Поиск по творчеству и критике
Cлово "READER"
Входимость: 1. Размер: 48кб.
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 48кб.
Часть текста: либералов, а позднее - племянник Владимир Владимирович - знаменитый писатель. Между тем даже на фоне таких колоссов Константин Дмитриевич был личностью примечательной. Один из трех сыновей просвещенного министра юстиции Д. Н. Набокова, он получил образование в либерально-западническом духе. Как вспоминал позднее В. В. Набоков "в обиходе таких семей, как наша, была давняя склонность ко всему английскому" 1 . По семейной же традиции К. Д. Набоков получил юридическое образование, окончив в 1894 г. юридический факультет Петербургского университета. Поступив в том же году на государственную службу 2 , он недолго служил в привилегированном Преображенском полку 3 и в 1896-м оставил военную стезю ради дипломатического поприща, перейдя в министерство иностранных дел. В 1901-м он занял должность третьего секретаря канцелярии министерства. Карьера его с этого момента развивалась весьма успешно, уже в 1901 он получил придворное звание камер-юнкера, а в сентябре 1902 г. был командирован "для сопровождения г. м<министра> и<ностранных> д<ел> в поездке Его Сиятельства по Высочайшему повелению по делам службы в Крым" 4 . Близость ко двору, возможно, предопределила выбор К. Д. Набокова для ответственной миссии. В октябре 1905 г. он был командирован в Америку в составе российской делегации, возглавляемой С. Ю. Витте, для ведения переговоров о мире с Японией в качестве "молодого талантливого секретаря" 5 . В 1906 г. К. Д....
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Часть текста: металлом литературной судьбы. Долгой судьбы. Он рано начал. Рассадин - создатель самого термина «шестидесятники», первый слушатель песен Окуджавы и первый читатель рукописи «Сандро из Чегема», автор первой рецензии на прозу Аксенова. Рассадин - автор трех десятков книг. Его «Драматург Пушкин», «Фонвизин» и «Гений и злодейство, или Дело Сухово-Кобылина» свидетельствуют, что «время застоя» было еще и временем накопления глубины, осмысления наследия. Его поздние «Самоубийцы. Повесть о том, как мы жили и что читали», «Книга прощаний», «Побежденные победители», «Записки Стародума» измеряют той же глубиной литературную жизнь ХХ века. Он был не только и не столько критиком и историком, сколько делателем литературы. Материалы архива Рассадина еще раз подтвердят и выявят это. В архиве собраны письма. Многолетняя эпистолярия близких друзей - Юрия Давыдова, Михаила Козакова, Натана Эйдельмана. Россыпь листов от старших современников и сверстников: Каверина и Маршака, К. И. Чуковского и Л. К. Чуковской, Липкина и Самойлова, Льва Разгона и Льва Копелева, Кушнера и Войновича. Письма-рецензии на новые книги Рассадина, письма-свидетельства (В. А. Каверин пишет ему о том, как Павел Антокольский относился к стихам Николая Заболоцкого, переводчица Елена Россельс - о последних днях Цветаевой в Чистополе и Елабуге). Есть письма - наброски к мемуарам. Они уже никогда не будут расширены, но это не уменьшает их обаяния. «Сегодня Булат устраивал прощальный...
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: long-handled brush, painting them blue, or green, or bright red. And I always carried a book with me, a bulky and battered "English self-taught" by Professor Meyendorf. Before starting work, I used to get a piece of chalk and practise writing on the roof. This is the kind of stuff I copied out of the textbook: 'Does the gardener's two-year-old son love the grandson of his little daughter?' I had picked the book up in the market, and some pages at the beginning, where the pronunciation was explained, were torn out: that is why I never learnt to speak English. But I did learn to read. The first book I read was a volume of Swinburne, and I declaimed my favourite lines up there on the roof: From too much love of living. From hope and fear set free, We thank with brief thanksgiving Whatever gods may be. Than no man lives for ever. That dead men rise up never. That even the weariest river Comes somewhere safe to sea. Later I got "The Golden Treasury of English Verse" from a bookbinder friend, and fell in love with William Blake, John Keats, and S. T. Coleridge, with all the passion of my eighteen-year-old heart. If by some miracle an Englishman could have turned up on the roof beside me and heard me spouting 'The Ancient Mariner' or 'Christabel', he would probably not...