Поиск по творчеству и критике
Cлово "YET"
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Входимость: 1. Размер: 29кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: роль. Сегодняшний " Standard", напр., говорит: "Дела на Балканском полуострове приняли серьезный, хотя едва ли тревожный (?), оборот. Русский консул убит турецким жандармом. Конечно, ничего положительного сказать пока невозможно, но весьма может статься, что консул был просто жертвой общей деморализации, общего беззакония, господствующих во всех трех вилайетах. А может быть, его смерть - следствие фанатизма, возбужденного против всех вообще христиан". Как видите, явная тенденция свести убийство на общее положение вещей: "Всех убивают, ну вот и русский пал жертвой!" Фанатизм направлен против всех вообще, а не только против русских. Стало быть, русским нечего быть в претензии. " Daily Tel." - тот просто уверяет, что "вряд ли часовой знал, в кого он стрелял. Он убивал христианина, а не русского". К тому же газета думает, что "царское правительство, заодно с правительствами других держав, стремится всячески отвратить или хоть задержать на время всякие конфликты на юго-востоке Европы". Она хоть и "сомневается в успехе, но не отчаивается ( "Whether this policy will be successful seems somewhat doubtful, though not yet abandon all hope"). " Daily News", напротив, полагает, что последние события должны сильно повлиять на русскую политику. "Убийство второго русского консула турецким солдатом - не очень-то склонит Россию помочь Турции в ее теперешних трудностях", - говорит газета и - как наиболее солидная из всех - оставляет вопрос открытым. Зато мелкая пресса шумит, предрекает неминуемую войну, в два присеста решает самые сложные политические вопросы… II 28 мая с. г. Чемберлен, предлагая в палате общин хлебную пошлину, связал с нею, как следствие с причиной, повышение заработной платы, выдачу...
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Часть текста: ни встретились на этом пути, Маршак преодолеет их все до одной, потому что уже тогда, в те далекие годы, в нем ощущался силач. Его темпераменту была совершенно чужда добродетель долготерпения и кротости. Во всем его облике ощущалась готовность дать отпор любому супостату. Он только что вернулся тогда с юга, и, я помню, рассказывали, что там, на Кавказе, он наградил какого-то негодяя пощечиной за то, что тот обидел детей. Повелительное, требовательное, волевое начало ценилось им превыше всего – даже в детских народных стишках. – Замечательно, – говорил он тогда, – что в русском фольклоре маленький ребенок ощущает себя властелином природы и гордо повелевает стихиями: Радуга-дуга, Не давай дождя! Солнышко-ведрышко, Выглянь в окошечко. Дождик, дождик, перестань! Горн, гори ясно, Чтобы не погасло! Все эти «не давай», «перестань», «выглянь», «гори» Маршак произносил таким повелительным голосом, что ребенок, обращающийся с этими стихами к природе, показался мне и вправду властителем радуг, ураганов, дождей. И еще одно драгоценное качество поразило меня в Маршаке, едва только я познакомился с ним: меня сразу словно магнитом притянула к нему его увлеченность, я бы даже сказал, одержимость великой народной поэзией – русской, немецкой, ирландской, шотландской, еврейской, английской. Поэзию – особенно народную, песенную – он любил самозабвенно и жадно. А так как его хваткая память хранила великое множество песен, лирических...
Входимость: 1. Размер: 29кб.
Часть текста: многих лет, полное русскоязычное издание «Листьев травы» появилось лишь в 1982 году 1 . Примерно шестая часть из более чем 380 текстов в этом томе - включая самое крупное произведение «Песня о себе» - дана в широко известных переводах Корнея Чуковского. В книге кроме того представлены работы более чем двух десятков литераторов. Некоторые из них, например С. Маршак и М. Зенкевич, заслужили известность именно как переводчики; немногие, в том числе М. Алигер и Б. Слуцкий, будучи поэтами, переводили стихи лишь от случая к случаю; под другими стихотворениями стоят имена менее знакомые. Странным образом из данного ряда выпал тот, кто первым представил соотечественникам обширную подборку поэзии Уитмена, - Константин Бальмонт. В предисловии к изданию 1982 года М. Мендельсон, самый авторитетный советский уитменовед, дает понять, что Бальмонта оставили в стороне неслучайно. По его мнению, переводы Бальмонта хотя и имеют определенную ценность, но скомпрометированы гиперромантической интонацией, характерной и для его собственных стихов. После революции, утверждает Мендельсон, искусственность и претенциозность такой манеры стали очевидны, и переводы Бальмонта потеряли своего читателя. Однако настолько ли эти переводы слабее считающихся каноническими работ Чуковского или других переводчиков, чтобы быть преданными забвению? Наносит ли присутствие поэтического «я» Бальмонта непоправимый урон его переводам? М. Гаспаров, сам одаренный переводчик античных авторов, указывает на спорность переводов, в которых переводящий либо заслоняет автора, либо слишком близко следует оригиналу; вместе с тем, по его мнению, вряд ли существует единственно верный метод...
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Часть текста: мировой войны Англия была нашей союзницей. В 1916 году группа русских литераторов по приглашению английского правительства поехала в Лондон. Кроме меня в эту группу входили: А. А. Башмаков, Е. А. Егоров, В. Д. Набоков, Вас. Немирович-Данченко, А. Н. Толстой. Ехать нам пришлось кружным путем через Финляндию, Швецию и Норвегию. Фотографии русских литераторов, направляющихся в Англию. 1916 По пути случился один небольшой эпизод, нашедший свое отражение в Чукоккале. Кто-то из нас в шутку рассказал Алексею Толстому, будто капитан парохода сообщил под великим секретом, что мы вступили в опасную зону, кишащую германскими минами, и что за нами охотится германская подводная лодка. Алексей Толстой поверил этому вздору и тотчас же, уйдя к себе в каюту, стал писать очередную корреспонденцию о германских минах в Северном море. Писал он не меньше часа. А когда кончил, мы сообщили ему, что он стал жертвой своего легковерия. Это так разгневало его, что он бросился в каюту Василия Ивановича Немировича-Данченко, который не принимал никакого участия в нашей коварной шутке. Старый, семидесятипятилетний писатель мирно почивал в комфортабельной каюте, положив на ближайшую тумбочку свои белоснежные зубы. В ослеплении гнева Толстой схватил эти ни в чем не повинные зубы и хотел бросить их в море. Мы с трудом удержали его. А незлобивый Василий Иванович, чуть получил свою челюсть обратно, мгновенно успокоился и, взяв у меня Чукоккалу, написал в ней стихотворный экспромт — о том, что сталось бы с каждым из нас, если бы и...
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: daughter?' I had picked the book up in the market, and some pages at the beginning, where the pronunciation was explained, were torn out: that is why I never learnt to speak English. But I did learn to read. The first book I read was a volume of Swinburne, and I declaimed my favourite lines up there on the roof: From too much love of living. From hope and fear set free, We thank with brief thanksgiving Whatever gods may be. Than no man lives for ever. That dead men rise up never. That even the weariest river Comes somewhere safe to sea. Later I got "The Golden Treasury of English Verse" from a bookbinder friend, and fell in love with William Blake, John Keats, and S. T. Coleridge, with all the passion of my eighteen-year-old heart. If by some miracle an Englishman could have turned up on the roof beside me and heard me spouting 'The Ancient Mariner' or 'Christabel', he would probably not have recognized his own language; for I pronounced English according to my lights - fantastically wrong, of course - and yet I thrilled to the powerful music of English poetry. I had nobody with whom to share my ecstasy since I had not a single friend who knew a word of English. From "The Golden Treasury" I learned by heart - and still remember - 'The Last Ride Together", Tennyson's 'May Queen', and 'Tam O'Shanter'. And in the winter, when the roofs were covered with snow and there was no work for roof-painters, I took Boswell's "Life of Johnson" out of the library and spent three months in the company of Sir Joshua Reynolds, of Garrick, Sheridan and...