Поиск по творчеству и критике
Cлово "STURM"
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Входимость: 1. Размер: 21кб.
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Часть текста: У человека рыжая борода и бельмо на глазу. И вдруг, вместо печенки, он продал кому-то сердце, его собственное сердце. - Хочешь сердце? - Но ведь это гадость. - Пустяки. Ты не смотри, что это твое сердце... Славная вещь... Съешь на копеечку. В повести это только снится кому-то - это бред и лихорадка, - но в действительности Альбов так и поступал. Писать для него значило всегда есть, «жевать», глотать свое собственное сердце. Писать «просто так», изображать «картинки», «типы», он никогда не мог. Он писал и о попе, и об учителе, и о старой деве, и о портном, но все это Альбовы, - у всех у них - монологи с самими собою, самоковыряние, самообличение - и здесь он был великий виртуоз и непревосходимый мастер. Когда-то студентом, он, как и его сотоварищ Гаршин, добровольно пошел на войну. Но Гаршина эта война оглушила, ошеломила, - он о ней кричал и вопил, а у Альбова о войне - десять, двенадцать мимоходных страничек - это для него посторонняя тема, чужая и он поскорее спешит уйти от нее все к тому же любимому царапанию, ковырянию, жеванию своего измочаленного сердца. Оттого-то всегда так томительно было для него его творчество: только в самоистязании он почерпал вдохновение. И в те годы, когда он был счастлив, он не мог написать ничего. Недавно один литератор, мало ему знакомый, написал ему дружественное письмо, в обычных выражениях приязни, и Альбов долгие месяцы мучился: он не умел ответить, он не находил нужных слов, писал черновики и зачеркивал, - автор множества книг, мастер слова не умел написать простое, рядовое письмо! Он должен был это письмо перечувствовать, перестрадать, пережить, - и только тогда он нашел бы те десять-пятнадцать строк, которые ему были нужны!! Иной залихватский словоблуд,...
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Часть текста: Но есть нечто такое, что неотъемлемо принадлежит каждой эпохе - и только ей, —нечто индивидуальное, неповторяемое, характерное, - это «стиль эпохи», ее «колорит», ее «запах». Запах эпохи. Он не повторяется, — у каждого поколения свое лицо, выражение лица свое, раз навсегда, — и это лицо для всякого, изучающего историю, дороже всех войн, всех событий, всех перетасовок, ежедневно вершащихся на исторической сцене. Изучить стиль эпохи — это значит пережить ее вновь. Изучить ее события — это значит не узнать о ией ровно ничего. Вот почему нам так дорог каждый клочок исчезнувшего быта, каждый осколок былых нравов, обычаев, привычек, вкусов, - вот почему мы находим в них порою больше, чем во многих фолиантах, посвященных тщательнейшим историческим исследованиям. Мемуары Татьяны Пассек тем то и драгоценны для нас, что за всю свою долгую жизнь (1810—1889) она бережно сохраняла все эти клочки и осколки и, через три четверти века, сумела донести, не расплескав, каждую каплю далекого прошлого, воссоздавая по мельчайшим черточкам стиль и колорит отдаленных поколений. Говорит она, например, о первых годах прошлого столетия. Ни о Тильзитском мире 3 , ни о Священном Союзе 4 , ни о Тугендбунде 5 у нее ни слова, но зато со страниц ее книги так и встает то умилительное, незабываемое время, когда из Москвы в Петербург тянулись восемь суток и везли за собою Кастрюльки, стулья, сундуки, Варенье в банках, тюфяки, Перины, клетки с петухами, Горшки, тазы et cetera; 6 когда девиц называли Пленирами и Темирами 7 и помещали в пансионе эмигранток Дапкар и Фальбала 8 ; когда любовные записки сочинялись по письмовнику Курганова, а вирши князя ...
Входимость: 1. Размер: 21кб.
Часть текста: народником, в восьмидесятые не искал идеалов, в девяностые не отрекался от "наследия отцов". Он был просто писатель, просто очень хороший писатель - и все чрезвычайно легко обходились без него. Если хотите, он был своеобразным представителем "чистого искусства", ибо с ним не о чем было полемизировать, и в лозунги для "Отечественных записок" или для чего-нибудь другого он положительно не годился. Он даже выставил - и это так странно! - на одной из своих книг эпиграф из Фета: Не знаю сам, что буду петь, Но только песня зреет, - словно чтобы еще лучше подчеркнуть полнейшую свою бесполезность. Правда, г. Скабичевский попробовал было воспользоваться им - выступил с ним против "Гражданина" и объявил, что вот г. Альбов - хоть и пишет в одних тонах с г. Достоевским, но куда выше г. Достоевского, ибо совсем не пахнет "деревянным маслицем", запах коего издает автор "Братьев Карамазовых", - но это и по тому времени показалось нелепостью, и Михайловский раз навсегда связал г. Альбова с г. Баранцевичем (поистине, роковая связь!), нашел у обоих писателей какую-то "симпатичную струйку" да так втуне и оставил. Так и пролежал г. Альбов тридцать лет и три года с этой...
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Часть текста: выявление перекличек в стихах акмеистов и окружающем их массиве русского стихового слова, и одна из таких перекличек была чревата литературным микро-конфликтом 1 ) и моими ежедневными обязанностями в Рижском театре юного зрителя, где я выступал в роли литературного советника при постановке спектакля по стихам Корнея Чуковского "Чукоккала, или Неужели в самом деле все сгорели карусели". Мне приходилось объяснять актерам центонную и "автометаописательную" природу импровизационного детского эпоса у этого автора и искать вместе с ними точный интонационный рисунок, указывающий на долженствующую быть прочувствованной зрителями цитатность многих моментов стихового действа (о некоторых наблюдениях над поэтикой "Крокодила" я написал в статье "Четыре урока рижской "Чукоккалы" для ежегодника по детскому театру 2 ). Я предполагал дать заметку "Об одном источнике "Крокодила"" в очередной сборник тезисов студенческой конференции Тартуского университета, но тогда произошло очередное местное цензурное устрожение в отношении автора "Мика", и эта миниатюра об интертекстуальном обмене осталась еще одним образцом приватного и изустного литературоведения семидесятых годов, рассказ о котором теперь, когда уходят главные его герои, уже назревает 3 . Второй экземпляр заметки я, по-видимому, немного позднее отослал замечательному исследователю биографии и творчества Корнея Чуковского Мирону Петровскому 4 . Много лет я этой заметки не видел, пока Е. В. Иванова не обнаружила ее в семейном архиве Чуковских и не предложила мне обнародовать ее в составе публикации переписки К. Чуковского и Н. Гумилева. Ныне, после работ И....