Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Д"

1. Уолт Уитмен. Песня о себе

Входимость: 1. Размер: 158кб.

Часть текста: дома и квартиры, на полках так много духов, Я и сам дышу их ароматом, я знаю его и люблю, Этот раствор опьянил бы меня, но я не хочу опьяняться.   Воздух не духи, его не изготовили химики, он без запаха, Я глотал бы его вечно, я влюблен в него, Я пойду на лесистый берег, сброшу одежды и стану голым, Я схожу с ума от желания, чтобы воздух прикасался ко мне. Пар моего дыхания, Эхо, всплески, жужжащие шепоты, любовный корень, шелковинка, стволы-раскоряки, обвитые лозой, Мои вдохи и выдохи, биение сердца, прохождение крови и воздуха через мои легкие, Запах свежей листвы и сухой листвы, запах морского берега и темных морских утесов, запах сена в амбаре, Мой голос, извергающий слова, которые я бросаю навстречу ветрам, Легкие поцелуи, объятия, касания рук, Игра света и тени в деревьях, когда колышутся гибкие ветки, Радость — оттого, что я один, или оттого, что я в уличной сутолоке, или оттого, что я брожу по холмам и полям, Ощущение здоровья, трели в полуденный час, та песня, что поется во мне, когда, встав поутру, я встречаю солнце.   Ты думал, что тысяча акров — это много? Ты думал, что земля — это много? Ты так долго...

2. Гилберт Кийт Честертон: Жив-человек. Часть II. Глава I

Входимость: 1. Размер: 59кб.

Часть текста: конца стола на своеобразной скамье подсудимых сидел обвиняемый Смит, тщательно изолированный от внешнего мира квадратом легоньких стульев, принесенных из спальни, хотя любой из них он мог бы выбросить за окно одним пальцем. Его снабдили перьями и бумагой; в течение всего процесса он с большим удовольствием мастерил из этой бумаги бумажные кораблики, бумажные стрелы и бумажные куклы. Он ни разу не сказал ни слова и даже не поднял глаз; казалось, он чувствовал себя на суде так же беззаботно, как ребенок на полу в своей детской, где нет ни одного человека. На длинной кушетке были поставлены стулья, а на стульях, спиной к окну, разместились три девушки, Мэри Грэй. посредине. Получилась не то скамья присяжных, не то палатка королевы красоты, восседающей на рыцарском турнире. На столе, на самой середине, воздвигнут был Муном невысокий барьер из восьми томов «Добрых Слов»[1], чтобы обозначить ту нравственную преграду, которая разделяла спорящие стороны. По правую сторону стола сидели оба представителя обвинения, доктор Пим и мистер Гулд. Сзади них –...

3. К годовщине потемкинских дней (Воспоминания очевидца)

Входимость: 1. Размер: 25кб.

Часть текста: действовали мало, словно по принуждению. Помню какого-то лохматого, пьяного господина, который театрально кричал: «Товарищи! Вот, идет поезд! Ляжем костьми на рельсы! Будем лежать, покуда он не станет!» И многие, точно стыдясь друг друга, ложились на рельсы- в пыль, в грязь, и лежали там в нелепых, неудобных позах. Слышался гул поезда, свистки – господин вскакивал с рельс, все на ним – и поезд беспрепятственно проходил мимо. Люди отряхали от одежды пыль, им неловко было поднять глаза, а пьяный господин продолжал демосвенствовать, как ни в чем ни бывало. Жарко, скучно, пыльно. Так этот господин и остался для меня почему-то символом интеллигентской революции. Но вот, утром, на другой день опьяняющее известие – вы его знаете – о броненосце, который «за нас», который «с нами», о «нашем» броненосце. Он добудет нам правду, справедливость, свободу, он сразу даст нам все, что мы теперь выторговываем по мелочам. Он поддержит нас, он отмстит. Когда я прибежал к бульвару, откуда был вид на море, я застал там, именно, такое настроение. Глаза у всех горели, все мечтали вслух и влюбленно глядели на море. Там, недалеко от входа в гавань, в саженях двадцати от маяка, стоял «Потемкин». Его катер медленно тащил к нему какой-то пароход, и за этим катером следили, как за живым существом. - Какой это пароход? - Это угольщик. - Зачем он нужен «Потемкину»? - А чтобы взять у него уголь, чтобы сделать запас. Толпа знала, как зовут...

4. Дневник Чуковского. 1926

Входимость: 2. Размер: 111кб.

Часть текста: при Союзе писателей. М. А. Бекетова, С. Маршак — вздор, курение, усталость и никчемные разговоры. Маршак рассказал интересную вещь о своем сыне, которому, кажется, 9 лет. Сын учился музыке — и по своей инициативе отказал учительнице музыки: — Больше вы ко мне не ходите. Музыка праздное занятие для безработных. 11-месячный младенец (другой сын Маршака) тянется к нему, чуть увидит его, и вообще отца обожает. Но в последнее время он усвоил манеру — шутить и кокетничать с ним, то есть играть в перверзию. Он делает вид, что ему отец противен, что он не хочет к отцу, т. е. делает установку на противоположное чувство. Ночь на 13-е янв. Выбираю себе псевдоним. Хорошо бы П. И. Столетов (т. е. Пистолетов). Барабанов, Пупырников, Ляпунов. <...> 24 января, воскресение. Эта среда была для меня днем катастроф. Все беды обрушились на меня сразу. Дело было так: 25 января «Красная» решила начать печатанием мой роман. Для этого я должен был написать предисловие. Я написал — очень газетное, очень нервное, и так как я уже 8 лет не писал фельетонов — меня эта работа взбудоражила. Я принес мой фельетон Ионе Кугелю. Он нашел некоторые места нецензурными: насмешка над молодыми пролетарск. поэтами, порнография (в цитате из Достоевского!! «Краса красот сломала член») Словом, канителился я с этим фельетоном дней пять. Сказали, что 20-го пойдет. Звоню 20-го утром. Иона говорит: «Не до вашего фельетона! Тут вся газета шатается!» Я конечно сейчас же — в «Красную». Иона взволнован, не спал ночь. Оказывается, в Ленингр. бумажный кризис. Нет ролевой газетной бумаги. Образовалась особая комиссия по сокращению бумажных расходов — и эта комиссия, вначале решившая закрыть одну из вечерних газет, теперь...

5. Гилберт Кийт Честертон: Жив-человек. Часть II. Глава II

Входимость: 4. Размер: 64кб.

Часть текста: еврей и американец – легко приходили в возбуждение, и по быстрым движениям черной и желтой голов было ясно, что подлинность документа, увы, вне всяких сомнений. Письмо ректора оказалось не менее подлинным, чем письмо проректора, хотя и отличалось, к сожалению, некоторой легкостью тона. – Мне остается прибавить лишь несколько слов, – сказал Инглвуд. – Теперь, конечно, ясно, что наш клиент прибегал к оружию с эксцентрической, но невинной целью: дать хороший урок тем, кого он считал богохулами. Урок был во всех отношениях настолько удачен, что даже сами потерпевшие считают этот день днем своего нового рождения. Смит отнюдь не сумасшедший человек; скорее он психиатр, который лечит других сумасшедших и, шествуя по миру, уничтожает безумие, а не распространяет его. К этому и сводится мой ответ на те два необъяснимых вопроса, которые были мною предложены обвинителям, а именно: почему не посмели они огласить ни единой строки, написанной рукою того человека, которому Смит угрожал своим револьвером? Все те, кто видел перед собой дуло револьвера, признают, что это принесло им пользу. Вот почему Смит, будучи хорошим стрелком, никогда никого не ранил. Его душа чиста и неповинна в убийстве, а руки его не обагрены кровью. В том, повторяю, и заключается единственно возможное объяснение этого случая, равно как и всех прочих. Нельзя, не приняв на веру слов ректора, объяснить себе поведение Смита. Даже сам доктор Пим – настоящий кладезь замысловатых научных теорий – и тот не сумеет иначе объяснить нам данный случай. – Гипноз и раздвоение личности открывают нам многообещающие перспективы,...