Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "С"

1. Липовецкий Марк: Сказковласть - "Тараканище" Сталина

Входимость: 1. Размер: 55кб.

Часть текста: уже настолько прочно вошли в интеллектуальный обиход, что не вызывают никакой рефлексии. Между тем фактически всегда, когда мы пытаемся изолировать какие-то элементы советского мифа, то они непременно так или иначе оказываются сопряженными со сказочными мотивами. Достаточно сослаться на известную книгу К. Кларк (Soviet Novel: History as Ritual), в которой убедительно доказывается, что социалистический реализм в своей поэтике постоянно опирался на сказочный "протосюжет". Нетрудно назвать множество текстов, несущих на себе одновременную печать советского мифологизма и ярко выраженной сказочности: это и поэмы А. Твардовского "Страна Муравия" и "Василий Теркин", и "Приключения Буратино" А. Толстого (написанные фактические одновременно с повестью "Хлеб"), и кинокомедии Г. Александрова и И. Пырьева, создававшие идеальный план советского мира, неприкрыто ориентируясь при этом на сказочные структуры в построении сюжета, обрисовке персонажей и их функций 2 ; и "Александр Невский" С. Эйзенштейна, в котором искусно...

2. Иванова Евгения: Неизвестный Чуковский

Входимость: 1. Размер: 58кб.

Часть текста: году и до 1969 года, когда незадолго до смерти завершалось издание первого в его жизни собрания сочинений в шести томах, прошло почти семьдесят лет, отданных подвижническому и непрекращавшемуся ни на один день литературному труду. Однако судьба Чуковского была удивительной не только по своей продолжительности, но и по плодотворности. Пройдя через все революции и войны, выпавшие на долю России в XX веке, Чуковский пережил несколько литературных эпох, и в каждой из них его талант раскрывал новые грани. В итоге он успел попробовать себя едва ли не во всех литературных жанрах: был критиком, детским поэтом, переводчиком, прозаиком, литературоведом, мемуаристом, пламенным борцом за культуру речи и ученым-лингвистом, заложившим в России основы изучения особенностей детского языка и мышления, редактором нескольких литературных журналов. И при таком разнообразии его литературная судьба никогда не выглядела разбросанной, потому что она имела единый центр – пламенную и почти религиозную любовь к литературе и искусству. В рамках меняющихся литературных эпох Чуковский неизменно занимал обособленное место, что ярко отразилось в мемуарах о нем, изданных в 1977 году в книге “Воспоминания о Корнее Чуковском”. Поклонники и почитатели, все те, кто пользовались его поддержкой на литературном пути или просто удостаивались дружбы, наперебой и с горячей признательностью вспоминали о нем, пересказывали шутки, меткие литературные словечки и суждения, повторяли его рассказы о пережитом и т. п. Позднее были опубликованы пристрастные воспоминания Евгения Шварца “Белый волк”, где Чуковский предстал в образе одержимого литературой злодея, под маской показного добродушия скрывающего лицо чуть ли не человеконенавистника. Однако найти действительный облик Чуковского в этих воспоминаниях довольно трудно, потому что как доброжелатели, так и недоброжелатели едва ли до конца...

3. Быков Дмитрий: Держаться, Корней!

Входимость: 1. Размер: 19кб.

Часть текста: Чуковский… Да что вы говорите, я точно знаю, что Маршак!" Впрочем, чего сетовать, 120-летнего юбилея Блока тоже не заметили, да и вообще, чем меньше отечество празднует подобные даты, тем больше у нас шансов, что оно покуда не окончательно затоталитарилось. Иное дело, что за Чуковского как-то обиднее, чем за Блока. Блок свое взял - в том числе и при жизни. Его не раз называли мучеником русской литературы, но это было мученичество светлое, сродни пастернаковской голгофе в конце пятидесятых: твердое сознание избранничества, сочувствие и любовь читателей… Да и творчество всегда было для Блока радостью, он ни дня не "работал" в собственном смысле слова - в записных книжках рядом с неудавшимся черновиком есть характерная пометка: "Не пишется, так и брось". Чуковский был каторжником, олицетворявшим собой совершенно иной тип служения слову: не сказать, чтобы он не обладал врожденным вкусом и слухом, не сказать также, чтобы не любил литературу (только ее и любил на свете) - но каким нечеловеческим трудом давался ему каждый текст, производивший на современников впечатление легкости, поверхностности и танцующего, порхающего блеска! Дневник Чуковского, ставший со временем главным и наиболее цитируемым его произведением, переполнен признаниями: "разучился писать", "даже письма пишу с черновиками", "бездарен", "не могу написать ни строки", "с трудом и отвращением дописываю"… Скрип, натуга, тоска, лямка, ярмо. И все это притом, что литература действительно была его хлебом и воздухом, его единственно нормальной средой, его человеческим и политическим убежищем, его матерью и его ребенком, - даже в русском XX веке, в котором служение слову уж подлинно заменило религию, я не назову другого...

4. Зощенко. Ранняя слава

Входимость: 1. Размер: 19кб.

Часть текста: издательство с инфантильным названием «Картонный домик» — еле успевали печатать его сочинения, причем многие из его повестей и рассказов переиздавались опять и опять, и все же ненасытный читательский спрос возрастал из году в год. «Этот человек,— вспоминает Константин Федин,— был первым из всей молодой литературы, который, по виду, без малейшего усилия, как в сказке, получил признание и в литературной среде и в совершенно необозримой читательской массе. Он действительно проснулся в одно прекрасное утро знаменитым...»(1). Подумать только: уже в 1928 году, то есть всего через семь лет после напечатания его первых рассказов, появилась о нем целая книга в ученом издательстве «Academia» (в серии «Мастера современной литературы»). А немного позднее, в 1929 году, когда он все еще был молодым человеком, издательство «Прибой» предприняло Собрание его сочинений. Вводная статья к этому изданию начиналась такими словами: «С именем Зощенко связана крупная литературная удача».   II Но удача его была какая-то странная и, я бы сказал, роковая, чреватая тяжелыми последствиями. Та публика, которая создала ему популярное имя, знать не знала, что у него есть своя, глубоко выстраданная, заветная тема. Публика увидела в нем только своего развлекателя только пустопорожнего автора мелких и смешных пустяков и, утробно смеясь его «Аристократкам» и «Баням», относилась к нему с тем непочтительным чувством, с каким толпа обыкновенно относится ко всяким смехотворцам, анекдотистам, острякам, балагурам. Его литературное значение поняли к началу тридцатых годов лишь такие знатоки и ценители художественного русского слова, как Алексей Толстой, Юрий ...

5. Эткинд Е.: Отец и дочь

Входимость: 1. Размер: 45кб.

Часть текста: вех нашего столетия, 1913 год; отцу - 31 год, он уже завоевал имя влиятельного критика и увлекательного рассказчика о литературе; дочери - семь лет, она растет в финском местечке Куоккала под Петербургом, играет на берегу моря, а впрочем - уже знакома с Маяковским и Репиным. 1917 год: отцу - 35, он внимательно следит за катастрофическими и грандиозными событиями, приближению которых по-своему способствовал он тоже, сатирик и радикал; дочери - 10 лет, она едва начинает понимать происходящее в обществе и участвовать в его жизни. Дальше - относительно последующих вех - читателю нетрудно высчитать самому: 1930, 1937, 1941-45, 1953, 1956... Да и вычислять более нет надобности: в дальнейшем различие между отцом и дочерью определяется уже не столько возрастом, сколько прошлым: отец сформировался в первое десятилетие нашего века, дочь - в двадцатые-тридцатые годы. Отцу было 25 лет в пору проигранной русско-японской войны, неудачной первой революции и последовавшего за этими обоими поражениями, военным и политическим, расцвета поэзии и философии. Дочери било 25 лет, когда революционные порывы двадцатых...