию, Норвегию и вернулся на родину готовым ученым профессором. Но где бы он ни был, он видел только одно: книги. Живых впечатлений не вывез он ниоткуда, – а только легенды, преданья, баллады. Целыми грудами доставил он в Америку такие создания народной души – и там очистил их, прилизал, переложил на самые хорошие рифмы (на то он был и профессор!), сделал их убийственно литературными и как-то так устроил, что все эти великолепные, мудрые творения великих народов – обратились в поучение, в одобрение срединной, пугливой, лавочной души американского мещанина. Напрасно свою русскую песню (White Czar) – а у него была и такая! – насыщал он словами: «батюшка», «царь», «государь», напрасно индусская (King Frisanku) полна у него «Висваматрами», «Индрами», «Тризанками», а еврейская угобжена «раввинами», «талмудами», «сандальфонами», – слова оставались словами. Не умея притворяться, поэт притворялся, и всюду был хорошим, начитанным приват-доцентом, симпатизирующим испанцам, голландцам, индейцам. Знаменитая поэма его Гайавата, так чудесно переведенная Ив. Буниным, вся насквозь книжная и поддельная. Под этими нарочито-поэтичными индейцами не трудно рассмотреть все тех же чинных, гуманных, либеральных английских буржуа, а запах лесов, о котором так заботился певец Гайаваты, до странности напоминает запах хорошего пудинга. Даже размер, и тот заимствован из финской Калевалы, – а конец поэмы, апологирующий христианских миссионеров, и совсем подкрепляет наше впечатление, что...
6. Дневник Чуковского. 1922
Входимость: 1. Размер: 126кб.
Часть текста: Встреча Нового Года в Доме Литераторов. Не думал, что пойду. Не занял предварительно столика. Пошел экспромтом, потому что не спалось. О-о-о! Тоска — и старость — и сиротство. Я бы запретил 40-летним встречать новый год. Мы заняли один столик с Фединым, Замятиным, Ходасевичем — и их дамами, а кругом были какие-то лысые — очень чужие. Ко мне подошла М. В. Ватсон и сказала, что она примирилась со мной. После этого она сказала, что Гумилев был «зверски расстрелян». Какая старуха! Какая ненависть. Она месяца 3 назад сказала мне: — Ну что, не помогли вам ваши товарищи спасти Гумилева? — Какие товарищи? — спросил я. — Большевики. — Сволочь! — заорал я на 70-летнюю старуху — и все слышавшие поддержали меня и нашли, что на ее оскорбление я мог ответить только так. И, конечно, мне было больно, что я обругал сволочью старую старуху, писательницу. И вот теперь — она первая подходит ко мне и говорит: «Ну, ну, не сердитесь...» Говорились речи. Каждая речь начиналась: — Уже четыре года... А потом более или менее ясно говорилось, что нам нужна свобода печати. Потом вышел Федин и прочитал о том, что критики напрасно хмурятся, что у рус. лит. есть не только прошлое, но и будущее. Это задело меня, потому что я все время думал почему-то о Блоке, Гумилеве и др. Я вышел и (кажется, слишком неврастенически) сказал о том, что да, у литературы есть будущее, ибо русский народ неиссякаемо даровит, «и уже растет зеленая трава, но эта трава на могилах». И мы молча почтили вставанием умерших. Потом явился Марадудин и спел...

Главная