И.В. Вдовенко. Стратегии культурного перевода.
2. 1924-1925. Черновой и "канонический" варианты "Бармалея"

Текст "Доктора Айболита" ("по Лофтингу") выйдет из печати в конце 1924 г. И меньше чем через год, в августе 1925-го, Чуковский снова вернется к этой истории. Он напишет два рассказа - "в продолжение", и на сей раз уже по мотивам двух сказок: "Приключение белой мыши" и "Маяк". Формальная причина, излагаемая в дневнике, все та же - деньги:

"Вдруг выяснилось, что у меня нет денег. Запрещение "Мухи Цокотухи"⁴⁸ сделало в моем бюджете изрядную брешь. Поэтому я принял экстраординарные меры: взял доктора Айболита и в четыре дня переделал и перевел оттуда два рассказа..."⁴⁹.

Однако, очевидно, что эта причина - именно "формальная" - толчок к дальнейшему продолжению работы, в действительности и не прекращавшейся. Еще до выхода пересказа, в начале ноября 1924 г. была закончена первая редакция⁵⁰, а к февралю 1925 - окончательный ("канонический") текст "Бармалея"⁵¹ - первой "оригинальной", "авторской" сказки цикла, которая (и мы попробуем сейчас это показать) по сути, продолжает работу, начатую в пересказе, во многом доводя ее до логического конца.

О том, как возник замысел "Бармалея", Чуковский позднее запишет на страницах "Чукоккалы":

"1924 году мы бродили с Добужинским по Петроградской стороне. Он нежно любил Петербург, о чем свидетельствуют его поэтические иллюстрации к "Белым ночам" Достоевского и многие другие рисунки. Гуляя, мы вышли на Бармалееву улицу.

- Почему у этой улицы такое название? - спросил я. - Что это был за Бармалей? Любовник Екатерины Второй? Генерал? Вельможа? Придворный лекарь?

нарисовал Бармалея. Вернувшись домой, я сочинил сказку об этом разбойнике, а Добужинский украсил ее прелестными своими рисунками"⁵².

Этот комментарий относится к вклеенному в альбом одному из первоначальных рисунков Добужинского, сделанных еще до того, как была написана сказка. На рисунке - огромный крокодил, наполовину выбравшийся из воды на остров, проглатывает вытянувшегося "солдатиком" Бармалея, справа - стоящие возле костра на коленях, сложившие молитвенно руки дети, в левом верхнем углу - маленький летящий самолет.

Возможно, на этом самолете летит на остров Айболит. Возможно, никакого Айболита пока и не предполагается, а самолет лишь служит украшением рисунка. Возможно, на самолете прилетел сам крокодил (так, на рисунке Ре-Ми к "Крокодилу", воспроизведенном на приглашениях на чтения в Тенишевском училище, также был изображен аэроплан, уже покинутый спрыгнувшим с нею Крокодилом Крокодиловичем, но все еще продолжающий лететь). По словам Чуковского, изначального плана не существовало, поэма рождалась как совместная импровизация писателя и художника: "Сказка создавалась быстро, с веселым подъемом и непрерывающимся хохотом, который возбуждали то рисунки М. В.⁵³, то мои стихи"⁵⁴.

Другими двумя немаловажными свидетельствами, относящимися к замыслу, являются два наброска предисловия, сопровождающие текст "первоначального" варианта сказки. В одном из них автор предпринимает попытки разъяснить жанровые особенности произведения (предполагалось, что, как некогда "Крокодилу" было предпослано определение "синематограф для детей", "Бармалею" будет - "оперетта для детей"):

"Свою сказку о Бармалее я назвал опереттой, потому что она состоит из целого ряда лирических арий, соединенных пародийно воспринятой драматической фабулой. Но, конечно, это оперетта не вокальная, а чисто словесная, так как, по-моему, в детях с самого раннего возраста необходимо воспитывать чувство не только музыкального, но и стихотворного ритма. Этой задаче я старался служить всеми своими детскими книжками, поскольку фонетика выдвинута в них на первое место (и всякому изменению сюжета соответствует изменение ритма). Но словесную оперетту я пишу впервые..."⁵⁵.

В другом наброске предисловия Чуковский дает некоторые объяснения целям написания этого текста:

"Бармалей написан, так сказать, из полемики. Как-то среди педагогов зашел разговор о том, что авантюрная повесть доступна лишь 13-15-летним подросткам и что маленькие дети лет пяти будто бы для нее не созрели. Выходило так, что все эти Буссенары и Куперы специально приспособлены для детей того возраста, который соответствует тому периоду истории человеческой расы, когда человек был номадом-кочевником, так как им еще не свойственна любовь к природе"⁵⁶.

Сюжет канонической версии "Бармалея", я думаю, не нуждается в пересказе. Любому русскоязычному читателю он хорошо известен с детства: Таня и Ваня убегают в Африку, шалят, возмущенный Бегемот призывает на помощь Бармалея и т. д. Однако, вероятно, именно эта известность, некритическое детское восприятие заставляет нас не замечать некую несуразность этого сюжета.

Что за Айболит вдруг прилетает на самолете? (Это сейчас нам известно об Айболите все, а на момент написания текста и его первых публичных чтений пересказ Лофтинга даже еще не вышел из печати.) Зачем нужно его вмешательство, если он в конечном счете ни на что не влияет и никак не помогает Тане с Ваней? Почему вдруг Горилла (которая, кажется, только что была не меньше Бегемота возмущена поведением Тани и Вани) приводит крокодила, который тут же, ни слова не говоря, глотает Бармалея? Что это вообще за ручной такой у нее крокодил, которого она "водит" (на веревочке что ли?) за собой по Африке? И о чем вообще эта сказка? О том, что можно не слушаться "мамочку с папочкой" и убегать в Африку?

"Бармалея" в непосредственной связи (пусть даже не как развитие) с текстом предшествующего ему первого варианта "Доктора Айболита". В особенности, с учетом в некотором смысле более полного, подробного текста его "первоначального варианта"⁵⁷.

Первое, что становится заметно при такой постановке вопроса - сходство общей установки. В процитированном выше наброске к предисловию Чуковский говорит о цели, которую он преследует написанием "Бармалея": переложить авантюрную повесть (содержание которой, якобы, доступно лишь 13-15-летним подросткам) для "маленьких детей" лет пяти. Но разве не "для маленьких детей" пересказан "Доктор Дулитл"? И разве в основе своей это не рассчитанная на "средний возраст" (как это определено на титуле советского перевода) "авантюрная повесть", хотя и сказочная по антуражу⁵⁸?

Следующая попытка определения, на сей раз жанра "первоначальною варианта" - "оперетта для детей", пусть в меньшей мере, но тоже способствует пониманию некоторых моментов, связанных с общей конструкцией "канонического" текста "Бармалея". Оперетта - жанр во многом условный, опирающийся на систему четко установленных, заранее явных "амплуа" (герой, героиня, злодей, простак, каскадная пара и т. д.) преимущественно комедийно-мелодраматического характера. В этом смысле та степень условности, необъясненности персонажей и некоторых происшествий (подаваемых "как есть") вполне жанрово обусловлена (впрочем, как раз большинство этих "непроясненностей" и исчезает при сравнении текстов, но это уже другой вопрос).

Здесь первое, на что стоит обратить внимание, - портретное сходство персонажей.

Айболит "Доктора Айболита" и Айболит "Бармалея" еще не "инварианты", но один и тот же персонаж (возможно, рассматриваемый немного в ином ракурсе, подаваемый в другой тональности).

Мы уже упоминали вскользь о том, что Лофтинг всегда сам иллюстрировал свои книги, сам создал визуальный портрет Дулитла: добродушно улыбающегося крепыша в цилиндре и фраке. Говорили мы и о том, что первые советские иллюстраторы сказок Чуковского, изображая Айболита, практически всегда отталкивались от внешнего облика созданного Лофтингом героя.

Иллюстрации Добужинского к "Бармалею" в этом смысле - не исключение. На них мы видим все того же лофтинговского героя, из фрачного кармана которого торчат вместо белоснежного платка врачебные принадлежности - трубка, бутылочки с лекарствами, заткнутые бумажными этикетками.

сейчас же отметим лишь прямое "программное" совпадение характера и изображения этого персонажа со словами Чуковского о пародийности и с воспоминаниями о "непрерывном хохоте", сопровождавшем написание сказки.

Основными противниками Дулитла в первой книге Лофтинга являются король Джолингинки и (после отплытия из Африки) предводитель пиратов Бен-Али. Второй персонаж в первом "прозаическом" варианте "Доктора Айболита" Чуковского отсутствует. Первый превращается в негра - "страшного людоеда Чумаза".

Все эти четыре слова в описании придуманного Чуковским вместо короля Джолингинки персонажа мы увидим и в описании Бармалея:

Бармалей - людоед ("он бегает по Африке и кушает детей").

Эй чумазый черномазый Бармалей!
Выходи сразиться с нами, не робей!)

Бармалей - страшен. Это вообще его главная характеристика:

Он глазами сверкает,
Он страшными зубами стучит,
Он страшный
Он страшное слово кричит...

При сравнении с текстом Лофтинга можно заметить, что, за исключением черного цвета кожи (который станет неопределенным в "окончательной редакции" текста, а с иллюстраций исчезнет окончательно лишь после войны, причем, вероятно, скорее в силу соображений политкорректности⁵⁹), все эти характеристики полностью принадлежат Чуковскому, возникают в его пересказе. Лофтинговский король Джолингинки совсем не страшен. Кроме того, он слишком образован и "европеизирован" для того, чтобы есть своих пленников ("арест пленников" - мы говорили об этом - следствие сознательно принятого решения). Но Чумаз Чуковского именно страшен, и Айболит в "Бармалее", высадившийся на берег Африки, встречает именно такого, пусть и называемого другим именем персонажа.

"пират" - на первый взгляд - характеристика, пришедшая от Добужинского ("это был знаменитый пират"), и в тексте Чуковского она вообще прямо не дается (хотя и закрепляется рядом обязательных примет в дальнейшей иллюстраторской традиции). Но ведь Бен-Али, другой противник Дулитла в лофтинговском тексте, - также пират. Забегая чуть вперед, мы видим, что в окончательном, четвертом варианте "Доктора Айболита" эти два лофтинговских персонажа - негритянский король и берберийский пират - окончательно сольются в один (поглотив в этом слиянии где-то на пути и второстепенных злодеев, таких как шарманщик, из лап которого доктор в начале книги выручает обезьянку Чи-Чи). Имя этому главному противнику Айболита будет именно Бармалей. И здесь мы должны (достаточно осторожно) обратить внимание еще на одно обстоятельство.

При переводе имен Чуковский (мы видели это, когда говорили об именах в "Докторе Айболите") придерживается принципа языковой адекватности - имя может быть странным, необычным, но не должно выбиваться из общего смыслового ряда или прямо свидетельствовать о некой принадлежности (национальной, религиозной, этнический).

В этом смысле имя предводителя пиратов - Бен-Али - тоже подвергается правке, превращаясь во втором варианте "Доктора Айболита" (в тексте, в котором мы впервые встречаемся с этим персонажем) в Беналиса (ударение на а), т. е. сохраняется некоторая связь с оригиналом, но видоизменяется в сторону абстрактной сказочности, абстрактной (не мусульманской) угрозы.

В конечном итоге, Беналис сольется с Бармалеем (причем слияние это будет происходить поэтапно - сначала Бармалей заменит Чумаза, и в тексте сказки у Айболита появятся два практически идентичных противника - оба пираты, оба предводители шайки головорезов, оба питают к протагонисту совершенно необъяснимую ненависть). Но это "конечное" слияние, по сути, лишь закрепление, отражение происходящего уже в "Бармалее". Причем, происходящего даже на уровне имени.

"бен" (сын - ивр.) и "бар" (сын - арам.) для уха человека, пусть и не знающего иврита и арамейского, но привычного к еврейским именам (Бен-Акива, Бар-Кохба) могут восприниматься семантически смежно⁶⁰. Фоноритмическое членение имен также представляет соответствие:

Бен-Али - Барм-алей

(перенос ударения в имени Беналис скорее маскирует сходство), а следует заметить, что в целом Чуковский достаточно твердо придерживается принципа сохранения авторского членения имени (Джон-ду-литл - Ай-бо-лит).

"чутьем художника" или случайным стечением обстоятельств). В конце концов, оно не имеет решающего значения. Для нас сейчас важно зафиксировать лишь центральное положение: в тексте "Бармалея", при вполне сходных обстоятельствах, встречаются два персонажа даже не лофтинговското текста, а его, Чуковского, "пересказа". И "пародийно воспринятая драматическая фабула", о которой говорит Чуковский в набросках к предисловию к первому варианту, - это и есть их встреча.

Вообще, в этом смысле, первый вариант "Бармалея" как бы перекидывает мостик от "Доктора Айболита" к "канонической" версии. Так, в "Докторе Айболите" заглавный персонаж отправляется в Африку, стремясь попасть в царство обезьян (эти обезьяны и помогают ему преодолеть препятствие в виде Чумаза). В первом варианте "Бармалея" ("оперетте") в соответствующем месте появляется "хор обезьян", подхватывающий призыв Айболита к Горилле позвать крокодила:

Да да да, да да да,
Приведи его сюда⁶¹.

У Лофтинга звери постоянно и охотно помогают своему "звериному" доктору. Причем в пересказе Чуковского Айболит прибегает к их помощи даже гораздо чаше, чем в оригинале (вспомним эпизод с шарманщиком, в котором у Лофтинга Дулитл сам собирается расправиться со злодеем, а у Чуковского - грозит позвать на помощь Аву). Здесь, в "Бармалее" он поступает так же, когда отправляет за крокодилом Гориллу:

Поди, позови крокодила,
Чтобы пришел он скорее
И проглотил Бармалея⁶².

Горилла же, в свою очередь, тоже готова помочь звериному любимцу.

"каноническом" тексте такой прямой связи не просматривается. Гориллу никто не просит о помощи, она появляется вдруг, никем не ожидаемая; и крокодил, которого она приводит, тоже выглядит полнейшей неожиданностью.

Откуда вообще появляется здесь крокодил? Из текста ранней - 1917 г. - сказки Чуковского, в которой он глотал все и вся, оказывающееся на его пути? И да, и нет.

Возможно, сама эта идея действительно пришла Чуковскому в голову во время работы над пересказом книги Лофтинга. Вспомним для начала обстоятельства получения "аванса под "Doctor Dolittl'а"" (переплетение внутри самого этого сюжета встречи по поводу "Крокодила" с беготней в поисках денег). Или позднейшие воспоминания 1955 г., в которых Айболит также оказывается вплетен в историю Крокодила, рассказываемую под стук колес сыну. Но в текст "Бармалея" он все же скорее приходит уже не прямо, непосредственно из "Крокодила", а - опосредованно - из пересказа.

Такое ощущение, что как раз в этом моменте Чуковский доводит пришедшую ему ранее в голову идею до ее логического конца. Мы ведь обсуждали уже выше само появление Крокодила Крокодиловича в лофтинговском тексте, придумывание для него роли, раздувание его значительности, которое вдруг, в один миг заканчивается ничем.

Этот обрыв, исчезновение крокодила из сюжета (в тексте первого пересказа) и всплытие, неожиданное его появление (в тексте первой "авторской" вещи цикла) составляют как бы отдельный, дополнительный сюжет, лежащий поверх (или может быть меж) двух этих произведений. Действительно ли стоит воспринимать его в качестве единого целого?

"возможно"), Чуковский еще в первом тексте - в пересказе - собирался скормить крокодилу Врага (Чумаза, Бармалея, Беналиса). Опять же, практически даже не погрешив против оригинала, а лишь "собрав" все приключения в один сюжет. Соединив воедино (как он соединяет в одном "вражеском", "злодейском" образе всех отрицательных персонажей) всех "положительных" сильных и зубастых помощников.

Посмотрим: у Лофтинга акулы, спешащие на помощь Айболиту, предлагают проглотить пирата Бен-Али (и даже почти проглатывают - одна из акул берет Бен-Али "в пасть"). Но пираты исправляются, и акулы бесследно исчезают. По сути, то же происходит и с Бармалеем: крокодил проглатывает (только уже без "почти" и "чуть-чуть" - все лофтинговские действия и положения намеренно усилены в тексте), Бармалей исправляется, крокодил исчезает.

Впоследствии, в фильме 1938 г. (по сценарию Шварца) крокодил заменит и собаку Аву в эпизоде с шарманщиком. Именно крокодила, живущего у доктора, испугается пират Беналис (он же - шарманщик, он же - бывший Чумаз, он же - иностранный резидент, ненавидящий все хорошее и доброе, что существует в нашей прекрасной стране).